Читать книгу "Аристократия в Европе 1815-1914 - Доминик Ливен"

В противоположность дипломатическому корпусу, ни Министерство по делам колоний, ни Министерство по делам Индии не пользовались особой популярностью у аристократии и джентри. Что касается Министерства по делам Индии, «в начале 1850-х годов, когда назначения все еще устраивались по протекции, более четверти из вновь назначенных чиновников имели дворянское происхождение. Но в период между 1854 и 1856 гг., когда кандидаты стали добиваться назначения на должность в открытых конкурсах, число землевладельцев среди чиновников снизилось, причем чрезвычайно стремительно и резко — в 1860-е годы оно составляло одну десятую всех служащих, а в 1890-е — всего 6 процентов». Единственной сферой деятельности этих министерств, которая действительно сохраняла популярность среди аристократов, была служба при дворах и в штатах различных вице-королей, губернаторов и проконсулов Британской империи. Должности при этих дворах давали возможность расширить свой кругозор, приятно провести время и завязать полезные знакомства. На подобных должностях аристократы составляли представление о Британской империи и проникались чувством имперской гордости; однако эта служба вовсе не налагала на аристократов обязательства провести всю жизнь вдали от родины, в неблагоприятном климате, в социальной изоляции или же среди людей, которых они считали во всех смыслах ниже себя. Отдавая справедливость британской аристократии, отметим, что немного найдется еще стран, где социальная элита в изобилии поставляла добровольцев для ссылки длиной в полжизни. Более того, в пользу подобной службы можно отметить, что будущие правители империи в молодые годы знакомились с колониями, прежде чем занять в Лондоне облеченные влиянием и властью посты. Воздействие имперского образа мыслей на поздне-викторианскую и эдвардианскую элиту было огромным, и вспоминая колониальную службу Уинстона Черчилля, «политическое детство» лорда Мильнера в Южной Африке, или же сходные эпизоды из биографий так называемых «твердолобых» тори 1911 года, понимаешь, что истоки подобного мышления таятся в личном жизненном опыте[357].

В России и Германии аристократы, как правило, уступали в богатстве представителям английской знати, а их притязания на политическую власть оспаривались крестьянством, бюрократией и монархом. Однако в своих владениях крепостник, в отличие от английского аристократа, пользовался непререкаемой властью. Даже в южной и западной Германии до 1848 г. Standesherr соединял влияние, связанное с богатством и социальным положением, с полномасштабной судебной и полицейской властью. Лишь после окончательного упразднения последних элементов крепостничества в 1848 г., он стал просто землевладельцем[358].

С одной стороны, события 1848 г. резко уменьшили политическое значение дворянства западной и южной Германии, в особенности Standesherren. Утратив остатки и внешние атрибуты власти, они превратились в обыкновенных состоятельных граждан в обществе, где богатство вскоре стало распространенным явлением. С другой стороны, в результате событий 1848 г. многие дворяне-католики получили больше возможностей для того, чтобы выступать в качестве знаменосцев религиозных и партикуляристских ценностей своих сообществ, противоборствуя экспансии индустриального капитализма и модернизации, проводимой протестантским государством.

Некоторые из этих дворян взяли на себя подобную роль еще в период с 1815 по 1848 годы. Одной из причин этого явилась преданность католической вере, более сильная и эмоциональная, чем та, какая была присуща поколению их отцов. Другой причиной был гнев, который у дворян Рейнской области, Вестфалии и Швабии вызывали протестантские государства, присоединившие к себе их земли и лишившие их как положения, так и дохода. Наиболее серьезный конфликт между аристократией Вестфалии и Прусским государством возник в связи с вопросами о смешанных браках и достиг наибольшей остроты во время так называемых Кельнских событий в 1827 г., когда в тюрьму был заключен Архиепископ (граф) Клеменс август Дрост Вишерингский. Подобные столкновения бушевали в 1830-х и 1840-х годах в Вюртемберге, где Standesherren католического вероисповедания, заседавшие в Верхней палате, служили источником постоянного раздражения как для либералов, так и, прежде всего, для представителей бюрократического аппарата Вюртемберга. Standesherren противились усилиям государства контролировать назначения на церковные посты, правовую деятельность священников и связи католического духовенства с Римом. Они настаивали на правомочности требования церкви, в соответствии с которым дети от смешанных браков должны были воспитываться в католической вере. Запрет католической печати, а также излишнее, по их мнению, расположение правительства к старому Вюртембергу за счет Швабии, вызывали у Standesherren негодование.

В обеих западных провинциях Пруссии и Швабии предпринимались некоторые усилия побудить простой народ, исповедующий католицизм, оказать поддержку защите церкви, осуществляемой аристократами. Однако, большинство дворян ужасала сама мысль о возможности протеста крестьян против законно установленной власти. Более того, растущее напряжение между аристократией и крестьянством говорило о том, что все эти усилия вряд ли могли принести успех. Взоры аристократии были по-прежнему устремлены в прошлое, на права и привилегии, утраченные с падением Старого Рейха. За сохранившиеся привилегии, например, за право охоты, аристократы цеплялись с железным упрямством. Не прекращались яростные столкновения из-за доступа в леса, а также из-за пошлин и крестьянских повинностей. Оставшиеся в распоряжении Standesherren полицейские и судебные функции, учитывая, что они дублировали государственные структуры, воспринимались крестьянами, как излишнее, и к тому же бессмысленное бремя. В 1848 г. Карл Эгон II, напуганный надвигавшейся революцией, бежал из Фюрстенберга. Дом графа Клеменса фон Вестфалена, наиболее убежденного сторонника Вестфальской католической церкви, был сожжен дотла. В этих обстоятельствах швабский Standesherr, граф Константин фон Вальдбург-Цайль-Траухбург, повел себя неожиданно; он принял свои католические и партикуляристские обязательства столь серьезно, что в некоторой степени оказал поддержку революции и был избран в Национальное Собрание Франкфурта от демократической платформы. Более всего заботясь о независимости католической церкви и интересах Швабии, Вальдбург-Цайль пришел к убеждению, согласно которому аристократия, выступи она на защиту этих интересов против Вюртембергских либералов, обязательно нашла бы общую почву с католическими массами. С этой целью он стал сторонником всеобщего равного избирательного права, заключения договора о щедрых выплатах и включения Вюртемберга в управляемую Габсбургами Grossdeutchland (Великую Германию)[359].