Читать книгу "Утоли моя печали - Сергей Алексеев"

– Не умничай, Бурцев. Ты же знаешь, главным бульдозеристом был нынешний президент, так что никто эту бумагу исполнять не станет, – внушал начальник. – Да и вообще, какое это имеет отношение к делу?

– В подвале Ипатьевского дома кто-то из расстрельщиков сделал надпись на стене, – пытался объяснить Бурцев. – Аналогичная надпись обнаружена на грамотке старца из Зубцовска, и сделана она тем человеком, который похитил голову. На кубке, выполненном из черепа, эта надпись повторяется. Появляется возможность установить личность покойного.

– А какая связь этого старца с Губским?

– Да тут все как в сказке: бабка за дедку, дедка за репку… Иначе не вытащить.

– Ну вот что, хватит сказки рассказывать. Сроки кончаются! А результатов никаких. Давай не мудри, а работай.

Спустя сутки Бурцева вызвал к себе вновь назначенный Генеральный: иногда за неделю на прием не попадешь, а тут сам… и мрачно спросил:

– Откуда ты выудил эти фамилии – генерал Клепиков и полковник Скворчевский? Кто тебе их дал?

С новым Генеральным, когда он еще был следователем по особо важным делам, они вместе работали и по знаменитому хлопковому делу, и по переброске оружия на Кавказ, так что пуд соли съели.

– Как всегда, сорока на хвосте принесла, – ухмыльнулся Бурцев.

– Ты хоть представляешь, что это за… офицеры?

– Не представляю, потому и запрос послал.

– Так вот, забудь эти фамилии, – посоветовал Генеральный. – Иначе и тебе, и твоей сороке хвосты выщипают.

Бурцев ничуть не сомневался, что так, скорее всего, и будет, поскольку неконтролируемая специальная служба, к которой принадлежал головорез Елизаров, уже успела проявить себя после того, как Бурцев вернулся из командировки.

Она не останавливалась ни перед чем и имела руки невероятной длины: из музея криминалистики при странных обстоятельствах исчез кубок, изготовленный тульскими мастерами из черепа зубцовского старца. По этому факту возбудили уголовное дело, арестовали музейную сиделку – бывшую милицейскую майоршу и теперь раскручивали эту бедную старуху на Петровке.

Бурцев и соваться туда не стал. Операция «Пирамида» скорее всего близилась к завершению, череп безвестного старца уложили наконец в некую пирамиду черепов, вероятно, похожую на ту, что изображена на известном полотне художника Верещагина «Апофеоз войны».

Или увенчали ее золоченым кубком?

Он бы внял совету Генерального и не стал подставлять свой хвост, но зло взяло, и больше из-за нагло похищенного кубка.

– В таком случае я напишу официальное представление в Верховный суд, обидевшись, заявил Бурцев. – И все подробно изложу. А потом пусть щиплют. С меня, кроме анализов, взять нечего.

– Поглядите на него! Герой! – От негодования Генеральный стал грызть ногти – это была его старая привычка. – Представление!.. Тогда уж в ООН пиши, или Господу Богу!.. Есть вещи, с которыми не шутят.

Последняя фраза тоже была знакома, много раз слышима и означала растерянность. Бурцев сидел напротив за приставным столом, а Генеральному, наверное, казалось, висел над душой.

– Короче, так, – наконец определился он. – Эта спецслужба мне известна. Если хочешь, находится под моим контролем. Правда, все относительно… А занимается она заговорами. Ты удовлетворен? Информации достаточно, чтобы спал спокойно?

– По-моему, она плетет заговоры, а не раскрывает.

– Поди разберись…

– Да и какие могут быть заговоры? Если серьезно?

– Какие? – Генеральный многозначительно помолчал. – В глаза в верности клянутся, а за глаза такое плетут! Когда обстановка в стране революционная, кажется, так легко ее к рукам прибрать! Прецедент создан… Запросто может быть колумбийский вариант. Красные, белые, коричневые, зеленые, черные – все цвета радуги, и все хотят.

– Это так объясняют Клепиков и Скворчевский? – зацепил за живое Бурцев.

– У меня своя голова на плечах, – рассердился Генеральный. – И мне отсюда кое-что видать!

– Тогда скажите мне, слепому и тупому, зачем они режут головы покойникам и кубки делают? У нас в стране что, питейной посуды не хватает?

– Слушай, Бурцев, прекрати ерничать, – налился кровью Генеральный, готовый громыхнуть, как бомба, – было ясно, он сам ничего объяснить не может. – Иначе я вообще отстраню тебя от этих дел. И поедешь прокурором в районный центр Запупинск.

После этого случая у Бурцева пропала охота звонить Скворчевскому по телефону связи, оставленному Елизаровым, и договариваться о встрече. Прямой контакт, как всякая прямая дорога, на этом этапе грозил завести в тупик. Голова спецпрокурора ни в какие пирамиды не укладывалась, и потому они бы ее и отрезать не стали, просто бы размозжили, а тело выбросили на видном месте – в назидание Генпрокуратуре.

Елизарова он отпустил с миром, договорившись о неразглашении содержания их беседы. Естественно, этот гробокопатель выложил все своему резиденту, но в выгодном для себя свете, то есть навел Клепикова или Скворчевского на место, где может находиться кубок из черепа зубцовского старца. Вероятно, они искали его на таможенной вертикали снизу доверху и не забирались еще в прокуратуру. Елизаров откупился перед своим начальством за провал, однако наказать или уничтожить его не составляло труда: стоило заслать копию аудиозаписи, где головорез называет фамилии резидентов и хоть косвенно, но указывает на кровную заинтересованность своей конторы в личности инока Рафаила.

Засыпавшийся агент не подозревал, что такая запись существует, диктофона он не видел, поэтому наверняка хорохорился, что удалось выкрутиться из рук прокуратуры во второй раз. Он так же был уверен, что Бурцев не полезет в лапы всесильных резидентов, не выяснив, кто они, чем занимаются и под чьим покровительством орудуют.

А если где и заикнется, назвав фамилии Клепикова и Скворчевского, ему сразу скажут «ша!»

И все-таки Елизарову можно было отомстить за все – за его каннибальскую профессию, за его принадлежность к некоему тайному ордену, собирающему черепа, за его пренебрежение к закону.

Можно, только не в нем, обыкновенном исполнителе, дело, да и нет смысла дразнить гусей, когда вопросов стало больше, чем ответов…

Что ни говори, а контора у них была серьезная, если судить об операции по отстрелу переводчика с охотбазы Николая Кузминых. Задействовали иностранного агента – голландца Гюнтера, а его товарища по охоте, лишнего свидетеля, убрали после возвращения на родину. Гюнтер получил всего лишь два года, и то с учетом времени нахождения под следствием, однако отсидел всего четырнадцать месяцев и освободился по какой-то очередной амнистии.

Своих в обиду не давали, кадрами не разбрасывались, если гробокопателю простили его промахи…

Тут же Бурцеву пришлось переквалифицироваться в гробокопатели. Не ожидая весны, еще по мерзлой земле, он довольно быстро установил местонахождение могилы родителей Николая Кузминых в Угличе и провел эксгумацию. Как и следовало ожидать, в полуистлевшем гробу отца черепа не оказалось, но среди костей нашлась маленькая меднолитая иконка – по утверждению экспертов, старообрядческого происхождения, на обратной стороне которой был выцарапан уже знакомый приговор на языке, который существовал, по заверениям ученого дьячка из МГУ, только в среде сатанистов.