Читать книгу "Моя сестра - Мишель Адамс"

По воле судьбы утро выдается мокрым. Когда мы выходим из дома, все еще темно. Соответственно, на кладбище установлен большой тент, чтобы под ним уместилась и могила и собравшиеся, но земля уже мокрая, и холод подбирается к ногам. Несколько жителей деревни бродят неподалеку, другие спешат пройти мимо, по их спинам проходит холодок, и они убеждают себя в том, что это просто промозглый воздух. Размышляю, каково сейчас копающим. Обычно они просто выкапывают яму. А теперь в этой яме нужно обнаружить что-то. Если говорить о поисках правды, то это реальная возможность сорвать джекпот.

Они копают, а я жду, предполагая, что это займет много времени тяжелого труда. Но через час с небольшим они натыкаются на что-то твердое. Детектив Форестер, которая приехала в свой выходной, отсылает нас, когда они выясняют, что нашли, и мы стоим под моросящим дождем, слушая спешные команды и звук осыпающейся земли. Через двадцать минут они достают небольшую деревянную коробку. Ничего особенного. Совсем не как у матери. Никаких золотых ручек филигранной работы. Они засыпают могилу землей, и еще через двадцать минут все начинают собираться. Форестер заверяет меня, что результаты будут готовы через пару недель.

– Нужно просто переждать это время, – говорит она, перед тем, как извиниться за то, что ей нужно спешить на самолет обратно. – Я буду на связи.

Когда мы приезжаем домой, рассветает. Мои ступни онемели, пальцы на ногах ярко-розовые, я вижу это, сняв носки.

– Я приму душ, – говорю я Мэтту. Он не предлагает принять его вместе.

Так приятно ощущать на себе воду, и мне уже не так неловко быть раздетой в этом доме, как это было раньше. Позволяю теплу проникнуть в кожу, в мою голову. Через десять минут, когда вода в старой системе отопления начинает охладевать, я тянусь за полотенцем. Тогда-то я и вижу тень за дверью.

Хотя я знаю, что в доме Мэтт, первая моя мысль – об Элли. Я открываю дверь, смотрю налево и теперь еще направо, так как комод убрали, и коридор теперь свободен. Пересекаю коридор, дверь в комнату, которая была моей в прошлом, приоткрыта. Я вхожу, и обнаруживаю ее сидящей на моей детской кровати. Она кажется меньше, чем раньше, лицо в грязи. Я уверена, она ночевала на улице. Возможно, прямо на земле, и к моему удивлению эта мысль меня радует. Закрываю за собой дверь и мягко произношу:

– Элли, – дыхание в горле перехватывает. – Где же тебя черти носили? – Я сажусь рядом с ней. Она встает и направляется к двери. Она не хочет, чтобы я была рядом. Я знаю, что она не собирается оставаться.

– Ты прервала нас с мисс Эндикотт. – На ее лице нет ни улыбки, ни проблеска удовольствия или гордости. Просто факт и обвинение.

– Прости за это, – говорю я, не считая свое оправдание нелепым. – Я просто пыталась узнать правду.

– Что ж, теперь ты ее знаешь, Кейси. Ты знаешь, что они обнаружат, когда вскроют ту коробку. – Она приоткрывает дверь, вероятно, готовая бежать на случай, если где-нибудь спрятались полицейские, готовые к атаке.

– Айрини, – говорю я и ощущаю, как, дрогнув, улыбка расползается на ее лице. – Это ты сделала, да? Ты убила ее. Поэтому они отправили тебя в «Фэйр Филдс», и поэтому отослали меня, когда ты вернулась. Они выдали меня за Айрини, чтобы скрыть твое преступление, прятали меня, пока я не вырасту достаточно большой, чтобы люди не сомневались. – Ее молчание я принимаю за подтверждение моих мыслей. – Почему ты сделала это?

