Читать книгу "Вечный ястреб - Дэвид Геммел"

Касваллон в детстве тоже был «сыном гор», рожденным вне брака ветреной девицей по имени Мира. Вскоре после родов она умерла — будто бы от внутреннего кровотечения, но в клане поговаривали, что ей дал яду родной отец. Имени своего любовника она так и не назвала. Касваллон рос в доме старого лорда-ловчего Падриса как названый брат Камбила, но мальчики никогда не дружили.

В семнадцать Касваллон покинул дом Падриса с кинжалом, плащом и двумя золотыми монетами. Все полагали, что он возьмет в аренду клочок земли и будет перебиваться где-то на севере, но он пошел прямиком к Паллидам и угнал быка с четырьмя коровами. У Хестенов он увел шесть коров, из которых трех продал в Атерисе. Через год все охотники чужих кланов выслеживали Касваллона из Фарлена.

Маггриг, паллидский лорд-ловчий, посулил двух племенных быков за его голову, но Касваллон и этих быков украл.

Сородичей-Фарленов поначалу все это веселило, но чем больше Касваллон богател, тем сильнее ему завидовали. Женщины, знала Мэг, обожали его, мужчины же, естественно, терпеть не могли. Три года назад, после смерти Падриса, лордом-ловчим выбрали Камбила, после чего общая неприязнь к Касваллону значительно возросла. Камбил открыто презирал давнего отцовского воспитанника, и многие Фарлены, желая снискать расположение нового лорда, поддакивали ему.

В этом году Касваллон даже в Играх отказался участвовать, хотя как прошлогодний победитель мог принести своему клану несколько лишних очков. Причина, которую он при этом выставил, была еще хуже, чем сам отказ: он, дескать, не мог оставить беременную жену, потому что у нее случилось кровотечение. Он уложил ее в постель и сам исполнял всю бабью работу по дому.

Это окончательно уронило его репутацию в глазах мужчин, но подняло на небывалую высоту в глазах женщин.

Теперь он спас мальчишку-низинника, самым непотребным образом использовав закон гор себе в оправдание. Мыслимо ли применять кормак в подобном случае? Этот закон был принят ради усыновления детей павших воинов, нижнесторонних в клан на его основе никогда еще не протаскивали.

Публично по этому поводу Камбил ничего не говорил и лишь на заседании совета высказал свое отвращение, но Касваллон, как всегда, остался невосприимчив к хуле.

То же самое было, когда он поймал двух хестенских охотников на землях Фарлена. Касваллон избил их своим посохом, но пальцы им не отрезал. Это привело совет старшин в бешенство, как и его женитьба на Мэг — оскорбительная, по их мнению, для всех фарленских девиц.

Касваллон относился к этому с полнейшим безразличием, отчего ярость против него порой перерастала в ненависть.

Мэг все знала, поскольку между Фарленами почти не было тайн, но Касваллон никогда об этом не заговаривал. Он всегда держался учтиво, даже с врагами, и вряд ли кому во всех трех долинах доводилось видеть его вышедшим из себя. Многие почитали это признаком слабости, но женщины, куда более прозорливые в подобных делах, не сомневались в мужестве Касваллона.

Причина, по которой он не изувечил охотников, не имела ничего общего с трусостью, и его друзья находили ее вполне уважительной. А недругам, которых ничто не могло бы удовлетворить, Касваллон попросту и не говорил ничего.

Мэг тревожилась, как бы эта ненависть не довела клан до кровной вражды, но тревоги ее относились к будущему, а у горянки всегда столько дел на сегодня, что отвлечься немудрено.

2

Гаэлен, не ведая о раздоре, причиной которого стал, медленно разматывал повязку на голове.

С бесконечной осторожностью он очистил веки от запекшейся крови и приоткрыл двумя пальцами глаз. Пещера, на которую он смотрел, постепенно обрела четкость, но осталась подернута розовой дымкой. Гаэлен посмотрелся в серебряное зеркальце. Шрамы на лбу и скуле он встретил невозмутимо, но сам глаз, воспаленный и налитый кровью, делал его похожим на демона.

Оракул выбрил ему макушку, чтобы наложить швы. Волосы уже отрастали, но около шрама сделались совершенно белыми.

В этот миг Гаэлен ощутил, что его страх перед аэнирами рассеивается, как туман поутру, уступая место куда более сильному чувству.

Ненависть овладевала им, наполняя душу жаждой отмщения.

Три недели он провел в пещере и рядом с ней, глядя, как горный дрок наливается золотом от дождей и солнца. Он видел, как тают на горах снежные шапки, видел молодых оленей, выходящих из леса к быстрым ручьям. Бурый медведь вдалеке метил когтями ствол вяза, кролики на рассвете резвились в высокой траве.

Вечерами они с Оракулом разговаривали, сидя перед огнем. Гаэлен усваивал историю кланов, заучивал имена героев. Был Кубрил по прозвищу Черный Засов, первым поднявший великий Ворл-камень; был Григор Огненный Плясун, сражавшийся с врагами в собственном пылающем доме; были Железнорукий и Дунбар. Могучие мужи, горцы.

Не все они, к немалому удивлению мальчика, были Фарленами. Кланы вопреки обоюдной ненависти чтили общих героев.

— Не пытайся пока понять это, — говорил Гаэлену старик. — Мы и сами-то себя с трудом понимаем.

В последний вечер месяца Оракул снял своему подопечному швы и объявил, что тот готов вступить в мир живых.

— Завтра придет Касваллон, и ты решишь, что тебе делать дальше — оставаться или уходить. В любом случае мы с тобой расстанемся как друзья, — торжественно заверил старик.

У Гаэлена свело живот.

— А нельзя ли мне просто еще немного побыть здесь, с тобой?

— Нет, мой мальчик. — Оракул потрепал его по щеке. — Несмотря на удовольствие, которое доставляет мне твое общество, так не положено. Будь готов, потому что Касваллон придет рано, с рассветом.

Полночи Гаэлен не мог уснуть, а потом ему приснился горец с расплывчатым лицом, перед которым он чувствовал себя полным болваном. Горец приказал ему бежать, но Гаэлен увяз ногами в грязи; тогда горец рассердился и ударил его копьем. Мальчик проснулся весь в поту и пошел к ручью мыться.

— Доброе утро. — На прибрежном валуне сидел высокий мужчина в травянисто-зеленом плаще и кожаном камзоле. На груди он носил перевязь с двумя тонкими кинжалами, на боку охотничий нож. Штаны из зеленой шерсти с кожаной шнуровкой до колен плотно облегали ноги. Темные волосы падали на плечи, глаза цветом напоминали морскую воду. Выглядел он лет на тридцать, хотя мог быть и старше.

— Вы Касваллон?

— Верно. — Мужчина встал, протянул руку. Гаэлен быстро пожал ее и отпустил. — Пройдемся и поговорим о вещах, которые близко тебя касаются.

Не дожидаясь ответа, Касваллон повернулся и медленно зашагал к лесу. Гаэлен, потоптавшись на месте, подобрал с камня свою рубашку и пошел следом. Касваллон что-то достал из котомки, оставленной им у поваленного дуба, и уселся на ствол, оплетенный плющом.

Делая все это, он не сводил глаз с идущего к нему Гаэлена. Мальчик, высокий для своих лет, обещал стать еще выше. Восходящее солнце зажгло его волосы золотом, но над свежим шрамом на лбу сквозила серебряная полоска. Рубец на щеке оставался пока красным и вздутым, на левый глаз страшно было смотреть, но Касваллон остался доволен волевым подбородком, прямой осанкой и тем, что парень глядел ему прямо в лицо.