Читать книгу "Земные радости - Филиппа Грегори"

— Что это там?

— Где?

— На воде, рядом с оторвавшимся кораблем.

Один из офицеров, уставившись туда, куда показывал Джон, пожал плечами.

— Я ничего не вижу.

— Посветите факелом! — попросил Джон.

Благодаря вытянутым низко над водой факелам они заметили тень французской баржи, быстро скользившую к прорыву в заграждении.

— По местам! — заорал капитан.

Джон ринулся к колоколу и снова ударил в него. Орудийные расчеты открыли люки и откатили пушку, чтобы зарядить и вставить взрыватель. Солдаты высыпали на палубу. Кто-то зажег факел и швырнул его вниз на черную воду. В неровном свете перед Джоном предстала цепочка барж, упрямо и уверенно продвигающихся от католического лагеря под Ла-Рошелью к форту Сен-Мартен.

С противоположного конца барьера от английских судов донесся звон колоколов, призывающих к действию. Раздался одинокий выстрел из пушки, и Традескант почувствовал, как задрожала палуба под его ногами, как откатились назад пушки. Оторвавшийся корабль, которому надлежало быть встроенным в общую цепочку, беспорядочно качался на волнах, вырвавшись на свободу. Его экипаж столпился на палубе, пытаясь поставить паруса, взять корабль под контроль и вернуть его обратно в линию. А через образовавшийся проход одна за другой шли баржи прямо к цитадели.

— Брандер, — задохнулся Джон, увидев, что с другого края бухты от английских кораблей к французским баржам несется пылающий плот.

Матрос на корме героически направлял его прямо к баржам снабжения; ветер раздувал огонь, он взвивался и потрескивал, отражаясь в воде, будто языки адского пламени поднимались из поверхности моря. Матрос находился на своем посту до самого последнего момента, пока жар не заставил его прыгнуть в воду, а языки пламени уже не начали лизать бочонки с порохом. Он скрылся в море в тот самый момент, когда заряды на брандере начали взрываться, словно праздничный фейерверк. Матрос с головой ушел глубоко под воду, и на какой-то миг Джон побоялся, что он утонул. Но потом матрос вынырнул, мокрый как тюлень. Он подплыл к ближайшему кораблю, уцепился за канат, и его втащили на палубу.

Тут ветер изменил направление. Брандер, оставшийся без экипажа, неуправляемо шатался по волнам и удалялся от французских барж, очень удачно освещая им путь к берегу и форту.

— Проклятье, — выругался Джон. — Судя по всему, мы не попадем в них.

Гибельный кораблик покрутился в течение, и его понесло к английской линии. Матросы повисли на бортах кораблей с ведрами воды для погашения огня и с шестами, чтобы оттолкнуть брандер. При ярком свете пылающего плота английские канониры смогли рассмотреть свои цели. Заговорили английские пушки, их ядра попадали во французские баржи, и оттуда прыгали в море люди.

— Заряжай! — скомандовал командир оружейного расчета.

Палуба снова поднялась и тяжело просела под ногами Традесканта, когда большие пушки выстрелили и откатились. Еще одно прямое попадание, еще один французский корабль разбит посередине, и снова кричат люди, падая в волнующееся темное море.

Пытаясь разглядеть происходящее через клубы дыма, Джон увидел, как несколько барж отделяются от вереницы и направляются прямо к цитадели.

— Целься вдаль! — заорал он. — Целься в самую дальнюю баржу!

Из-за шума никто его не услышал. Джон бессильно наблюдал, как ведущая французская баржа, отнесенная от замка приливом, причалила к берегу, как приветственно распахнулись ворота цитадели, как быстро французы образовали цепочку. Началась разгрузка; мешки с продовольствием и боеприпасами, переходя из рук в руки, попадали в форт. Пока не угас английский брандер, Джон насчитал приблизительно дюжину безопасно разгруженных барж. Английские канониры больше не могли видеть цель. Битва была проиграна.

Цитадель получила подкрепление и продовольствие, а на следующий день командующий Торрес не прибыл к герцогу пообедать и принять условия капитуляции.

На военном совете Традесканта не было, он впал в немилость. Его заграждение не устояло, и форт, который был так близок к капитуляции, теперь питался лучше, чем осаждавшие его английские солдаты. Пока Бекингем советовался со своими офицерами, Джон ушел прочь от форта, прочь от флота, далеко в глубь острова. Он смотрел под ноги в поисках незнакомых растений, на его лице застыла хмурая гримаса. На герцога давили все те же обстоятельства, но только ситуация усугубилась. Запасы продовольствия форта пополнились, погода ухудшалась, и на одном из кораблей было выявлено уже два случая сыпного тифа. Похолодание грозило болезнями и лихорадкой, матросы и солдаты недоедали. У них был выбор: либо спать на свежем воздухе, под жалкими подобиями навесов из сплетенных прутьев и наброшенных кусков парусины, и тем самым рисковать получить лихорадку и ревматизм, или ночевать внутри корабля, набившись в тесные трюмы, как селедки в бочку, и заработать горячку.

Джон понимал, что они должны уйти до начала зимних штормов, и боялся: вдруг они будут настолько безумны, что останутся. Он приблизился к форту. Один из французских часовых на стене замка увидел его и стал бодро выкрикивать ругательства. Традескант замедлил шаг, и очень скоро смысл фразы стал совершенно ясен. Часовой держал на пике огромный кусок мяса, демонстрируя вновь обретенное изобилие.

— Voulez-vous, Anglais? — радостно вопрошал он. — Avez vous faim?[32]

Джон повернулся и побрел обратно к кораблю с таким неуместным названием «Триумф».

Бекингем не сомневался в том, как следует действовать.

— Мы должны атаковать, — просто заключил он.

Джон ахнул от ужаса и оглядел каюту герцога. Казалось, присутствующие ничуть не обеспокоены таким заявлением. Они кивали, словно все шло по плану.

— Но, милорд… — начал Традескант. — Они лучше питаются, у них практически неограниченное количество пушек и достаточно пороха, они исправляют свои оборонные укрепления, и нам известно, что их цитадель сильна.

Герцог больше не смеялся над страхами своего садовника, он посмотрел на него и ответил:

— Все это я знаю. Скажи что-нибудь такое, о чем я сам еще не думал, или помолчи.

— А вы не думали о том, что можно вернуться домой? — предложил Традескант.

— Думал, — резко отозвался Бекингем. — Но если я отправлюсь назад сейчас и мне нечего будет предъявить дома, я далеко не уверен, что мне будет куда возвращаться. — Он обвел глазами каюту. — Там еще есть люди, готовые судить меня за измену. И если мне суждено погибнуть, лучше я умру здесь, во главе атаки, а не на плахе во дворе Тауэра.

Для Традесканта было очевидно: то, что герцог так откровенен перед всеми, доказывает глубину его отчаяния.

— А если меня в Англии казнят, то и вас всех ждет далеко не светлое будущее, — добавил Бекингем. — Не хотел бы я оказаться на вашем месте, когда поинтересуются, как вы послужили королю на Иль-де-Ре. Я-то буду уже мертв, так что мне будет все равно. А вот вы все будете безнадежно скомпрометированы.