Читать книгу ""Сивый мерин" - Андрей Мягков"

Оказалось, что не убил, но ранение выглядело серьёзным: пуля прошила брюшную полость, задев левое лёгкое.

— Плохо, Алик…

— Сам вижу, дура. В чувство, сказал, приведи, да? — В трясущихся пальцах доморощенной санитарки замелькали йод, бинты, ножницы, нашатырный спирт, перекись водорода, раствор марганцовки… Резко запахло лазаретом…

Когда Мерин открыл глаза, Турчак обрадовался ему, как любимому дедушке.

— Молодец, генацвале, слушай. Молодец! Давай, проси что хочешь, не засыпай только. Да? Ну, где он?

— Кто?

Вопрос получился предсмертно хриплым. Аликпер Рустамович замахал руками.

— Не начинай, слушай, опять начинаешь! Давай, да? Проси что хочешь! Про-си, ну. Только не начинай.

— Где заложница?

— Какая заложница, батоно, не обижай, слушай, просто в соседней комнате отдыхает, водой облили, чтобы рот раскрыла, попугали чуть-чуть, а то молчит как рыба — некрасиво…

— Где она?

Турчак обрушился на секретаршу.

— Приведи, ну! Что встала, штык солдата? Не видишь — мальчику плохо. Бе-гом, да? Бегом сказал!

Та, вильнув всеми выпуклостями изысканного тела, исчезла и мгновение спустя появилась, толкая перед собой плохо держащуюся на ногах, насмерть перепуганную и ничего после кромешной тьмы не видящую Катю.

Аликпер Рустамович заторопился разъяснить ситуацию.

— Ну — говорю — вот она, молодая-красивая-здоровая, цела, как и была, никто не трогал даже пальцем. Зачем, да? У всех жёны есть? Мамой клянусь! Говори — где он?

Мерин почувствовал, как жгучие лезвия пламени, затухая, в последний раз полоснули грудь и отступили перед внезапно сковавшим его ледяным охватом. Так судьба подносит глоток воды погибающему от жажды.

Он улыбнулся и прежде чем потерять сознание, сказал:

— Отвезите в общежитие.

И добавил, обращаясь к Кате, почти неслышно, одними губами:

— Позвони. От дежурной. Мне.

…Всё дальнейшее, с тех пор, как амбал увёз эту рыжую б…дь, Аликперу Рустамовичу Турчаку виделось в густом, временами непроницаемом тумане. Какие-то тени, синкопами передвигаясь по аквариуму огромного кабинета, то возникали — со шприцами, трубочками, тазиками, склянками, запахами хлороформа и формальдегида, сливаясь белыми одеждами с белёсой мутью пространства — то, поглощённые этой мутью, растворяясь в ней, прекращали своё загадочное существование.

Он отчётливо слышал их реплики, сам отдавал приказания, помогал, поддерживал, укладывал, что-то уносил-приносил, вытирал, включал-выключал, с неукоснительным тщанием исполняя все обращенные к нему просьбы, и был при этом не всемогущим миллиардером-Президентом, давно научившимся находить выход из любой ситуации, а такой же, как и все его окружающие — странной бесплотной тенью.

Время для него остановилось.

Эмоции его покинули.

Все желания исчезли.

Кроме одного.

Он желал СОЗНАНИЯ са́мому на данный момент лютому своему врагу.

И когда, наконец, молитвы были услышаны — туман рассеялся, очертания лица убитого им человека обрели жизненную резкость а взгляд — осмысленность, — он закричал:

— ГДЕ ОН?

И услышал в ответ:

— У Не… Ве… У Веры Нестеровой. Четвёртые сутки.

_____

— Понимаете, Юрий Николаевич, для него это был удар. Он мог ожидать чего угодно, только не этого: он разрывался в куски, чтобы достать для неё Кораблёва, а та его у себя прятала!!

Всеволод Мерин мотыльковым коконом полулежал на больничной койке, а полковник Скоробогатов, за неимением в не предусмотренной для посещений реанимационной палате, нависал над ним всеми своими без малого двумя метрами.

Лицо его изображало суровость.

Больной же, наоборот, светился необъяснимым счастьем, простреленный бок предательски ныл, задетое пулей лёгкое кровоточило, изменившее привычное положение ребро не позволяло колыхнуться, но он ни на что не променял бы этих минут, даже если бы для этого пришлось прострелить ещё что-нибудь.

— Честное слово — он стал, как простыня — смерть. И мне, почему-то, сразу поверил. Только за грудки взял — я от боли чуть не умер: «Не ври, сука!» А я вижу — верит. Я говорю: «Сам увидишь. Только не пей ничего, если предложит». Он вдруг схватился с места, как «Феррари» — под 140 км/час, амбалу своему на меня указал: «Отвечаешь!» и за дверь. Что там было — не знаю, но когда через час примерно вернулся… Не поверите, Юрий Николаевич, но мне этого никогда не забыть. Так его жалко стало…

…Много позже Дмитрий Кораблёв рассказывал на следствии…

— Звонок в прихожей — я посмотрел на часы — прозвучал в восемь пятнадцать. Я встал с кровати, прислушался. Через какое-то время — мне показалось очень не скоро — она спросила: «Кто там?». Хотя на двери есть «глазок».

— Это я. — Мужской голос.

И, поскольку дверь не открывали, он повторил громче:

— Я это.

— Что случилось?

— Ничего. Открой.

Тут я узнал — Турчак.

— Что случилось?!

— Открой.

— Ты с ума сошёл! Кто тебе позволил?!

— Открой, я нашёл его.

— Кого?

— Кораблёва.

Нестерова минуту, наверное, молчала, потом говорит:

— Где он? Я спрашиваю — где он? Оглох? Ты что — оглох там? Убирайся! Слышишь? Убирайся, чтобы я тебя больше здесь не видела! Идиот!! Вон отсюда!! Вон, я сказала!!!

Она, похоже, захлебнулась своим шёпотом.

Из-за двери после долгого молчания донеслось еле слышно:

— Открой. Принёс документы.

По звуку шагов я понял, что она прошла в кабинет, затем пересекла гостиную, зашла в спальню, наклонилась надо мной.

— Митя, ты слышишь меня? — Я успел добраться до кровати, закрыть глаза, но меня выдало, очевидно, сильно сбитое дыхание. Она повторила. — Слышишь? — И сказала очень внятно, раздельно, утвердительно. — Ми-тя, ты меня слы-шишь. Не вы-хо-ди из ком-на-ты. Понял?

И ушла, плотно закрыв за собой дверь.

Дальнейший диалог до меня долетал обрывками, сообщаю то, что слышал. Она заговорила.

— Ты не ушёл? Я спрашиваю — ты здесь ещё?

По-видимому, последовал утвердительный ответ: раздался звук открываемого замка и через паузу дверь опять захлопнулась.

— Кто тебе позволил прийти без звонка? Ну?

— …

— Это не ответ. Мы договорились — сама приеду. Договорились?

— …

— Давай паспорта, раз привёз.