Читать книгу "Едва замаскированная автобиография - Джеймс Делингпоул"

— Дорогой, уже очень поздно.

— Но ты можешь сделать хоть что-нибудь?

— На конце твоей сигареты какой-то человек?

— Да. Он просто сидит там, курит трубку и хихикает. И его никак не стряхнуть, он все равно остается. Вместе со своей шляпой.

— Милый…

— Он похож… Ты помнишь картину Ван Эйка, где парочка на фоне круглого зеркала и на мужчине высокая шляпа?

— Да.

— Вот на нем такая шляпа. Или как у бардов на фестивале в Уэльсе. Во всяком случае, она высокая и черная и как-то связана с пикниками. Я все время вижу эти клетчатые скатерти, хотя и не вижу их, ты знаешь, как это происходит под кислотой, ну не знаешь, но это картина у меня в мозгу, которая гораздо реальнее, чем вещи, которые ты видишь.

— Милый, если ты принимаешь кислоту, то действительно не так много…

— Молли, я никогда в жизни так не боялся, мне кажется, что я схожу с ума.

— Нет, конечно, этого не случится.

— Ты не представляешь себе, что происходит в моей голове.

— По тебе не скажешь, что ты сошел с ума.

— В том-то и дело. Одна часть меня спокойна и рассудительна, но управляет мной не она, а этот проклятый безумец.

— Мистер Мигарета?

— Я думаю, что он просто украл мою душу. Командует ей кто-то другой, может быть, не один. Как отсеки внутри в головы в той кинокомедии. Как в комиксах «Намскаллз».

— Ты один и с тобой никого нет?

— Они меня бросили. Из-за того, что я слишком смеялся в надувном дворце.

— Тогда тебе нужно пойти найти их и сказать, чтобы они присмотрели за тобой.

— Они не станут. Они злые.

На том конце линии что-то бормочет мужской голос. «Да, я знаю», — говорит Молли.

— Милый, пойми, — говорит она мне, — я в Лондоне, ты — неизвестно где, уже ужасно поздно и…

— Ты бы так не разговаривала, если бы его там рядом не было.

— Джош, мне в самом деле нужно идти.

— Молли, он урод. Он злой. Могла бы найти кого-нибудь получше. Он…

Биииииииииииииииииип.

* * *

Когда я найду своего брата? Через час? Через три? Кажется, что время одновременно растянулось и сжалось, и я не иду его искать, мне не нужна ничья жалость, мне уже никто не поможет. Иногда я оказываюсь на улице в темноте. Иногда — в помещении, прохожу мимо чем-то занятых людей, не стараясь выяснить чем, не встречаясь с ними взглядом, просто крадусь мимо, опустив голову, как будто я невидимка. Потом я оказываюсь наверху, в комнате без потолка, просто загнутые края крыши и матрас на полу, развалившиеся и сидящие люди, которые курят и что-то рассказывают. Я слушаю их рассказы, не понимая, потому что, дослушав до середины, я не помню начала, а дослушав до конца, не помню ни того, ни другого. Иногда мне протягивают сигарету с марихуаной, иногда — нет, в любом случае мне безразлично, потому что это происходит не со мной, а с кем-то другим. Иногда на меня смотрят с раздражением; я думаю, они боятся отсутствия жизни, пустоты в глазах, как у контуженного взрывом солдата на фотографии вьетнамской войны.

Потом, без всякой причины, я спускаюсь вниз. Я хочу что-нибудь почувствовать, все равно что, даже если оно плохое. Хочу почувствовать какую-нибудь связь между своим мозгом и своим телом. В буфете я обнаруживаю пакетик соли. Я высыпаю половину его в поллитровый стакан и наливаю в него тепленькой водички над раковиной в коридоре, не в кухне, там, где висят пальто и стоит водогрей, где разговаривают люди в футболках для регби, не принимавшие наркотиков и с любопытством поглядывающие на меня, но мне все равно. Я размешиваю соль пальцем. Потом я выпиваю залпом треть стакана — выпил бы больше, но меня тошнит, и я давлюсь над раковиной. Почти ничего не выходит наружу.

Я вынимаю спичку из коробка, оставленного кем-то на буфете. Я зажигаю ее, беспощадно подношу пылающую головку к ладони и держу там, пока не чувствую слабое жжение и странный запах, и кто-то говорит: «Прекрати!»

И я прекращаю.

— Утром ты пожалеешь об этом, — упрекает меня девушка.

Я смотрю на нее и вижу, как она отшатывается от пустоты моего взгляда. Потом она собирается с духом и сует мою руку под кран с холодной водой.

— Кто-нибудь знает его? — спрашивает она.

— Наверно, это кто-то из тех, кто на кислоте, — говорит футболка для регби.

— Это я и так поняла, — говорит девушка.

— Вот Сол, я спрошу Сола. Сол! Подойди на минутку. Тут парень, ему нужна твоя помощь.

Красные щеки Сола. Борода Сола. Странные полные губы Сола. Глаза Сола смотрят на меня.

— Хреново ты выглядишь, парень.

Я киваю.

А я — Дерек Элмз

За этим столом в закрытом обеденном зале клуба «Groucho» собралось — не стану точно считать, скажем, двадцать человек, и по крайней мере у одного из них, меня, явно самый скучный в его жизни вечер.

Досадно, потому что я рассчитывал, что празднование двадцатипятилетия одной из лучших моих подруг будет веселым. И это несмотря на то, что grand cru течет рекой и еда восхитительна благодаря финансированию всего мероприятия старшим братом моей подруги — большим гурманом и любителем вин.

Ну, во всяком случае похмелье после такого вина будет не очень тяжелым. И, во всяком случае, если придется блевать, то изрыгаемая тонкая кухня оставит во рту несколько менее отвратительный вкус, чем, скажем, кебаб по-оксфордски с соусом чили. И во всяком случае — нет, хватит всяких случаев. Больше оправданий нет.

Кейт. Возможно, это всего лишь принятие желаемого за действительность, но в какой-то момент, когда наши глаза встретились, мне показалось, что я уловил некий проблеск сочувствия. Эмпатии. Даже намек на превосходство ее страданий. Типа: «Думаешь, тебе плохо? А ты поставь себя на мое место, место человека, чей день рождения отмечают!»

Я тянусь за белым, Chassagne-Montrachet — если я ни с чем не буду его мешать, все будет в порядке, — и в это момент мужчина из пары, сидящей слева от меня, на которую я стараюсь не обращать внимания после того, как их задели мои замечания о Нортхемптоншире, как будто я виноват в том, что они живут в такой дыре, что-то говорит.

— Ох, виноват, сначала вам, — говорю я, наполняя его бокал или пытаясь сделать это, но он закрывает его рукой — довольно подчеркнуто, как мне кажется.

— Я спросил, как вы познакомились с Кейт, — говорит он. То есть, надо понимать, где такая милая девушка, как Кейт, могла познакомиться с таким засранцем, как я.

— А, вот вы о чем, — говорю я.

Подруга этого человека, в вечернем платье из тафты, которое подошло бы женщине вдвое старшей, чем она, наклоняется вперед: