Читать книгу "Переломленная судьба - Дун Си"

— Ван Чанчи, ты прямо как забродивший к утру рис. Дважды прокрутив эту гадину Линь Цзябая через свой мозг, ты сделал из него приличного человека. Как это понимать? Если бы ты снова метнулся к началу твоих рассуждений, я бы чувствовал себя спокойнее. Не думал, что ты покоришься всего за каких-то два присеста, оказывается, тебе это сделать быстрее, чем посрать? Ты все еще тот, прежний, Ван Чанчи?

— А с чего мне оставаться прежним? Неужели я недостаточно стреляный воробей?

— Но ведь нельзя же переходить черту. Где твоя совесть? Где твой хребет? Если тебе не нужен даже собственный ребенок, на что ты вообще надеешься в этой жизни?

— Именно для того, чтобы хоть какая-то надежда у меня появилась, я и хочу отдать сына в другую семью. Если же он останется со мной, все надежды тут же рухнут.

— Но нельзя же отдавать его врагу.

— А он враг?

— Разумеется. По крайней мере, нет никого другого, кого бы ты ненавидел так сильно…»

Как-то раз после обеда, когда Ван Чанчи, опустив голову, лакировал мебель в доме у Фанов, туда неожиданно пришел Линь Цзябай. На секунду их взгляды пересеклись, Линь Цзябай его не признал. «Скорее всего, — подумал Ван Чанчи, — это потому, что на мне надета маска. А может, он меня и правда не помнит. Я падал на его машину, инсценировал на его стройплощадке попытку суицида, создавал вокруг себя всяческую шумиху, а он меня даже не запомнил, все мои усилия и правда ничего не стоили», — размышлял Ван Чанчи, остро ощущая свою ничтожность. Между тем Линь Цзябай повернулся в сторону спальни и крикнул: «Мама, я принес двух фазанов». — «Оставь на кухне», — ответила Лу Шаньшань. Только тогда Ван Чанчи заметил, что Линь Цзябай держит в руках двух общипанных фазанов. Из-за пережитого потрясения Ван Чанчи перестал что-либо замечать. «Как будете готовить: варить или жарить?» — уточнил Линь Цзябай. «Жарить», — ответила ему Лу Шаньшань. Тогда Линь Цзябай прошел на кухню, взял одного из фазанов, разделал его на куски и по всем правилам замариновал. Вторую птицу он положил в морозильную камеру. «Какой хороший зять, — подумал про себя Ван Чанчи, — сможет ли он быть таким же хорошим отцом?» И пока Линь Цзябай не ушел, Ван Чанчи так и продолжал мучиться этим вопросом. Взывая к Будде, он снова загадал: «Если мне удастся узнать адрес Линь Цзябая без всяких помех, то я отдам Дачжи, если же на этом пути я встречу преграды, значит, Всевышний хочет оставить Дачжи со мной».

На этот раз загаданное сбылось не сразу. Выполнив положенный объем работ, Ван Чанчи получил вознаграждение, так что причин задерживаться в этом доме у него уже не осталось. Когда он уходил, его даже пошатывало — так велико было ощущение полного провала. Он даже попрекал Всевышнего, что тот бросил его на полпути и не помог до конца. Как говорится, убил курицу не с первого удара. Однако мириться с этим Ван Чанчи никак не хотел, в его кармане осталась призрачная ниточка надежды. То была фотография, совместный снимок Линь Цзябая и Фан Чжичжи, сидевших на каком-то балконе. Балкон был очень широким, на нем спокойно помещался круглый столик, сервированный двумя чашками чая или кофе. Фан Чжичжи пристроилась на коленях у сидевшего на стуле Линь Цзябая. Тот держал ее в своих объятиях, да так крепко, что грудь Фан Чжичжи неестественно сместилась наверх. Линь Цзябай сидел в шортах, Фан Чжичжи — в пижаме, они смотрели в объектив и смеялись во весь рот. Поскольку камера была направлена на них сверху, то в кадр попали росшие под балконом деревья, а также расположенная поодаль спортивная площадка с беговыми дорожками. Судя по размеру деревьев, можно было заключить, что балкон, на котором они сидели, находился примерно на уровне пятого-шестого этажа.

