Читать книгу "Зримая тьма - Уильям Голдинг"

— Что тебе нужно, мальчик?

— Поговорить с вами, сэр.

— Кто тебя послал?

— Никто, сэр.

Эта реплика заставила директора поднять глаза, и он увидел, что мальчик недавно плакал.

— Из какого ты класса?

— Мистера Педигри, сэр.

— Твое имя?

— Хендерсон, сэр.

Директор открыл было рот, чтобы вымолвить «А-а!», но ничего не произнес и только прикусил губу. В его подсознании начала разрастаться тревога.

— Я слушаю тебя.

— Я… я насчет мистера Педигри, сэр.

Тревога вспыхнула буйным пламенем. Допросы, признания, вся эта тягомотина, доклады властям и, как итог, — суд. Этого человека наверняка признают виновным; но, может быть, дело еще не зашло так далеко?..

Директор посмотрел на мальчика долгим, очень пристальным взглядом.

— Ну?

— Сэр, мистер Педигри… Сэр, он занимается со мной у себя в комнате…

— Знаю.

Настала очередь Хендерсона онеметь от изумления. Директор понимающе кивал, а он тупо глядел на него. Директору оставалось совсем немного до пенсии, и усталость притупила его профессиональное рвение, вызвав желание отделаться от мальчика, пока тот не сказал ничего непоправимого. Разумеется, Педигри должен уйти из школы, но это можно организовать без лишних неприятностей.

— Очень мило с его стороны, — торопливо заговорил директор, — но, вероятно, тебя утомляют эти дополнительные уроки? Что ж, я тебя понимаю, ты хочешь, чтобы я поговорил с мистером Педигри, не так ли, я не скажу, что ты просил об этом, просто как бы выскажу мнение, что мы считаем тебя недостаточно выносливым для дополнительных занятий. Так что можешь не беспокоиться. Мистер Педигри больше не будет приглашать тебя к себе. Договорились?

Хендерсон покраснел. Опустив глаза, он ковырял носком башмака ковер.

— И мы никому не расскажем про нашу беседу, ладно? Я рад, что ты пришел ко мне, Хендерсон, очень рад. Знаешь, такие мелочи всегда можно уладить, если только вовремя сообщить о них… э-э… взрослым. Ну хорошо. А сейчас не вешай нос и иди на занятия.

Хендерсон не двигался. Его лицо покраснело еще сильнее и даже вроде бы разбухло; из зажмуренных глаз хлынули слезы, как будто они переполняли его голову.

— Ну, что ты малыш! Все не так уж плохо.

Но все было гораздо хуже, чем думал директор. Ни один из них не знал, где кроется корень скорби. Беспомощно рыдал мальчик, и беспомощно смотрел на него мужчина; в нем росло неясное беспокойство, в котором он не смел признаться самому себе. Директор размышлял — разумно ли вот так вот отмахиваться от ребенка и его проблем, да и возможно ли это? Только когда поток слез почти иссяк, он заговорил снова:

— Ну что, полегчало? Слушай, мой милый, посиди тут немножко. Мне надо выйти — я вернусь через пару минут. А ты можешь уйти, когда захочешь. Договорились?

Кивнув и дружелюбно улыбнувшись, директор вышел и прикрыл за собой дверь. Хендерсон не воспользовался его приглашением сесть. Он стоял на месте, и румянец постепенно исчезал с его щек. Он шмыгнул носом, вытер его рукой. Затем вернулся на урок и сел за парту.

Возвратившись в кабинет и не найдя мальчика, директор сперва почувствовал облегчение оттого, что ничего непоправимого не было сказано; но потом с крайним раздражением вспомнил о Педигри и загорелся желанием немедленно переговорить с ним, однако решил все-таки отложить неприятное объяснение на утро, когда сон восстановит его жизненные силы. До завтра оставалось недолго, а дальше тянуть было нельзя; и, припомнив свой предыдущий разговор с Педигри, директор вспыхнул от неподдельного гнева. Болван этот Педигри!

Однако на следующее утро, когда директор собрался с духом и приготовился к разговору, ему самому пришлось получать удары вместо того, чтобы раздавать их. Мистер Педигри был в классе, но Хендерсон отсутствовал. К концу первого урока новый учитель, Эдвин Белл, уже известный всей школе под кличкой «Звонарь»,[5]нашел Хендерсона и заработал истерический припадок. Мистера Белла увели под руки, а Хендерсон остался лежать у стены, скрытый розовыми кустами. Очевидно, он свалился с крыши или ведущей туда пожарной лестницы, пролетел пятьдесят футов и был мертвее мертвого. «Убился», — выразительно и с явным наслаждением сказал Марримен, разнорабочий, «расшибся в лепешку», — и от этих-то слов мистер Белл и забился в истерике. К тому времени когда мистера Белла удалось успокоить, тело Хендерсона подняли и под ним нашли сапог, на котором было написано «Мэтти».

В то утро директор долго сидел, уставившись на дверь, где перед ним накануне появился Хендерсон, и пытался взглянуть в глаза беспощадным фактам. Он знал, что его ждет, мягко говоря, серьезная нервотрепка, и предвидел чудовищно сложное расследование. Ему не удастся скрыть, что мальчик приходил к нему, и тогда…

А Педигри? Директор понимал, что учитель не смог бы сегодня вести занятия, если бы знал, что случилось ночью. Такое под силу закоренелому преступнику либо человеку, способному на мгновенный и точный расчет, — но только не Педигри. Тогда кто же?

Когда приехала полиция, директор так и не решил, что делать. На вопрос инспектора о сапоге он смог только вымолвить, что мальчики, как известно самому инспектору, часто меняются одеждой, — но инспектору это было неизвестно. Он сказал, что хотел бы «посмотреть» Мэтти, словно речь шла о фильме или телепередаче. Тогда директор вызвал школьного адвоката. Инспектор вышел из кабинета, а директор с адвокатом допросили Мэтти. Из слов мальчика выходило, что сапог он простер и выбросил. Директор раздраженно заметил, что сапог это не рука, его нельзя простереть, разве что протереть. Адвокат же убеждал мальчика довериться им и говорить правду, ведь они с директором защищают его интересы.

— Где ты был, когда это случилось? На пожарной лестнице?

Мэтти покачал головой.

— Тогда где же?

Если бы они знали Мэтти лучше, то поняли бы, почему засветилась, словно под лучами солнца, неповрежденная сторона его лица.

— С мистером Педигри.

— Он был там?

— Нет, сэр!

— Послушай, мальчик…

— Сэр, я был с ним в его комнате!

— Посреди ночи?

— Сэр, он велел мне рисовать карту…

— Не говори чепухи. Он бы никогда не велел тебе рисовать карту посреди ночи!

Сияние на лице Мэтти угасло.

— Почему ты лжешь нам? — спросил адвокат. — Все равно правда рано или поздно станет известна. Тебе нечего бояться. Так что там с этим сапогом?

Не поднимая глаз, с поскучневшим лицом, Мэтти что-то пробормотал.

Адвокат настаивал: