Читать книгу "Конфетнораскрашенная апельсиннолепестковая обтекаемая малютка - Том Вулф"

— Сам не знаю, — отвечает Паркер. — Я просто хочу, чтобы все, кто делает мне гадости, опустились на колени в религиозном экстазе. Знаешь, я там кое-что для себя открыл.

— Что именно?

— Бен просто отвратителен, — говорит Паркер. — Все это было отвратительно. Спустя какое-то время я уже не видел все это изнутри. Вовсе не я стоял и смотрел на своего сына. Я видел все как бы снаружи. И это меня оттолкнуло, только и всего. До чего же противно!

На углу авеню Б. и Второй улицы Паркер вытягивает руку — и, слава богу, там оказывается такси. Просто поразительно. По Нижнему Ист-Сайду вообще-то никакие такси не раскатывают. Прежде чем забраться в такси, Паркер оглядывается по сторонам. Дальше по улице, по авеню Б., можно увидеть громаду кинотеатра и самый край парка.

— Славное предзнаменование, — объясняет мне товарищ. — Если ты можешь выйти прямо на улицу и сразу поймать такси — в любое время, в любом месте, только вытяни руку, и такси остановится… в общем, если ты на такое способен, но наверняка ты еще кое-что значишь в Нью-Йорке.

Паркер больше ничего не говорит, пока мы едем по Четвертой авеню (или Южной Парк-авеню, как она теперь называется), затем по Двадцать Третьей улице, мимо здания компании «Метрополитен лайф иншуранс».

— Сам подумай, — наконец говорит Паркер. — Что я мог ему сказать? Ничего я не мог ему сказать. Я выбросил наружу все, что у меня имелось. Но я не смог бы ровным счетом ничего сделать. Ни для одного из них. Ни для кого.

18. Воскресная разновидность любви

Любовь! Эфирное масло либидо в воздухе! Сегодня вторник, без четверти девять утра, и мы находимся в подземке, на линии Межрайонной скоростной системы перевозок, на станции «50-я улица и Бродвей», а двое юнцов уже висят в каком-то переплетении рук и ног, облаченных в «ломаную саржу», и это, следует признать, доказывает тот факт, что одним воскресеньем любовь в Нью-Йорке не ограничивается. И все же — как странно! Вся эта уйма лиц выскакивает из поезда с Седьмой авеню, проносясь мимо автомата с мороженым «кинг сайз», и турникеты начинают трещать так, как будто весь мир разламывается, напоровшись на рифы. Четыре шага после турникетов народ делает плечом к плечу, заходя на эскалатор, несущий всех к поверхности по гигантскому дымоходу, полному плоти, шерсти, фетра, кожи, резины, буквально дымящегося «алюмикрона», а также крови, что проталкивается по старым и склеротичным артериям всех окружающих в форсированном спринте от избытка кофе и отчаянной попытки выбраться на поверхность из подземки в час пик.

Парень окутывает девушку не только руками, но и грудью, имеющей вогнутую форму, характерную для американского тинейджера. Ее голова наклонена под углом в девяносто градусов. Как можно крепче зажмурив глаза, оба подростка с невероятной, поистине лихорадочной поспешностью обрабатывают губы друг друга. Тем временем повсюду вокруг них десятки, сотни лиц и тел потеют, топают вверх по лестнице, животами вперед проталкиваясь мимо целой выставки таких новинок технического прогресса, как «зуммеры счастья», «струящиеся пятицентовики», «пальчиковые крысы», «пугающие тарантулы» и ложки с вполне реалистично изображенными на них мухами, мимо парикмахерской «У Фреда», которая находится как раз за площадкой и щеголяет глянцевыми фотографиями молодых людей с вычурными прическами: такие здесь могут сделать любому. Дальше народ вываливается на 50-ю улицу, попадая в сумасшедший дом транспортных потоков, магазинов, витрин с причудливым дамским бельем и краской для волос «под седину», рекламных вывесок, предлагающих выпить бесплатную чашку чая и посетить вскорости разыгрываемый матч между «Кроликами Плейбоя» и «Танцовщицами Дауни». Затем все громко топают в сторону Тайм-Лайф-билдинг, Брилл-билдинг или «Эн-би-си».

