Читать книгу "Корсар. Пират Его Величества - Тим Северин"

— Откуда тебе знать, как думают эти аристократки! — сказал ему Жак. — Донья Хуана могла ведать ценность папки и захотела вернуть ее в руки испанцев. Но, вероятнее, ей доставляло удовольствие дурачить шайку тупоумных моряков. Для нее это была игра, демонстрация своего превосходства.

Он умолк, потому что у него за спиной кто-то кашлянул. На палубе только что появился Бэзил Рингроуз, с квадрантом и записной книжкой в руках. Вид у него был больной, кожа выглядела восковой и бледной, глаза были налиты кровью, а дыхание — затруднено. Многие в команде считали, что он до сих пор страдает из-за того, что, решив провести ночь на берегу, укрылся под деревом манзаниллы. Ночью разразился проливной дождь, и когда Рингроуз проснулся, кожа у него покрылась красными пятнами — пока он спал, на него с дерева стекали ядовитые капли. Сами пятна и вызванное ими жжение давно прошли, но Рингроуз никак не выздоравливал, мучаясь от частых головных болей, а временами в глазах темнело и он почти слеп.

Рингроуза настиг очередной приступ жестокого, выворачивающего наизнанку кашля, и штурман, протянув руку, схватился, чтобы не упасть, за ванты у наветренного борта.

Заговорил Дан:

— Я тут спрашивал Гектора, как нам лучше идти — вокруг Мыса или через Пролив.

— Я бы выбрал Пролив, — сипло ответил Рингроуз. — При условии, что мы отыщем туда вход. Весьма вероятно, вдоль побережья россыпи всяких островов и рифов. Того гляди, налетим на какой-нибудь и разобьемся в щепки.

— Тогда почему не идти вокруг Мыса?

— Потому что английский корабль там ни разу еще не проходил. Об этом наш капитан, предлагая уплыть из Южного моря, как-то забыл упомянуть. Испанцы и голландцы ходили вокруг Мыса, но, насколько мне известно, больше никто. Даже сам Дрейк выбрал Пролив. Там, дальше, ледяные острова. — Рингроуз отхаркнул и сплюнул через поручни сгусток мокроты. — Так или иначе, вокруг Мыса путь длиннее. Сомневаюсь, что до Рождества мы вернемся в родные воды. И кто знает, какой прием нас там ждет.

— Вряд ли худший, чем тот, что устроят испанцы, если мы останемся здесь, — сказал Жак.

Рингроуз наградил его сардонической улыбкой.

— Ты не забыл, что мы — охвостье незаконной военной экспедиции? Капитан Шарп и его приятели покинули Ямайку, даже не испросив разрешения у губернатора. Ни одному из наших главарей не давали задания отправляться в набег на Мэйн. Следовательно, все мы — пираты, если властям угодно будет так считать.

— Но у сэра Генри Моргана никакого разрешения не было, а он напал на Панаму и получил рыцарское звание.

— Он вернулся с такой добычей, что стал слишком богат, чтобы его судили. А мы? Что добыли мы, хоть из кожи вон лезли? По несколько сотен песо на каждого! Откупиться от неприятностей не хватит. Кроме того, у нас нет тех связей с богатыми и влиятельными людьми, какие имел Морган.

Наступило недолгое молчание, потом вновь заговорил Рингроуз:

— За то время, что нас не было на Ямайке, случиться могло что угодно. Новый король на троне, другой губернатор, объявлена война или подписаны мирные соглашения. У нас нет никакого представления о том, что переменилось и как перемены повлияют на наше возвращение. И узнаем мы не раньше, чем сами там окажемся. — Он посмотрел на небо. — Гектор, солнце уже почти в зените.

Гектор отправился с Рингроузом на корму, где у игровой доски, скрестив ноги, сидел Сидиас, по-прежнему погрузившийся в перипетии игры в нарды. Он даже не поднял головы, когда по палубе скользнули тени. Рингроуз произвел полуденное наблюдение и записал результат. Гектор заметил, что рука штурмана дрожит.

