Читать книгу "Три дочери Евы - Элиф Шафак"

Она глубоко вздохнула. Смелость, которая, как ей казалось, никогда не была ей свойственна, теперь бурлила у нее в крови, как алкоголь. Она огляделась по сторонам, словно проверяя, не заметил ли кто-нибудь внезапно произошедшей с ней перемены. За всеми этими любезными фразами и вымученными улыбками, которыми принято обмениваться в приличном обществе, скрыта граница, отделяющая респектабельных людей от неудачников, вечно ищущих ссоры, и авантюристов, всегда готовых к новым приключениям. Некая грань, тонкая, как волосок, которая до поры до времени удерживает скромных турецких девушек от всех бед и грехов. Что будет, если подойти к этой черте так близко, что почувствуешь под ногами край обрыва, за которым начинается бездна, и позволить себе шагнуть в нее, отбросив все сожаления и чувствуя лишь пленительную легкость?

Она никогда не отличалась ни отвагой, ни эксцентричностью, но семя свободомыслия, зароненное в ее душу еще в юности, постепенно проросло и теперь дало всходы. Всегда осмотрительная, уравновешенная, осторожная, Назпери Налбантоглу отныне была полна желания нарушать правила и совершать ошибки.

– Пора за стол! – возвестил вернувшийся в комнату Азур. На лице его сияла улыбка, в руках он держал огромную серебряную вилку, похожую на шпагу, готовую пронзить насквозь незваного гостя.

Новогодняя ночь

Оксфорд, 2001/02 год

Вместе с другими гостями Пери перешла в столовую, где стоял огромный дубовый обеденный стол, который мог бы послужить реквизитом для фильма о средневековой жизни. Она представила, как за ним сидели короли и рыцари, поедая фаршированных фазанов и огромные куски жаренного на вертеле мяса. Вот только сервировали его тогда серебряными блюдами и золотыми кубками, а не обычной фаянсовой посудой.

В дальнем конце комнаты горел камин, облицованный майоликой; над каминной полкой висела большая черно-белая фотография в раме. Завороженная танцующими языками пламени, Пери подошла ближе. Оказалось, что на каждой плитке нанесено изображение – в основном это были мужчины, но встречались и женщины; все с печальными и строгими лицами, одетые в костюмы прошлых веков. Пери догадалась, что это пророки, апостолы и святые. На некоторых плитках можно было прочесть подписи: царь Соломон, святой Франциск, Авраам, Будда, святая Тереза, Рамананда… Одни держали сосуды с водой, другие делали записи на пергаменте, беседовали со своими учениками или молились в пустыне. Судя по всему, никакой системы в расстановке определенных плиток не задумывалось. Странно было видеть их рядом друг с другом, как будто кто-то вдруг решил собрать всех святых на один пир. Проще было представить каждого из них в отдельности, но только не вместе. Пери поискала глазами пророка Мухаммеда. Да, он тоже был здесь – на белом коне, возносящем его на небеса. Лицо скрыто, голова в обрамлении яркого пламени – так его когда-то изображали на персидских и турецких миниатюрах. Была здесь и Дева Мария с Младенцем Христом на руках, в окружении крылатых ангелов. Неподалеку от нее пророк Моисей указывал на росший из земли прут, половина которого превратилась в змею.

Чего ради Азур решил украсить свой камин всеми этими ликами? Если не брать в расчет чисто декоративные соображения, остается один ответ: так он демонстрирует свое собственное вероучение. А если это правда, то во что именно он верит? Пери уже прочла несколько его книг, но он по-прежнему оставался для нее тайной за семью печатями. Устав от всех этих головоломок, Пери решила сосредоточиться на фотографии над каминной полкой.

