Читать книгу "Великая испанская революция - Александр Шубин"

* * *

ИСРП все сильнее разрывалась между курсом на социальную революцию и сотрудничеством с коммунистами, стремившимися остановить и повернуть в другую сторону ее поток.

Коммунистам было необходимо найти противовес Ларго Кабальеро в его собственной партии, и это оказалось несложно. В 1936–1937 гг. помимо коммунистов симпатии советских специалистов вызывает и лидер правого крыла ИСРП (формально — «центрист»), министр авиации и флота И. Прието. Несмотря на состояние «некоторой депрессии»[797], в котором он признавался советским товарищам, Прието казался оплотом деловитости и порядка, умел скрывать свой антикоммунизм, который более очевидно проявится в 1938 г. Выступая в январе 1937 г. Прието говорил: «Если бы не помощь России в данный момент, мы проиграли бы войну»[798].

И. Прието рисовал многообещающие перспективы союза СССР и Республики после победы над общим врагом: «В общем пролетарском деле уже ясно видно, что по-настоящему можно рассчитывать только на поддержку коллективистских стран. Если победа будет за нами, Испания, конечно, будет жить в дипломатическом окружении стран Запада, но другая связь, более глубокая, будет соединять нас со странами коммунистическими или социалистическими. Россия и Испания — вот клещи, которые с двух противоположных концов Европы будут сжимать капиталистические страны»[799]. По словам И. Прието, нужно использовать советский опыт, «чтобы Испания не начала бы с безумств и избежала бы искривлений»[800]. Фракция Прието в ИСРП казалась хорошим партнером для коммунистов.

Уже в декабре 1936 г. Я. Берзин предлагал делать ставку на Прието при смене правительства: «Он авторитетный, деловой и энергичный человек, политически же его может держать в руках Розенберг»[801] (имеется в виду полпред СССР). Так стала обсуждаться кампания против Ларго Кабальеро, которая развернется в феврале-мае 1937 г., и в которой ставка будет сделана на правое крыло ИСРП.

Как покажут дальнейшие события, И. Прието готов был принимать в советском опыте принципы твердого порядка и дисциплины, но перспективы глубоких социальных преобразований его не радовали. Не радовала Прието и его однопартийцев инфильтрация коммунистов в офицерский корпус. И. Прието и другие лидеры ИСРП стремились с помощью формальной деполитизации армии остановить ее переход под контроль КПИ. Министр финансов Х. Негрин запретил карабинерам, а министр внутренних дел А. Галарса — солдатам и офицерам национальной гвардии принадлежать к политическим партиям. «Это свидетельствует о тенденциях поставить армию „вне политики“, конечно, безнадежных в данной обстановке»[802], — сообщалось в Москву. Как показали дальнейшие события, скорее здесь проявилась тенденция использовать тыловые части как дубинку в политической борьбе против своих противников. Во всяком случае, эта тенденция вызвала неблагоприятную реакцию и в других частях. Комиссар дивизии А. Видаль говорил на совещании у Генерального комиссара в марте 1937 г.: «Солдаты думают, что завтра им могут запретить участвовать в политической жизни. Все это порождает значительное недовольство среди личного состава боевых частей»[803].

Стратегические различия курсов коммунистов и правого крыла ИСРП касались и внешней политики. Последние предпочли бы видеть в качестве партнера и защитника Францию. Однако на этом этапе войны вовлечение Франции в испанский конфликт входило и в планы Сталина, так что различие внешнеполитических ориентаций пока выливалось в разницу акцентов. Зато внешнеполитическая «структура момента» опять действовала против Ларго Кабальеро, «так как в глазах политиков Народного фронта радикальный имидж Ларго отчуждал Францию и Британию как потенциальных зарубежных союзников Республики»[804]. Внешнеполитические рассуждения оппонентов премьер-министра были наивными. После свержения Ларго Кабальеро имидж Республики сменится, а вот союзники так и останутся «потенциальными».

* * *

Коммунисты использовали советского полпреда М. Розенберга в качестве лоббиста своей политики[805]. Приехав в Мадрид, Розенберг принялся давать рекомендации и по составу правительства, и по основам его политики, а военный атташе — проект декрета об армии «по нашему образцу». Это вызвало недовольство в испанских политических кругах, особенно резко высказался один из лидеров НКТ Х. Лопес. Литвинов в этой ситуации указывал Розенбергу, что необходимо «воздержаться от всякого рода влияния на правительственные комбинации». Однако, как справедливо пишет В. В. Малай, «скорее, речь шла о формах и степени вмешательства»[806], тем более, что Москва могла более осторожно и негласно влиять на правительственные комбинации по линии Коминтерн — КПИ. В дальнейшем давление советских дипломатов и военных советников на испанских политиков и командование продолжилось, а советники временами и просто брали власть на фронте в свои руки.

Советские рекомендации, которые нередко высказывались в бестактной форме, не всегда принимались премьером с благодарностью. Ларго Кабальеро отказался уступить давлению советского посла в вопросе назначения высших военных кадров, включая требование отставки генерала Асенсио. Итог этой беседы был весьма драматичен: «Убирайтесь! Вы должны понять, господин посол, что испанцы могут быть бедны и нуждаться в помощи из-за границы, но они достаточно горды, чтобы не допускать, когда иностранный посол пытается своей волей управлять испанским правительством»[807]. После этого конфликта Розенбергу рекомендовали воздерживаться от прямого вмешательства во внутренние дела Испании, и советское посольство действовало осторожнее. Оно и не должно было вмешиваться во внутренние дела — это была епархия Коминтерна.

Ларго Кабальеро позднее писал о советских рекомендациях и инструкциях: «Они привыкли управлять массами, которые действуют механически, нисколько не раздумывая, без какой-либо аналитической или критичной мысли». Создавалось ощущение, что представители Союза прибыли в Испанию «как в академию, учиться и тренироваться». Более того: «В нашей войне испанское Правительство и, в частности, министр, ответственный за ход операций, а также генеральные штабы, особенно центральный, не смогли действовать полностью независимо, потому что им пришлось подчиняться против собственной воли безответственному иностранному вмешательству, не имея средств освободиться от него, боясь поставить под угрозу помощь в поставке военных материалов, которую мы получали от России. Иногда, под предлогом того, что приказы не выполнялись с желаемой точностью, русское посольство и титулованные русские генералы позволяли себе выказывать свое недовольство, говоря, что если мы не считаем необходимыми и подходящими их сотрудничество, то мы можем ясно об этом сказать, чтобы они передали это своему правительству и ушли. И что делать при подобных угрозах?»[808].