Она пожимает плечами:

– Что ты хочешь от меня услышать? Объяснения и логику шестилетки? Я думала, ты умнее. – Она машет головой, открывает дверь, а затем закрывает ее снова и оборачивается посмотреть на меня, корпусом повернувшись к выходу, готовая уйти.

Как шестилетка может убить ребенка? Я пытаюсь представить, как это могло произойти. Но не могу, и я должна признать, что никогда не узнаю этого.

– Думаю, они стали звать тебя Айрини, притворяясь, что она все еще существует, – говорит Элли.

– Нет. Они сделали это, чтобы скрыть твое преступление. По той же причине отдали меня. Чтобы защитить тебя.

– Они пытались оставить нас обеих, знаешь ли. Мы были вместе некоторое время после того, как я вернулась. И даже после того, как они отослали тебя, они по-прежнему надеялись, что однажды смогут вернуть тебя. Но я не могла ничего с собой поделать. – Она смотрит на мое бедро, и теперь я понимаю, почему родителям пришлось отдать меня, и по какой именно причине им пришлось оставить ее. Вернувшись из «Фэйр Филдс» домой, она нисколько не изменилась. – Прости, что добавила тебе шрамов. Я думала, получится бабочка. Но ты должна быть благодарна. В отличие от Айрини, ты хотя бы жива. – Она смотрит в сторону с грустью, как будто не может до конца поверить, как это все так вышло.

Когда она ускользает за дверь, я, вскочив, следую за ней. Догоняю ее на лестнице, она успела спуститься на пару ступенек.

– Почему ты не останешься? Я помогу тебе, – говорю я. В голове промелькнула мысль о том, чтобы заманить ее в ловушку. Я должна вызвать полицию, заставить ее искупить вину. За убийство моей сестры, за разрушение моей жизни. Но я не могу предать ее сейчас в большей мере, чем ее предали родители.

Она улыбается, и это лицо я узнаю. Человека с таким выражением лица я больше никогда не смогу впустить в свою жизнь. Хитрая ухмылка, взгляд без единой эмоции. Я вспоминаю теперь, почему целую жизнь потратила на то, чтобы бежать от нее, и понимаю, почему родители, отослав, защитили меня.

– Ты доверяешь мне настолько, что позволишь остаться? – говорит она. – Спрячешь меня? А доверишься ли ты мне, если я буду спать рядом? – Я знаю, что нет. Я не отвечаю, и она говорит: – Ну вот и я тоже. – Она протягивает руку и убирает мое полотенце.

Ее пальцы скользят по выступающим буграм на коже, которые так никогда до конца и не зажили. Но не по длинной прямой линии, которая идет по вертикали, как любой правильный хребет. Вместо этого она уделяет внимание неровным дугам над ней. Отметинам, которые в детстве сделала она. Я застыла на месте, покрываюсь гусиной кожей. Она проводит пальцем по изогнутому шраму. Она опечалена, сочувствует, страдает? Возможно ни то, ни другое, ни третье. И я понимаю, что хотя я провела всю жизнь, думая, что потеряла все, это не так: я никогда не теряла родительской любви. Отец отдал все, чтобы сберечь меня. Он сказал это мне. И в глубине души Элли знает это. Поэтому она никогда меня не простит, поэтому я никогда не смогу довериться ей. Я боюсь ее теперь так же, как тогда, когда она приставила к моему телу нож, в день, когда я убегала от родной сестры, спасая свою жизнь. Всего лишь прикосновением пальцев она вызывает во мне страшную тревогу.

– По крайней мере, они побледнели, – говорит она, роняя полотенце. – Отец всегда надеялся на это. – Она поворачивается и спускается по лестнице.

Я догоняю ее, перехватывая ее непосредственно перед выходом. Держа ее за руку, я шепчу:

– Элли, как ты думаешь, наш отец простил тебя?

Она улыбается, но не может посмотреть мне в глаза. Исчезая из моей жизни, она не отвечает мне, во всяком случае, на словах. Я не уверена, что это к лучшему. Ее собственные шрамы слишком глубоки, чтобы она могла просто уйти.