Читать книгу "Лисянский - Иван Фирсов"

Булдаков тяжело вздохнул. После письма его из Калифорнии прошлым летом он не имел от него известий.

— Повестил меня недавно граф Нелединский, он ему весточку прислал из Якутска. Читал я это письмецо. Торопится Николенька в столицу, а понапрасну себя не жалеет. Здоровьицем-то слаб, не надорвался бы…

Лисянский готовился вступить в компанию, вернулся на корабли, тем временем отпуск кончился. С начала навигации 1807 года его назначили командиром корабля «Зачатие Анны», но вскоре перевели командиром отряда. Отряду кораблей предписывалось крейсировать в западной части Балтики у островов Гогланд и Борнхольм.

Штурвал внешнеполитического курса Российской империи резко повернул в другую сторону. Поражение под Аустерлицем ничему не научило русского императора, там, вопреки советам мудрого Кутузова вывести армию из-под удара французов и сохранить ее для России, он безоглядно бросил войска на погибель в западню французов. В далеких от России просторах Европы, в болотах, непролазной грязи на полях Пултуска, Прейсиш-Эйлау, Фридланда, расплачиваясь за ошибки своего командующего генерала Беннигсена, гибли десятки тысяч русских солдат. Что отстаивали они в прусских владениях, австрийских вотчинах? Свое отечество? Отнюдь. Того не ведая, оберегали они лишь престиж трона самодержцев российских, в жилах которых, по иронии судьбы, даже не было русской крови. И лишь храбрость, мужество и стойкость русского солдата заставили Наполеона искать замирение с трепетавшим от страха Александром I. Посылая князя Лобанова-Ростовского для переговоров с Наполеоном, царь напутствовал:

— Бывают такие положения, когда нужно думать о том, чтобы сохранить себя.

Вскоре Тильзитский мир перечеркнул прошлое и сделал отношения вчерашних союзников неприязненными. Отношения с Англией ухудшились, и отряду Лисянского вменялось в обязанность вести разведку и наблюдать за передвижением английского флота у берегов Дании и Швеции.

В разгар лета мимо отряда, обменявшись приветствиями, проследовал шлюп «Диана». Лисянский знал, что командует шлюпом опытный лейтенант Василий Головнин и «Диана» направляется в Тихий океан по его маршруту мимо мыса Горн. Не мог, конечно, предполагать Лисянский, какие испытания ждут Головнина. После месячного безрезультатного противоборства со стихией у мыса Горн мореплаватель повернул к мысу Доброй Надежды. Там «Диану» целый год пленили англичане, а после Василий Головнин два года томился в плену у японцев…

По возвращении из крейсирства Юрию Федоровичу объявили о новом назначении — командиром экипажей «всех личных яхт его императорского величества».

«Должность знатная, но канительная и мне не по нутру», — сокрушался Лисянский, но, поразмыслив, согласился. Новое положение давало ему больше времени вечерами для работы над рукописью.

После Рождественских праздников 1808 года он получил весточку от Анания. Вместе с эскадрой адмирала Сенявина он оказался в Лиссабоне. Вернув, по приказу императора, французам Ионические острова и побережье Далмации, эскадра направилась в Россию. Три недели корабли боролись с жестокими осенними штормами в Атлантике и зашли в Лиссабон. Там их 10 месяцев блокировали англичане. Их ждала незавидная судьба — погибнуть в сражении с многократно превосходящим и отлично вооруженным неприятелем или сдаться в плен. Только мужество и мудрость адмирала Сенявина позволили избежать этой незавидной участи. Без санкции императора он на свой страх и риск договорился с англичанами, и в конце концов корабли с честью передали на хранение в порты Англии до окончания войны, а людей без потерь возвратили на родину.

Всю зиму не раз штудировал Лисянский рукопись, но не находил заметных изъянов. Решил написать предисловие к будущим читателям и откровенно их предупредил: «Наконец, остается мне, изъявив чистосердечное признание в недостатках и неисправности моего слога, попросить у читателя великодушного в том извинения, в котором он тем паче отказать не может, что я по роду моей службы никогда не помышлял быть автором. При сочинении моих путешествий я старался украсить все предметы не витийством, или плавностью слога, но истиной».

…Глубокой осенью закончилась кампания 1808 года. Эскадра разоружилась, готовилась к зимней стоянке. По мере того как обнажались мачты, исчезали паруса, такелаж, рангоут, корабли теряли стройность, романтические очертания силуэтов парусников. С грустью смотрел Лисянский на медленно спускающийся с гафеля корабля «Энгетейм» его личный вымпел командира отряда.

«Неужели предстоит навсегда покинуть флот?» Во время крейсирства в прошлую кампанию он почувствовал недомогание — ломило голову, часто хворал, но каждый день проводил на шканцах. Видимо, давала себя знать давняя контузия, полученная в бою во время службы в английском флоте.

В продолжение нынешней кампании болезнь вновь не раз напоминала о себе, он стал всерьез подумывать об отставке. Служба вне корабля, на берегу, ему претила. Его поддержала и жена.

По возвращении из кругосветного вояжа Юрий Федорович случайно, на вечеринке, познакомился с молодой вдовой. Шарлотта, так ее звали, после скоропостижной кончины мужа, состоятельного чиновника департамента финансов, жила скромно и уединенно, занимаясь воспитанием единственного ребенка. Как-то сразу, с первой встречи, они почувствовали взаимную расположенность и большую симпатию друг к другу. В Шарлотте подкупали искренность в отношениях и глубокая душевность. Жандр Шарлотта Карловна, урожденная баронесса Брюнельд, имела имение в Кобрине. Влюбленные встречались часто и вскоре решили объединить свои судьбы. Венчались они скромно. Со стороны жениха были Гревенс, Повалишин. Брак оказался счастливым, молодые супруги ожидали первенца…

Лисянский принял большое участие в воспитании сына Шарлотты, обращался к императору, чтобы определить его в Пажеский корпус. От совместной жизни у них было пятеро детей.

Но мы опередили события.

В числе последних возвратился на зимнюю стоянку фрегат «Полукс» под командой капитан-лейтенанта Повалишина. Одного из первых навестил он Лисянского.

— Как записки ваши, Юрий Федорович? — поздоровавшись, спросил он.

Тот кивнул на письменный стол в углу комнаты, где лежала большая, аккуратно сложенная стопка листов.

— Корпел, почитай, год с лишком. Год назад департаментские чиновники завернули рукопись с порога, не прочитав даже… Слог мой им не по вкусу.

— Быть не может, — удивился Повалишин. Во время вояжа командир не раз просил его просматривать записи. — Мне думается, подобного описания вояжа, тем паче кругом света, по стройности и завлекательности в России прежде не появлялось.

Лисянский пожал плечами.

— Иного мнения придерживается морской министр. Отчего и сам не пойму, не пришелся я к его двору.

— Вот жалость, — искренне огорчился и посочувствовал Повалишин, — время-то уходит. — А соплаватель-то наш, Крузенштерн, видимо, более удачлив. Нынче летом встречал я в Ревеле его земляка Беллинсгаузена. Так он сказывал, будто Крузенштерну сразу после вояжа было обещано министром Чичаговым издать его записки на казенный кошт. Беллинсгаузен пояснил мне, что Крузенштерн второй год сидит в своем поместье и сочиняет записки. — И вдруг погрустнел. — Кстати, вам ведомо, что камергер Резанов скончался в Красноярске, по пути в Петербург с Аляски?