Читать книгу "Все под контролем - Алексей Калугин"

Я намеренно не стал спрашивать у гида, за каким столиком сидит Шекспир, – мне хотелось самому узнать его.

В настоящее время, после многочисленных визитов в прошлое, как представителей Департамента контроля за временем, так и частных лиц, имеется множество фотопортретов Шекспира. События же, о которых идет речь, напомню вам, происходили в 1589 году. Как известно, ни одного достоверного портрета Шекспира не сохранилось. Бюст на могиле поэта в церкви Святой Троицы в Стратфорде-на-Эйвоне, скорее всего, порождение фантазии скульптора, которому он был заказан. Даже если один из известных мне портретов Шекспира и являлся подлинным, то узнать изображенного на нем человека в возрасте, когда ему только-только исполнилось двадцать пять, было не так-то просто.

Но по крайней мере я мог сразу же отсеять тех посетителей таверны, кому было явно за тридцать. В результате остались четверо кандидатов. Двоих из них я убрал, поскольку давно уже приметил их. Они пришли вместе и сидели на углу длинного стола, беседуя о чем-то настолько оживленно, что порою казалось, в дело вот-вот пойдут кулаки. Двое других молодых людей, на которых я обратил внимание, сидели в разных концах обеденного зала. Один из них был одет в несколько старомодный зеленый кафтан с широким четырехугольным вырезом и заложенным в него нагрудником, далеко не новым, хотя и старательно выстиранным. У незнакомца было узкое лицо с резко очерченными скулами, небольшая бородка и аккуратные усики. Черные волосы коротко подстрижены и расчесаны на прямой пробор. Взгляд его темно-карих глаз был внимателен и строг. Особое внимание я обратил на то, что незнакомец осторожно наблюдал за присутствующими в обеденном зале людьми, стараясь при этом, чтобы его интерес оставался незамеченным. Казалось, он изучал костюмы людей, их манеру держаться и разговаривать. Другой кандидат, по возрасту вполне подходящий на роль Шекспира, сидел вполоборота ко мне. Держа в руке большой стакан пива, он задумчиво глядел в окно. На нем был новенький лиловый камзол, расшитый на плечах красными галунами. Однако на левом рукаве зияла прореха, – кусочек ткани был вырван гвоздем или каким-то другим острым предметом, за который зацепился рукав. Вдобавок к этому камзол был измят так, словно в нем спали, и расстегнут почти до пояса. Под камзолом у незнакомца была рубаха с широким воротом, которую он носил, не снимая, должно быть, не меньше месяца. Длинные и не очень чистые темно-русые волосы были зачесаны назад, но настолько небрежно, что упавшие прямые пряди скрывали лицо незнакомца, обращенное ко мне в профиль. Я мог видеть только небольшую бородку, обрамлявшую подбородок молодого человека, подстриженную весьма небрежно. Казалось, он оставил ее не потому, что считал это красивым, а лишь поскольку ему было лень бриться.

Алекс угадал мою игру.

– На кого ставите, Вальдемар? – поинтересовался он.

– Пожалуй, на молодого человека в зеленом кафтане, – ответил я, почти уверенный в том, что не ошибся.

Однако, когда Алекс спросил:

– Почему именно он? – мне показалось, что в голосе его прозвучало недоумение.

Прежде чем ответить, я еще раз внимательно посмотрел на выбранного мною кандидата в гении.

– У него очень внимательный взгляд, – сказал я. – Мне кажется, он подмечает буквально все, что происходит в таверне.

– И не только подмечает, но еще и подслушивает, о чем говорят посетители, – усмехнулся Алекс. – Увы, Вальдемар, ваш выбор оказался ошибочным. Человек, которого вы приняли за Шекспира, на самом деле является осведомителем королевского Тайного совета. Писатели и комедианты во все времена причислялись к категории неблагонадежных. Ну а поскольку актеры в этой таверне бывают нередко, то и служители Тайного совета сюда захаживают, чтобы послушать, о чем они, подвыпив, говорят между собой.

– Значит, Шекспир… – я посмотрел на человека в лиловом камзоле, сидевшего у окна.

– Да, это он, – кивнул Алекс. Должно быть, выражение моего лица в этот момент о многом сказало гиду, поскольку он спросил: – Вы разочарованы?

– Нет, – медленно покачал головой я. – Но я представлял себе Шекспира несколько иначе.

В этот момент Шекспир со стуком поставил стакан на стол и, привалившись спиной к стене, обратился лицом к залу. У него были небольшие, широко расставленные глаза, смотревшие на мир из-под низких надбровных дуг не то с тоской, не то с осуждением.

– Я полагал, что первое время в Лондоне Шекспир жил довольно бедно, – заметил я.

– Верно, – кивнул Алекс. – Он всего около года как принят в труппу «Комедианты Пембрука» и, говорят, актерским мастерством не блещет. А до этого он зарабатывал на жизнь тем, что занимался лошадьми благородных господ, пришедших на представление в театр. И в этом деле он достиг превосходных результатов. Его проворство и сноровка были замечены, и вскоре у него появилось столько работы, что он не мог справляться с ней один. Компанию молодых людей, которых он набрал себе в помощники, актеры, работавшие в «Театре», называли «парнями Шекспира». Забавно, правда?

Я и прежде слышал эту историю, и она вовсе не казалась мне забавной. Но я не стал спорить с гидом. Я только заметил:

– Не кажется ли вам странным, что человек, занимавшийся лошадьми, вдруг стал великим драматургом?

– Почему же вдруг? – удивленно вскинул брови Алекс. – Все, кто хорошо знает Шекспира, говорят, что он отличается поразительной работоспособностью и невероятной усидчивостью. Я сам нередко вижу его в этой таверне, и ни разу он не приходил сюда без книги или без бумаги и чернил. Пока другие просто о чем-то судачат, он читает или делает записи. Признаюсь, я не встречал в Лондоне XVI века человека, который читал бы больше, чем Шекспир.

Я осторожно повернул голову, чтобы еще раз незаметно взглянуть на Шекспира.

Молодой русоволосый парень, как и прежде, сидел за длинным столом, на противоположном конце которого разместилась шумная компания из пяти человек. Отодвинув тарелку и стакан в сторону, Шекспир поставил на стол небольшую склянку с чернилами и выложил стопку бумаги. Лицо его вновь было обращено ко мне в профиль, и я хорошо видел, как, растянув губы, он покусывал зубами кончик короткого вороньего пера. Похоже было, что Шекспир не слышал шума, царящего в обеденном зале, настолько он был поглощен обдумыванием строки, которую пока еще не решался запечатлеть на бумаге.

Мне до зуда в коленях захотелось встать, подойти к Шекспиру сзади и заглянуть через плечо, чтобы узнать, над какой пьесой он сейчас работает. Я склонялся к мысли, что это должен быть «Генрих Шестой», которого в 1590 году поставили «Комедианты Пембрука». Но сделать это было нельзя. Я даже не стал беспокоить Алекса, заранее зная, каков будет его ответ, если я спрошу, нельзя ли мне подойти и просто поздороваться с Шекспиром, представившись почитателем его актерского мастерства. Нас неоднократно предупреждали, что контакты с местным населением должны быть сведены к минимуму. А уж если этим представителем был не кто-то, а сам Уильям Шекспир, то не могло быть и речи о том, чтобы перекинуться с ним хотя бы парой ничего не значащих словечек.