Она узнала тот же дом, где сейчас находилась, только явно снятый несколько лет назад. Те же дубы, мимо которых она шла от автобусной остановки, та же извилистая тропа. В палисаднике густо росли цветы, по небу плыли тяжелые белые облака, такие низкие, что едва не касались крыши. Дом выглядел немного иначе – словно был меньше. Возможно, за прошедшие годы к нему сделали пристройку. Эта фотография, запечатлевшая весенний расцвет природы, показалась Пери изображением потерянного рая, обители безмятежности и светлой радости, в которую уже не суждено вернуться.

Тем временем гости, стоявшие вокруг стола с бокалами в руках, терпеливо ждали, когда им укажут их места.

– Азур, будь любезен, скажи, как нам садиться? – спросил худощавый мужчина с впалыми щеками. Позднее Пери узнала, что это профессор квантовой физики, очень знаменитый.

– Станет он думать о таких глупостях! В этом доме все садятся, как сами захотят! – заметил другой мужчина довольно внушительной комплекции. Это был профессор факультета теологии и религии, давний друг Азура, хорошо изучивший его привычки. В подтверждение своих слов он отодвинул стул и сел.

Другие гости, последовав его примеру, постепенно расселись вокруг стола. Когда Пери тоже выбрала себе место, рядом тут же плюхнулся Даррен. Красивая блондинка в синем платье сидела напротив, возле Азура.

Профессор теологии поднял свой бокал:

– Хочу провозгласить тост за нашего радушного хозяина. Мы все благодарны ему за то, что он собрал нас здесь, чтобы никто не чувствовал себя одиноким и покинутым этой морозной ночью.

Задумчиво глядя на длинные скрещенные тени от трех зажженных свечей в железном подсвечнике, Азур улыбнулся в ответ.

Пери смотрела на людей, сидящих вместе с ней за столом, – студентов и преподавателей из самых разных научных сфер. Едва войдя в этот дом, она сразу заметила, что всех гостей Азура, несмотря на их очевидные различия, объединяет одно: ум. Наверняка в ближний круг такого человека могли войти только какие-то особенные люди, решила она. Острый ум, образованность, умение тонко чувствовать – все это должно отличать их от обычного среднего уровня. Если так, не слишком ли она самонадеянна? Правда, их роднило еще одно обстоятельство: все они, по разным причинам, собирались встречать этот Новый год в одиночестве, пока Азур не собрал их, как разбросанные раковины на пустынном пляже.

– Есть еще один повод выпить за нашего хозяина, – продолжал пожилой профессор. – Как известно, в его доме часто звучит Бах. Не сомневаюсь, если бы каждый слушал Баха хотя бы десять минут в день, верующих стало бы гораздо больше.

Азур покачал головой:

– Я бы не рискнул утверждать это так категорично, Джон. Ты знаешь лучше меня, что Бах – это теологическое минное поле. Действительно, когда звучит его музыка, кажется, что слышишь голос самого Бога. Но, слушая Баха, постепенно приходишь к мысли, что творение Божие так совершенно, что не нуждается в своем Творце. Начинаешь понимать, что Бог – не что иное, как высшее проявление человеческого духа. Так что Бах может сделать человека верующим, а может превратить его в убежденного скептика.

Некоторые гости засмеялись.

– Пожалуйста, угощайтесь! – предложил Азур, указывая на стол.

Все переключили внимание на еду. В центре стола стояли три больших блюда: одно с тушеной фасолью, второе – с диким черным рисом и третье – с крупной индейкой, поджаренной до румяной корочки. И графин с рубиново-красным вином. Ни соусов, ни приправ. Простота сервировки казалась почти нарочитой. Пери невольно улыбнулась, вспомнив о жизненных правилах матери. Сельма скорее умерла бы, чем пригласила гостей к столь скромному столу. Она постоянно твердила дочери, что званый обед можно счесть удачным лишь в том случае, если на каждого гостя приходится как минимум по два блюда. «Если ты пригласила четверых, значит должна приготовить восемь блюд, если пятерых – то десять». Сейчас их было двенадцать – и всего три блюда. Ее мать пришла бы в ужас.