Читать книгу "Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна - Сэмюэл Дилэни"

– Мы снова в море, Хэнк. На море штиль.

Потом она сказала:

– Я лечу. С тобой я не останусь, но я хочу тебя увидеть».

Джонини перевернул страницу.

«Полчаса реактивные струи от ее челнока светились на экране, словно развевающиеся волосы. Она прибыла с ясными глазами и открытыми ушами. Я пошел к трубе встретить ее. Вот она вошла. Вот приостановилась, должно быть, заметила меня. Потом она, кажется, подняла голову, и я увидел ее блестящие карие глаза, ее черные волосы, спадающие на плечи, немного курносый нос, алебастровую кожу и улыбку на чуть полноватых губах. Потом она приблизилась – и я понял, что увидел на самом деле.

– Хэнк… – произнесла она, пройдя – очень медленно – три четверти пути.

Я двинулся ей навстречу. У нее были короткие седые волосы и распахнутые глаза. Она не улыбалась и дышала тяжело.

– Хэнк? – Казалось, она не верит, что это я. – Вытащи меня из зоны притяжения, а то так и до удара недалеко.

– …Что?

– Я в последнее время расхворалась, поэтому в основном была в отсеке с невесомостью.

– Да, да… конечно.

– Совсем стерла ноги, – усмехнулась она.

Голос я узнавал. Это был ее голос, незаметно менявшийся все сорок лет с тех пор, как мы покинули Землю. Но когда я приобнял Ли за плечо, то почувствовал, что кожа ее обвисла на костях. Мы добрались до конца трубы и вошли в лифт. Попав в невесомость, она сразу почувствовала себя лучше. Посмотрела на меня:

– Похоже, Хэнк, ты… сохранился лучше, чем я. Правду говорят, что красивые женщины быстро старятся. А я была очень… очень хорошенькая, правда ведь? – Она снова засмеялась. – Можешь не отвечать. Да уж, теперь я понимаю, что значит стереть ноги.

– Стереть ноги? – переспросил я.

– До вас еще не добралась эта фраза? У нас в Городе молодежь так говорит, если кто-то долго пробыл в невесомости, а потом попал в отсек с притяжением. Не бойся, доберется и до вас. Забавно, как мы перенимаем словечки от молодых. Верней, сперва они перенимают слова от нас и дают им новое значение. А потом уж и мы подхватываем. Они на нас влияют не меньше, чем мы на них. – Лила вздохнула. – Мы вложили в них столько земного, что они хотят и здесь сотворить Землю. Всему дают земные имена. Как думаешь, мы дотянем?

Я промолчал. Хотел ответить и не мог. Она ждала с улыбкой, которая не очень шла теперь к ее сморщенным губам. Потом улыбка медленно погасла, Ли посмотрела на свои пергаментные руки. Когда она снова подняла глаза, в них было что-то похожее на страх.

– Ли, мы ведь с тобой состарились. Теперь не так уж много остается… – Это прозвучало почти как вопрос. Словно Ли могла объяснить мне, как все это вышло.

Когда она наконец заговорила, то сказала просто:

– Пора мне домой.

У входа в челнок мы обменялись еще двумя словами, вернее, одним и тем же – „прощай“.

Я обнял ее. Она изо всех сил сжала мне плечи. Как мало сил у нее осталось… Я поскорее отпустил ее. А потом был лишь завиток серебряного света на экране.

Весь день я был в отвратительном настроении, и молодежь сторонилась меня, как чумы. Но вечером я связался с „Бетой-2“.

– Доложите обстановочку, капитан, – сказал знакомый голос.

– Докладываю…

Мы рассмеялись. А потом было то, чего не было уже очень давно. Мы с Лилой часа полтора говорили о звездах».

Джонини закрыл журнал. Песок и пустыня – это мезонные поля. Городами они называли корабли. Седые волосы – светлый газовый след от челнока. Стертые ноги, черные глаза – понятно. Конечно, баллада о «Бете-2» относится к более поздним временам, Хэнк и Лила, первые капитаны, ее не знали. Но, по крайней мере, в припеве почти все ясно. Он повторил про себя балладу, и незаметно все ушло на второй план: экраны, приборы, даже книга в его руке:

Вступила во град Черноокая,Бескрайность песков пройдя.Ступни истерты, а под руками —Зеленым взглядом сияет дитя.

4

– Здравствуй.

Джонини резко обернулся и чуть не отлепился магнитами от пола. Книга вырвалась у него из рук и поплыла прочь, отскакивая от углов.

Одной рукой держась за край люка, мальчик вытянул ногу и перехватил книгу пальцами костистой ступни.

– Держи.

Он подтолкнул книгу к Джонини, и она, кувыркаясь, двинулась обратно.

Джонини поймал ее:

– Спасибо.

– Не за что.

Мальчик был худой, голый, с белой до свечения кожей. Джонини решил бы, что ему лет четырнадцать-пятнадцать, если бы не волосы, тонкие, длинные, почти бесцветные, на висках поредевшие, как у старика. Из-за них выражение лица читалось как-то странно. Нос у него был плоский, губы тонкие, и надо всем – огромные зеленые глаза.

– Что ты тут делаешь? – спросил мальчик.

– Я… просто смотрю…

– Что хочешь высмотреть?

– Гм… все, что удастся.

Неожиданная настойчивость вопросов не понравилась Джонини.

– Ее тоже высмотрел? – Мальчик показал ногой на книгу.

Джонини сухо кивнул.

– И можешь прочесть, что там?

Джонини кивнул снова.

– Значит, ты умный, – широко улыбнулся мальчик. – Спорим, я тоже могу? Дай-ка ее сюда.

Не зная, что еще тут можно предпринять, Джонини толкнул дневник к нему. Мальчик опять ухватил его одной ногой, а другой открыл. Нагнулся и свободной рукой перелистнул первую страницу:

– «Бортовой журнал Города „Гамма-пять“, собственность капитана Хэнка Брандта. Начат…»

– Хорошо-хорошо, верю, – перебил Джонини, и тут его поразила новая мысль. – Где ты научился говорить?

– Как это – где? – Мальчик удивленно расширил зеленые глаза.

– Я про выговор. У тебя, можно сказать, современный английский выговор.

Действительно, у мальчика совсем не было слышно церемонно-старинной интонации, что звучала в речи корабельного робота.

– Ну, я… Я не знаю, где научился. – Он огляделся. – Здесь вот и научился.

– А где остальные?

Мальчик отцепился от люка и медленно поворачивался в воздухе, по-прежнему держа ногами книгу.

– Остальные – кто?

– Остальные люди.

– На кораблях. – Он помолчал и добавил: – Но на «Сигме-девять» и на «Бете-два» людей нет.

– Я знаю. – Джонини старался сохранять терпение. – А где люди на этом корабле?

– Большинство – в Центральном отсеке: на Рынке, в Рыбной лавке, в Горах. Или внизу, в Бассейне.