Читать книгу "Изменить одиночеству - Евгения Михайлова"

Антипов позвонил по тому единственному номеру, который весь этот год горел в его мозгу. Он не видел Ирину Новицкую очень давно.

— Да, — ответил ее голос, в котором звенели слезы. — Я узнала тебя, Андрей. У меня несчастье. Мой Вольф умер. Да, мой волк.

— Можно я заеду за тобой? У меня сегодня юбилей.

Он привез ее в свою квартиру. Старый толстый Ральф похрапывал в прихожей.

— Знаешь, что я тебе скажу, — произнес в качестве тоста Антипов. — После всех сумасшедших событий последнего времени я помню только одно. Свое потрясение, боль-обиду, когда меня обругала прелестная женщина, из тех, которые существуют только в параллельной от меня вселенной. Они могут быть там, где не ходит размазня вроде меня. Я сегодня вынес себе приговор: я ничего не знаю о женщинах. Не знал, пока не познакомился с тобой.

— Можно очередной совет? — улыбнулась Ирина. — Не стоит торопиться казнить себя самому. Всегда есть очередь добровольцев — любителей и профессионалов. Не собиралась дарить тебе комплименты, но раз юбилей… Скажу правду. Я единственный раз в жизни выступила с инициативой помощи. Это не мой стиль, могу только отреагировать на крик о помощи. Но тут был какой-то вопиющий случай беззащитной порядочности.

— Ключевое слово — беззащитной, — горько констатировал Антипов.

— Ключевое слово — порядочность. В степени, у которой нет цены.

У Антипова дрожали пальцы, когда он коснулся ее руки. И горели уши, как у подростка на первом свидании. Неужели таким дуракам и неудачникам, таким убийцам собственной жизни небеса посылают после всего настоящий и единственный шанс? Получить то, чего не искал, не пытался заслужить и даже не ждал. Получить возможность искупить убитую половину жизни. Узнать любовь. Настоящую, полную, взрослую, красивую и умную. Ирина кивнула, глядя в его глаза. Она прочитала мысли. Да, Бог — не суд, не прокурор. Он долго прятал награду от Антипова, заставлял его путаться в ошибках, чтобы он сумел по-настоящему оценить такой дар.

— Ты сокровище, каких не бывает, — сказал Антипов.

Он вдруг почувствовал свою силу, мужественность и горячую взволнованную кровь. Такого никогда не было. Не было достойного объекта.

Украшения для графомана

Иван Григорьевич Селиверстов был человеком непонятного, усредненного возраста, заурядной и тусклой внешности. Так может выглядеть бухгалтер, кассир или учитель черчения. Но Иван Григорьевич не имел отношения ни к какой службе. Его уделом было служение. За фасадом неказистой внешности, скованно-напряженного поведения скрывался адский огонь и неукротимый апломб творца.

Каким воспринимал себя сам Иван Григорьевич, можно было увидеть на его персональном сайте. Его изображение на главной расписной странице создавалось затейливым художником. Длинное, скуластое лицо Селиверстова обрамляли седые локоны до плеч, он одет в золотистую тогу, в руках — старинная лютня. И псевдоним сверкает огромными золотыми буквами. АСТИАГ-АСТИАГ. В честь последнего царя Мидии.

По сути Селиверстов был обычным неутомимым графоманом. Он писал все и обо всем. Романы, поэмы, стихи и сказки. Только он один и смеялся своим шуткам, плакал над печальным финалом сентиментальной повести. Выкладывал свои тексты на собственном сайте, на всех бесплатных литературных площадках, каждый день проверял, появились ли оценки, комментарии. В лучшем случае читал какую-то ерунду, не имеющую к его тексту отношения. Презрительно хмыкал. Он презирал читателей. Но больше всего он презирал издателей.

Разумеется, он посылал все свои рукописи в издательства по длинному списку на своем столе. Ответа давно уже не ждал. Немногочисленным знакомым насмешливо говорил:

— В издательствах работают одни жулики. Им не нужны яркие таланты. Им нужна проходная серость. И то не вся. Издают только своих родственников, чтобы деньги на сторону не уходили.

Иван Григорьевич знал все о терпенье и труде, которые должны все перетереть рано или поздно. Он пока создавал багаж. Портфель творений, которые однажды непременно начнут приносить доход, станут желанной добычей всех, кому положено зарабатывать на чужом таланте. Когда он попробовал себя во всех жанрах и убедился в том, что для его дарования нет границ — пришло время найти идею. Под лежачий камень, как говорится, вода не течет. Мозг Ивана Григорьевича был складом банальностей, которые выручали его в любой ситуации.

Освободившись немного от бессонного творчества, Иван Григорьевич стал изучать дикий литературный рынок интернета. И, конечно, вписался в самую простую возможность заработка. Он открывал аккаунты на популярных ресурсах, пользовался платной раскруткой и рекламой, печатал там свои произведения, ссылки на собственный сайт. Круглосуточно бомбил всех запросами о дружбе. И, наконец, дождался долгожданных лайков под текстами. Люди доверчивы и доброжелательны к бескорыстным творцам, которые дарят самое дорогое просто так, всем.

Следующий этап — пронзительные посты о каторжном труде непонятого гения, который страдает лишь от того, что вопль его души не доходит до адресата. До читателя, который сам никогда не сможет найти то, что ему наверняка нужно. От чего станет легче жить. И только, когда Иван Григорьевич убедился, что аудитория есть и достаточно разогрета — по крайней мере сочувствием и любопытством, — он выложил свои банковские реквизиты. Карты разных банков, пэйпал, яндекс-деньги, счета рублевые и в разной валюте.

Первые небольшие деньги привели Селиверстова в восторг. Он многословно и витиевато благодарил своих виртуальных жертвователей. Но вскоре пожертвования стали казаться жалкими, сама затея с этим побиранием — ущербной. Она никак не вязалась с образом Астиаг-Астиага, в золоте, в седовласой мудрости и с лютней пророка, рождающего музыку слов. Срочно требовалось развитие. Какой-то сверкающий прорыв. Иван Григорьевич произнес про себя эти слова — «сверкающий прорыв», и почувствовал, как его осеняет приближение настоящей догадки. Отблеск уникального дела, достойного уникальных творений.

Отец Ивана Григорьевича был типографским рабочим. У него было и хобби по профессии. Григорий Селиверстов умел с помощью нехитрых приспособлений переплетать вручную книги и довел эту способность до редкого мастерства. Для него неважно было содержание. Он даже букварь маленького Вани переплел в обложку с сафьяном, серебром и горным хрусталем. И научил этому делу сына. Пожалуй, хобби отца стало единственным, что Иван Григорьевич умел делать руками. Вот об этом он сейчас и вспомнил. Ничего не дается нам напрасно. Иван Григорьевич понял, что его произведения должны отправиться в собственную славную жизнь именно в таком уникальном и богатом оформлении. Ведь проблема безвестности просто в том, что все тексты одинаково серы, а читатель слишком неразвит и пассивен, чтобы искать настоящие сокровища. Так пусть же книги Селиверстова к нему попадут сразу в драгоценной оправе, достойной таланта автора.

В сундучке отца осталось немало качественных материалов. Кое-что Иван Григорьевич без труда и особых затрат прикупил. Россыпи полудрагоценных камней продаются в разных местах буквально за гроши.