— Как думаете, сколько нам еще идти до Пролива? — сказал Рингроуз нарочито громко, чтобы Сидиас не мог больше притворятся, что ничего не замечает.

Грек нехотя поднял голову. Он наморщил лоб, словно бы глубоко задумавшись, а потом объявил:

— Пять или шесть недель. — Потом вновь обратил свое внимание на раскладную доску и подчеркнуто показным движением переставил одну из шашек, ясно давая понять, что у него нет желания продолжать разговор.

* * *

Через шесть недель после отплытия от Пайты Сидиас заявил, что пора поворачивать к суше, и Шарп последовал его указанию. Словно бы соглашаясь с подобным решением, ветер сменился и задул с идеального румба, с юго-запада, и благодаря посвежевшим порывам на траверзе «Троица» устремилась вперед как подстегнутая. Настроение на корабле быстро поднялось, люди повеселели и преисполнились надежд. Прошло какое-то время, температура воздуха упала, и команда догадалась, что корабль достаточно отклонился к югу и уже где-то неподалеку Пролив. Людей охватила беззаботная радость, они словно бы праздновали завершающий этап плавания. Были початы тайные запасы бренди и рома, и кое-кто, напившись, шатался и запинался о доски палубы. Гектор, однако, тревожился все больше. Они с Рингроузом по счислению пути определяли положение корабля. Бывало, навигаторы расходились друг с другом во мнениях относительно хода «Троицы», того, сколько миль пройдено, снесло или нет галеон с курса океанским течением. В каждом случае Гектор уступал, полагаясь на мнение более опытного товарища, и отчасти потому, что болезнь сделала Рингроуза раздражительным и обидчивым. Доверия заслуживали только наблюдения, полученные с помощью квадранта, и по этим данным выходило, что корабль находится на пятидесятом градусе южной широты. Но ничто не говорило, насколько близки они к материку, и Гектор давным-давно махнул рукой на Сидиаса, решив, что тот в лучшем случае бесполезен, а в худшем лучше не задумываться. Грек был игроком по натуре, и в том, что они в целости доберутся до побережья, полагался на удачу. Когда бы его ни спрашивали, скоро ли на горизонте появится земля, Сидиас отвечал уклончиво. Его задача, как он постоянно отвечал, состоит в том, чтобы опознать открывшийся берег, а потом указать, в какую сторону нужно идти кораблю. Грек был настолько необщителен, что Гектору пришлось как-то вечером разыскать Сидиаса и в глаза спросить, неужели его не волнует, как он вернется обратно в Пайту. В ответ грек равнодушно пожал плечами.

— С чего ты думаешь, что я хочу покинуть корабль? У меня нет причин возвращаться в Пайту.

— Но вы же сказали, что алькальд заставил вас стать нашим лоцманом!

— И он снова сделает мою жизнь невыносимой, если я когда-либо туда вернусь. Так что лучше я останусь с вами.

Опешив от себялюбия грека, Гектор пошел к друзьям. Ночи стали холодными, и команда, чтобы не мерзнуть на палубе, спала теперь в трюме, подвесив гамаки в кормовой его оконечности. Ощупью пробравшись в полутьме к друзьям, юноша обнаружил, что Изреель и Жак уже уснули. Не спал только Дан, и, когда Гектор рассказал ему о своих тревогах относительно лоцманских познаний Сидиаса, индеец посоветовал юноше не изводить себя. Возможно, утром у них будет шанс заглянуть в копии дерротеро Лопеса. Проверить, есть ли от них толк, можно будет, когда, рано или поздно, с «Троицы» увидят берег. А пока поделать все равно ничего нельзя, и Гектору лучше отдохнуть. Но спать Гектор не мог. Юноша лежал в гамаке, прислушиваясь к журчанию воды за бортом, к скрипам и шумам корабля, под аккомпанемент которых «Троица» рассекала морской простор.