На следующий день Ван Чанчи пришел в Сицзянский университет и нашел ту самую спортивную площадку. Осмотревшись вокруг, он заметил, что рядом с площадкой стоят несколько невысоких домов. Судя по ракурсу, с которого было сделано фото, вполне можно было догадаться, где именно находился дом с балконом Линь Цзябая и Фан Чжичжи. Этот дом стоял за пределами кампуса, его опоясывали балконы, одна часть которых выходила на спортплощадку, а другая — на реку Сицзян. Ближе к вечеру Ван Чанчи неподалеку от того места устроил засаду, и в результате выследил Фан Чжичжи, которая возвращалась с работы домой. Она поднялась до пятого этажа и там наконец остановилась. Потом Ван Чанчи услышал, как она вытащила ключи, открыла и закрыла дверь, и это подействовало на него одуряюще. После он еще долго смотрел на этот балкон издали, в душе все еще сомневаясь. Ведь в своем обращении ко Всевышнему он ставил условие, что адрес Линь Цзябая получит без всяких усилий, а тут ему все-таки пришлось проявить смекалку. Не будет ли это означать, что он пошел наперекор воле Неба? «Не будет, — успокаивал он себя, — разве это не проще простого, добыть адрес при помощи фотографии? Сложно — это если бы я, как в прошлый раз, преследуя Фан Чжичжи, постоянно терял ее из вида; или если бы случилось что-то нехорошее, к примеру, меня бы обнаружили или забили бы тревогу, или если бы меня в момент преследования сбила машина, или если бы мои поиски продолжались около полумесяца и при этом не дали никакого результата». Чем больше Ван Чанчи размышлял об этом, тем больше утверждался в мысли, что такова воля Неба. Поэтому он загадал еще одно желание, поставив перед Буддой условие, чтобы по пути к дому Линь Цзябая Дачжи не расплакался.

54

— Я могу поклясться перед Небесами, что Дачжи точно не плакал, — проговорил Ван Чанчи.

Но Сяовэнь не верила и, вооружившись кухонным ножом, требовала, чтобы Ван Чанчи показал дорогу к сыну.

— Когда Дачжи уснул, я взял его из кроватки, — объяснял Ван Чанчи, сопровождая слова соответствующими телодвижениями, — вот так вот взял и подошел к порогу. Я задумал, что если Дачжи заплачет, я тотчас верну его на место, а если нет — пойду дальше. Я простоял у дверей минут пять, но Дачжи не издал ни малейшего звука, точно дал свое молчаливое согласие. Тогда я переступил через порог и, все так же прижимая его к себе, спустился по лестнице, после чего дошел до угла дома… Здесь темно, видимо, какой-то хулиган разбил фонарь… эй!.. здесь ступенька. Да осторожней же ты, не оступись, а то еще поранишься своим ножом. Ты, конечно, извини, но будет лучше, если нож ты все-таки уберешь, иначе оно как-то неспокойно. Честно говоря, если бы ты сейчас была без ножа, я бы с удовольствием отвел тебя к Дачжи. И сделал бы это не потому, что у тебя нож, а потому, что и сам не могу без Дачжи. Впрочем, что мне твой нож? Ну, пырнешь ты меня или вовсе зарежешь, для чего вообще жить, если даже ребенок мне оказался не нужен? Ладно, ладно, не буду больше болтать, пойдем дальше. Постой, дай-ка подумать. Похоже, именно здесь я остановился и стоял целых пять минут, вот на этом самом месте. Я не хотел, чтобы меня заметил хозяин мелочной лавки Лао Сюй, поэтому спрятался, где потемнее. Ветер тут завывал, как в трубу, рядом громыхали машины, но Дачжи так и не заплакал. Раньше, едва я подходил к дороге, Дачжи, как бы хорошо он ни спал, все равно всегда просыпался и устраивал ор. Но в тот вечер он даже не пикнул, лишь тихонечко посапывал, словно читая мои мысли. Поскольку он не плакал, я продолжал идти вперед, пока не дошел до остановки. Смотри, здесь каких только автобусов не ходит: и двадцать второй, и тридцать второй, и девятнадцатый, и седьмой. Я тогда еще подумал, что сяду на любой, который подойдет первым. Пока я так думал, пришел автобус, я даже не посмотрел на его номер, просто взял и, прижимая к себе Дачжи, вошел в него.