А парень и девушка просто продолжают корчиться в своей неразберихе. Ее рука скользит по его загривку, и он начинает крутить головой, когда ее пальцы заползают в сложные, симметричные сады его прически типа «чикаго бокскар» у основания черепа. От поворота головы лицо парня внедряется в цилиарный корпус ее прически типа «пчелиный рой», так что девушке приходится наклонить голову в другую сторону, перемещая ее на сто восемьдесят градусов и используя их рты в качестве поворотной оси. Впрочем, если не считать заботы о надлежащем состоянии своих причесок, эти двое не обращают внимания ни на что, кроме друг друга. Все удостаивают подростков беглых взглядов. Отвратительно! Забавно! Как трогательно! Несколько проходящих мимо парней отпускают двусмысленные замечания. Однако подавляющее большинство в этом снабженном лестницей дымоходе испытывают нешуточное потрясение. Видение любви в час пик вовсе не поражает людей как нечто романтическое. Скорее это похоже на некий ловкий трюк. Примерно такое же впечатление производит жирный мужчина, пересекающий Ла-Манш в бочке. Если учесть людской прилив, достижения этой парочки тоже можно считать очень серьезными. Здесь имеет место фрагмент слегка преувеличенной героики в манере костлявых старичков с варикозными венами на ногах, которые каждый год появляются невесть откуда и пробегают марафонскую дистанцию по улицам Бостона. И странным образом это кажется некой промашкой круглонедельной любви в Нью-Йорке, причем для всех, а не только для двух подростков, корчащихся под своими шевелюрами на станции подземки «50-я улица и Бродвей». Такая любовь слишком поспешна, слишком принародна, слишком крута, и в ней также нет места необходимому легкому флирту. Именно это и объясняет тот факт, почему настоящая вещь в Нью-Йорке, как поется в известной песне, это «воскресная разновидность любви».

Да, разумеется, еще есть суббота, но суббота ничем не лучше всех будних дней от понедельника до пятницы. Суббота в Нью-Йорке является днем для выполнения различных поручений. Свыше миллиона покупателей изливается на улицы, основательно их запруживая. Все носятся по округе, отправляясь в Йорквиль, чтобы отхватить там те несравненные сыры для вечерней трапезы, навещая Четвертую авеню, чтобы попытаться найти там книгу Ван Вехтена «Вечеринки» и тем самым пополнить чью-то библиотеку, заходя в химчистку, к дантисту, к парикмахеру, к какому-то малому, который должен одолжить вам свой автомобиль с кузовом «универсал», дабы вы смогли подобрать две щитовые двери, а затем сделать из них столы — или еще в какое-то место, в котором, как кто-то вам обмолвился, можно найти поистине сказочные куски мяса, где мясник носит соломенную шляпу и нарукавники, а также замечательно грубо себя ведет.

Да, верно, еще есть субботний вечер, да и пятничный вечер тоже, раз уж на то пошло. Они вполне годятся для свиданий и полезного времяпрепровождения в Нью-Йорке. Однако для легкого флирта и любви они так же неподходящи и кратковременны, как и вся остальная неделя. По пятничным и субботним вечерам все обычно находят для себя некие сцены. Это может быть подвальное кабаре в Вилледже, где невесть откуда взявшаяся пятерка парней разговаривает на «ямайском» и колотит по стальным барабанам, где коннектикутские тинейджеры носят пончо из шотландки, сапожки по колено и пьют коктейли наподобие «Кульминации страсти», приготовленные из яблочного сидра с брошенными туда арбузными шариками. Или это может быть какой-то подвал в районе Восточных 50-х улиц, дискотека, куда алебастровые подростки приходят в жакетах без рукавов, зато с норковыми шкурками по бокам, в твидовых вечерних платьях, с круто-модернистскими прическами. Однако в любом случае это некая сцена, некое представление, и вскоре весь вечер начинает крутиться подобно всей планете в беспорядочном монтаже такси, проскальзывающих внутрь салона ног в скользких чулках, скользких ног, выскальзывающих оттуда, камвольной ткани, обид, ухмылок, глазных зубов, глиссандо, буффонад, намеков, уличных фонарей, портье, линий, пурпурных канатов, белых манишек, зеркал и бутылок в баре, розовых мужчин и пальто с воротниками-шальками, гардеробщиц и неоново-персиковых ногтей, опять-таки такси, ключей, битых ламп и отсутствия плечиков для одежды…