Читать книгу "Лучшие истории любви XX века - Елена Прокофьева"

– Если ты умеешь презирать жизнь до конца, – говорил он, – она вне опасности.

По его влиянием Ольга ушла от меня.

Помню, как, уходя, уже одетая, она, видя, как тяжело я переживая разлуку, приласкала меня и сказала:

– Какой ты некрасивый. Ну, прощай. Скоро забудешь… – И, поцеловав меня дружески, ушла».

Один из близких друзей Михаила Чехова режиссер B.C. Смышляев записал в своем дневнике: «Миша Чехов разошелся со своей женой. Это не так неожиданно, как может показаться на первый взгляд, но тем не менее удивительно. Дело в том, что Миша очень любил Ольгу Константиновну и она его. Вероятно, и тут сыграла некрасивую роль Мишкина мать – эгоистичная, присосавшаяся со своей деспотичной любовью к сыну Наталья Александровна. Бедный Миша, вся жизнь его последних лет протекала в каком-то кошмаре. Накуренные, непроветренные комнаты, сидение до двух-трех часов ночи (а то и до 9 утра) за картами. Какая-то сумасшедшая нежность старухи и молодого человека, ставшего стариком и пессимистом».

Но покинутый Миша не слишком долго тосковал. Он женился на Ксении Зиммер – на той самой девушке, с которой он так мило играл в теннис в присутствии беременной жены.

Из письма Михаила Чехова К.С. Станиславскому (от 16 июня 1918 года):

«Я женился, Константин Сергеевич. Что-то на Синюю бороду похоже. Женился и перебрался на новую квартиру. Образ жизни прежний. (…) Мое так называемое нездоровье, а может быть, просто трусость по-прежнему держат меня дома. Попытки выходить сопровождаются надоедливыми неприятными явлениями. (…)

Появилось общество «Сороконожка», может быть, Вы о нем слышали что-нибудь, я вздумал тоже принять в нем участие по театральной части, благо близко к моей прежней квартире было, но уж очень они легкий жанр избрали, так что не удовлетворился».

И в постскриптуме: «Оля живет в Москве, отправила дочь в Сибирь и не имеет оттуда никаких известий. Страшно волнуется».

В мае 1918 года Луиза Юльевна увезла маленькую Аду в Барнаул.

А Ольга с Фридрихом Яроши отбыла в Германию.

Потом в воспоминаниях своих Ольга Константиновна почему-то вовсе не упомянула второго мужа своего. Зато придумала душераздирающую историю побега из России с кольцом, сохраняемым под языком, на деньги от продажи коего предстояло жить. Почему? Не хотелось вспоминать о нем?

Или просто – ей нравилось мистифицировать окружающих?

В ее знаменитой книге «Мои часы идут иначе» (изданной на русском языке издательством «Вагриус» в 1998 году) не меньше половины – вымысел… Описала не существовавший голод в Москве в 1915 (!) году, отца произвела в министры путей сообщения, историю с самоубийством Владимира Чехова приписала своей матери – дескать, застрелился «дядя Володя» от любви к прекрасной и неприступной Елене Юльевне, – а себя сделала актрисой МХАТа, одной из «Трех сестер». Впрочем, там присутствовали фальшивые – но весьма экзотические – подробности не только из ее собственной жизни, но и из жизни совершенно посторонних ей людей, например – Царской Семьи. При этом она умолчала о многом важном, значительном…

Возможно, все это делалось в коммерческих целях – чтобы привлечь читателя, покупателя. «Мемуары» действительно принесли Ольге Чеховой неплохой доход. Впрочем, об этом – впереди…

Но куда более достоверно звучат воспоминания Владимира Владимировича Книппера в его книге «Голоса в тишине старого дома»: «После 1917-го дядя Костя – управляющий Алтайской железной дорогой, и.о. начальника Омской железной дороги. Сибирские военные годы сказались на здоровье. Обострилась болезнь сердца, язва желудка. Дядя Костя подает заявление с просьбой о поездке в Москву, чтобы показаться врачам. Приходит телеграмма, разрешающая Константину Леонардовичу отпуск по болезни, и он вместе с Лулу едет в Москву. Приезжают они в недобрый час. Из Москвы исчез сын Лева, тете Оля оказалась с группой Качалова в тылу белых, что-то должно было произойти с Олей-младшей, ушедшей от Миши Чехова… И последнее, самое горькое. Умерла мама дяди Кости, моя бабушка Анна Ивановна. Умерла за год до возвращения в Москву Константина Леонардовича».

