Читать книгу "В пустыне волн и небес - Фрэнсис Чичестер"

От этой безумной выходки я пострадал косвенным образом: меня отрядили в ремонтную бригаду — приводить тоннель в порядок. Мы устанавливали подпорки из бревен длиной 14 футов, потом из таких же бревен сооружали перекрытия. Бревна тяжелые, скользкие (из свежесрубленных деревьев), с каждым справлялись не менее пяти человек. Работали в наклонном тоннеле при тусклом свете сигнальных ламп. Над первым этажом перекрытий надо было водрузить следующий высотой от 10 до 12 футов. А на нем еще и третий, под самый свод тоннеля. Высота всей конструкции получилась более 30 футов. Во время этой работы один из нас повредил спину и на 8 месяцев вышел из строя. Другой сломал ногу. Я отделался сравнительно легко раздробил палец.

Процесс добычи угля мне нравился. В нем было что-то волнующее. Пласт разрабатывался системой тоннелей, разделенных угольными целиками. На целиках работали лучшие шахтеры — попарно. За день они добывали поразительное количество угля. Мне довелось работать с одной такой парой; шахтеров звали Джим Девлин и Джим Хэллинан. Они загружали ящики углем, а мне оставалось только придать им движение и спустить на тросе до следующего уровня, где их перехватывал следующий. И так ящик за ящиком. Работа не очень трудная, но эти двое дьявольских Джимов не давали мне передышки, я был весь в поту. По мере того как целик истощался, приходилось замедлять темп и часто «слушать» пласт: трюк заключался в том, чтобы максимально выработать целик и в то же время не дать своду просесть. Опытные шахтеры могли определить критический момент по еле слышному звуку, издаваемому породой. Иногда и мне удавалось расслышать этот звук, но обычно они улавливали его гораздо раньше меня.

Какое-то время я водил поезд на своем участке с помощью пони. Это был настоящий спорт. Я пускал пони в галоп и, когда ящик проносился мимо меня, вскакивал на задний буфер и падал лицом в уголь, чтобы не размозжить голову о бревенчатое перекрытие. Когда приходила пора остановить поезд, я опускал руку и стопорил заднее колесо тормозом. Пони, чувствуя торможение, прекращал свой галоп. Поезд нередко сходил с рельсов, и приходилось ставить вагонетки обратно. Это требовало особой сноровки — в каждой вагонетке было по 14 центнеров угля[3]. В первый раз, когда такое произошло, я позвал на помощь своих мощных друзей-забойщиков. Случай, по-видимому, небывалый за всю историю угледобычи; вся шахта смеялась потом несколько недель. Вскоре я наловчился ставить вагонетки самостоятельно.

В шахте скапливался гремучий газ, и жутковато было видеть, как тускнеет свет сигнальной лампы, поднятой к перекрытию. Курить мы ходили в какой-нибудь продуваемый тоннель. Потом, уже уйдя с шахты, я узнал, что один из моих друзей погиб при взрыве. Рядом с ним нашли спички и сигареты — вероятно, он курил в опасном месте. Узнал я также, что один из моих Джимов был убит упавшей глыбой, а второй повредил спину и стал инвалидом.

В свободное время я занимался боксом, участвовал в соревнованиях, выступал от шахты в среднем весе. Моими спарринг-партнерами были оба Джима. Чемпионат западного побережья проходил в Вестпорте, мы отправились туда втроем, взяв короткий отпуск. Перед боем мои секунданты натерли меня какой-то мазью и страшно за меня волновались. Но драться не пришлось: в последний момент все мои соперники отказались от боя.

Как-то раз у меня разболелся зуб. И я отправился на соседнюю, более крупную шахту, где был врач. Он, недолго думая, принялся рвать мне зуб естественно, без всякого обезболивания и тому подобных нежностей. Зуб раскрошился, врач взялся за корни. После получаса тяжелого труда он прервался и выпил добрую кружку воды. Корни, однако, не поддавались, и этот коновал прекратил борьбу. На следующий день я взял выходной и пошел к дантисту в Греймут, самый большой город западного побережья. Дантист сказал:

— Приходи через три недели, может быть, тогда я смогу увидеть, что у тебя там стряслось.

После рабочего дня я спускался вниз на трясущихся ногах. Под горой стоял паб, мимо не пройдешь. Я брал пинту пива — при воспоминании об этом у меня и сейчас слюнки текут. Боже, какое это было блаженство! Вскоре я уже брал не пинту, а две и постепенно дошел до шести. После этого что-нибудь обычно случалось.

У каждого из нас была своя хижина. Уходя на работу, я оставлял тлеть огонь в очаге, повесив над ним две 4-галлоновые жестянки с водой. Наловчившись, можно было так наладить огонь в очаге, что вода закипала как раз к моему возвращению домой. Для мытья я обычно использовал старую бочку. Однажды, вылезая из нее, я зацепился за край и упал голым прямо в горящий очаг. Отделался испугом, но следующий день прошел без пива.

В общем, жизнь была весьма здоровой, свидетельство тому — наш чудовищный аппетит. Я ни разу не слышал, чтобы кто-то у нас на шахте имел проблемы с легкими. Я в ту пору чувствовал себя превосходно. Один из минусов нашего бытия — почти полное отсутствие женского общества. Лично у меня такого общества, честно говоря, не было вовсе.

Мне шел двадцать первый год. Двадцатилетие я праздновал на шахте, и, скажу, это было запоминающееся событие. Я пригласил своих друзей по шахте; собрались в моей хижине и начали с 10-галлонового бочонка пива. Было и виски, но пиво — любимый напиток шахтеров. Компания собралась небольшая, тем не менее вскоре после полуночи бочонок опустел. Пошли за вторым. Владельца паба бесцеремонно разбудили среди ночи, но он проявил добрую волю: то ли не рискнул отказать нам, то ли вообще был покладист. А скорее всего — и то и другое. Опорожняя второй бочонок, мы уселись за покер, и азарт игры распалил нас еще больше. Один из моих гостей, огромный забойщик, совсем сошел с катушек и впал в буйство. Его пытались унять — схватили за руки и за ноги, но он играючи скинул с себя четверых, Помню, я тогда поразился — какая силища дремлет в человеке! — и подумал: если человек в бешенстве способен на такое, значит, в принципе в каждом из нас сидит недюжинный потенциал, нужно только умело его задействовать.

Я продолжал работать на шахте, но как-то раз, увидев одного из своих товарищей пьяным, подумал: «Боже мой! Вот таким и я буду через 20 лет». Жил я только на этот заработок, и, хотя платили здесь прилично, откладывать мне не удавалось: постоянно тянуло к выпивке да вдобавок активно работали пять игорных заведений. Я решил, что должен остановиться.

Пришла весна, и в одно прекрасное утро я подумал, что это не жизнь отправляться с восходом солнца под землю. И — вот совпадение! — в тот же день некий Диббс.

Джонс предложил мне отправиться в горы на поиски золота. Девиз предприятия был: «Пойдем поищем». Я принял предложение.

Пеший переход по диким горам занял 8 часов. Нас было двое, мы несли на себе все снаряжение и продукты. Дошли до заброшенной хижины, построенной старателями несколько лет назад. Диббс был специалистом по жильному золоту и опытным промывальщиком. Для промывки мы использовали специальные длинные ящики — ставили их в реку и загружали грунтом. Поперек ящика были набиты в виде решетки мелкие дощечки: песок проходил сквозь решетку, а золото оставалось. У Диббса, как уверяли, был нюх на золото, но я вскоре стал в этом сомневаться. Впрочем, один случай показал, что чутьем он, наверное, действительно обладал.