Читать книгу "Золотая нить. Как ткань изменила историю - Кассия Сен-Клер"

Древнегреческая легенда об Арахне – еще один пример коварной культурной связи между женщинами и пауками. Как и у любого мифа, достойного пересказа, у этой истории несколько вариантов, но все они начинаются с Арахны, бедной молодой женщины, которая с раннего возраста проявляла выдающееся мастерство ткачихи[532]. Она очень гордилась своим талантом, что в традиционных историях ничего хорошего женщинам не сулило. Когда подруга семьи предположила, что самой Афине, богине мудрости и искусств, следовало поучить Арахну, та фыркнула и ответила, что и Афине есть чему у нее поучиться.

Боги и богини быстро наказывают нахальных смертных. Переодетая Афина появилась у двери дома Арахны и предложила той помериться мастерством. Проигравшая не сможет прикоснуться ни к ткацкому станку, ни к веретену до конца дней. Разумеется, Афина победила, но сжалилась над Арахной, расстроенной тем, что она никогда больше сможет заниматься любимым ремеслом. Но милость Афины таила в себе злой умысел: чтобы не нарушить условий договора, но все же дать Арахне возможность прясть сколько душе угодно, богиня превратила ее из красивой женщины в паучиху[533].

Как взяться за дело

«В будущем это обещает стать коммерческим волокном».

Дж. Ф. Дьюти, 1885

От имитации до освоения – один шаг, и ни брезгливость, которую мы испытываем к паукам, ни бесконечный список технических трудностей не помешали людям предпринимать попытки укротить паучий шелк. Жители островов в юго-западной части Тихого океана традиционно используют его для изготовления лесок, а в Африке паутину и коконы собирали, чтобы изготавливать из них все – от сумочек до шляп. В Британском музее есть такая шляпа со страусовым пером из Ботсваны. Многие народы использовали этот шелк, чтобы наложить повязку на рану. Эта практика была широко известна во времена Шекспира. «Я бы очень желал познакомиться с вами, добрейшая госпожа Паутинка, – говорит Моток в пьесе «Сон в летнюю ночь», – если я порежу себе палец, я позволю себе обратиться к вам» (перевод М. Лозинского). (Паутина в самом деле обладает антисептическими свойствами.) В XVIII в. европейцы, недовольные господством Китая в производстве шелка и отчаянно пытавшиеся создать жизнеспособную альтернативу, полагали, что пауки могут стать основой для собственной шелковой промышленности. Отдельные шелковые нити из-за их тонкости даже использовали для перекрестий в оптических прицелах до 1960-х гг.[534]

Несмотря на такое разнообразие возможностей для использования, амбициозные коммерческие попытки обычно проваливались. Проблема в том, что невероятно трудно увеличить масштабы производства. Чтобы паучий шелк стал жизнеспособной альтернативой шелку тутовых шелкопрядов, нужно не только собирать паутину и коконы. Нужно получать шелк напрямую из источника, в больших количествах.

Франсуа-Ксавье Бон, французский аристократ, одним из первых серьезно исследовал производство паучьего шелка. В длинном докладе, опубликованном на французском языке в 1709 г. и позднее переведенном на английский, он рассказал о своих находках. В его усилиях ему помешало отсутствие базовых знаний о пауках. К примеру, он написал, что все пауки андрогинны, уверенный в том, что это самцы откладывают яйца. Он попытался описать фильеры с помощью сравнений с человеческой анатомией: «Все пауки выделяют нить через анус, в котором у них есть пять маленьких сосочков». Тем не менее он не отступал. Собирая яичные мешки (или «сумки», как он их называл) «в углах окон, дверных проемов или под венцами крыши», он набрал достаточно шелка, чтобы соткать пару чулок и перчаток, которые с восторгом представил научному сообществу как доказательство того, что эпоха тутового шелкопряда, возможно, приближается к концу[535].

Хотя начало было многообещающим, работа застопорилась, когда размеры препятствий стали очевидными. К примеру, по некоторым оценкам, потребовалось бы двенадцать пауков, чтобы напрясть такое количество шелка, которое дает один тутовый шелкопряд, и 27 648 пауков, чтобы спрясть единственный фунт шелка. Более того, выяснилось, что пауки практически не поддаются принудительному разведению. В действительности было невозможно наловить достаточное количество мух, чтобы накормить столько пауков. Еще хуже дело обстояло с их стремлением атаковать и убивать друг друга, как только они оказывались вместе в замкнутом пространстве. «Каждый раз, когда я наблюдал за ними, – в отчаянии написал один исследователь, – я видел, как паук меньших размеров становится жертвой более крупного паука. И через некоторое время в каждой коробке у меня осталось по одному или по два паука»[536].

И все же от идеи полностью не отказывались. Новаторы, изобретатели и ученые снова и снова вспоминали о ней, зачастую не подозревая о попытках предшественников. Каждый был убежден, что именно он наткнулся на священный Грааль в производстве ткани – ту самую нить, которая сможет соперничать с китайским шелком. Богатым и могущественным преподносили в дар любопытные вещицы из паучьего шелка в надежде, что они будут финансировать дальнейшие эксперименты. Полагают, что Франсуа-Ксавье Бон подарил пару чулок герцогине Бургундской, перчатки императрице Германии и Австрии и жилетку самому королю Людовику XIV.

Ближайшие исторические попытки достичь хоть какого-то успеха были предприняты французской колониальной администрацией на Мадагаскаре в конце XIX в. Жакоб Поль Камбуэ, французский миссионер, живший на острове, первым использовал методы извлечения шелка из живых пауков в 1880-х и 1890-х гг. Он поначалу пытался использовать только коконы, как это делается с обычным шелком, но обнаружил, что пятьдесят коконов дают всего лишь один грамм шелка. Однако если удерживать паука на месте и извлекать шелк напрямую из фильер, то длина полученной нити могла достигать от восьмидесяти до семисот метров. Господин Ноге, его коллега, создал ловушку, которая выглядела зловеще, но не причиняла паукам вреда и позволяла кругопрядам-нефилам давать шелк группами. Шелк, собранный подобным образом вокруг Антананариву, был превращен в полог для кровати и с большой помпой показан на Всемирной выставке в Париже в 1900 г., прежде чем исчезнуть без следа[537].