Приехав в Германию, красивая и целеустремленная «русская аристократка» легко завоевала светские салоны, богемный круг и была приглашена играть в кино – немом, по-немецки она еще плохо говорила. Первая же роль принесла ей успех. Она действительно волшебно смотрелась в серебристом сиянии экрана. Ольга Чехова начала все чаще сниматься: она отличалась редкостной работоспособностью – и на экран выходили один за другим фильмы, где она играла аристократок и авантюристок, преимущественно – иностранок, а в сущности – себя саму. Она была так загадочна, эта русская с холодными глазами… Чаще всего ее снимали в «костюмных» фильмах. Она действительно была несколько несовременна: роскошная женщина, тогда как в моде господствовал стиль «сорванец» – короткая стрижка, костлявые плечи, узкие вихляющиеся бедра. Но она обладала неким таинственным очарованием, ее взгляд, ее смех – завораживали! И вот у Ольги – такой «немодной» – появилось огромное количество поклонников, в том числе – очень состоятельных людей, очень знаменитых и обладающих очень большой властью.

Ольга развелась со своим австрийцем.

Встретилась после долгой разлуки с братом Левушкой, жившим теперь в Германии и рвавшимся домой.

Получила приглашение играть на сцене – это было серьезным рубежом в ее карьере, ведь в России она о сцене и мечтать не могла, в России принято было (и до сих пор отчего-то принято) считать, что красивая женщина никак не может быть талантливой актрисой, и талантливыми неизменно провозглашали дурнушек.

Тетя Ольга Леонардовна приезжала в Германию и видела Ольгу на сцене, но особых восторгов по поводу ее талантов не высказала. И вообще в ее письмах того времени очень мало упоминаний о творческой деятельности Ольги, удачливой актрисы, и гораздо больше – о творческой деятельности Льва, начинающего композитора.

Из письма Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой к брату Владимиру Леонардовичу Нардову-Книппер (Фрейбург, 27 июня 1923 года): «Приехала я после 12-дневного плавания и после адовой работы в Америке разбитая, ничего не помнящая и не знающая, куда себя девать… Решила ехать поюжнее, к Леве, там же и Станиславские. Пока живу с Левой (он переехал из санатория на квартиру). У Левы комната с роялем. Он пишет, но музыку очень крайнего направления, я еще мало слышала, но разберусь. Занимается, выглядит не то чтобы очень хорошо, но не жалуется. Оля была как раз свободна, и мы с ней побродили, посидели. Она отлично устроила свою квартиру… Поклонников, кажется, очень много. Знаю, что наш Бертенсон имеет на нее серьезные намерения и делал ей предложение, но ничего не вышло и она держит его около себя в качестве друга. Он ее очень любит и будет делать все, что она ему прикажет. (C.Л. Бертенсон был секретарем дирекции Художественного театра, заведовал труппой, ради Ольги Чеховой остался в Европе, после прихода к власти нацистов переехал в Америку, где впоследствии и скончался. – Прим. авт. ) Она мне сама говорила, что без чувства не свяжет больше свою жизнь ни с кем. После Америки все кажется маленьким, миленьким и уютным, а Берлин весь зеленый, пушистый – прямо красив. Здесь во Фрейбурге же чудно: тихо, никто никуда не идет, не спешит, только люди для собственного удовольствия живут. Я сплю как убитая. Птицы поют. Живем в прекрасной вилле».