Читать книгу "Кандагарский излом - Райдо Витич"

Меня заколотило мелкой противной дрожью, и каждая клетка души и тела затанцевала, выполняя свое па в диссонанс с другими клетками. Я не помню, чтоб когда-нибудь чувствовала себя настолько мерзко. Мыслей еще не было, и осознание, что я жива, заблудилось в дебрях какофонии звуков и ощущений.

Я клацала зубами, тщетно пытаясь сомкнуть челюсть, жмурилась, стряхивая навернувшиеся некстати слезы, и силилась понять, кто хрипит с глухим всхлипом, и чья это рука, скрючившаяся, как лапа курицы, царапает полоску асфальта. И дошло — больно. И поняла — жива.

Я вскинула голову, уставившись на мужчину: как вы могли?

Тот пожал плечами, равнодушно меня разглядывая:

— Осечка. Повторим? — и направил дуло на меня. Я шарахнулась в сторону, растянулась у колеса, не спуская глаз с бездушного отверстия. Кажется, я умерла еще до того, как услышала второй сухой щелчок. Умерла, понимая: со мной не шутили, а ошибка или не ошибка — не имеет значения.

Моя вера в лучшее, смелость, мужество, да все, из чего я состояла или думала, что состою, взвыв, поползло под машину — я осталась. Лежала и смотрела в небо, чувствуя, как холод овладевает моим телом, прокрадывается в душу, и та рвется в небо, ожидая встречи с иными существами, значительно добрее и светлее, чем она.

— Ангелов ждешь? — Киллер поднял меня за шиворот.

— Вы садист, — прохрипела я онемевшими губами, заваливаясь набок. Ноги отчего-то не стояли.

— Совет… — прошипел в лицо. — Не играй со мной! Не изображай Зою Космодемьянскую.

Мужчина открыл дверцу и пихнул меня внутрь авто. Я с трудом влезла в салон. Меня подбрасывало от холода, глаза смотрели, но ничего не видели, кроме плывущей мутной, как бензиновое пятно на воде, пелены перед ними.

— Вы садист! — с дробным стуком зубов повторила я опять, слабо соображая, что говорю.

— Больше осечек не будет, — предупредил он и завел мотор. Машина плавно тронулась в путь.

Я смотрела, как колючий свет фар выхватывает придорожный пейзаж, тревожа жизнь за стеклом. Асфальт, камень у обочины, указатель, куст… Мы ехали дальше, они оставались. Я смотрела, не соображая, что вижу, не понимая, вижу ли вообще. Впору было ощупать себя, чтоб удостовериться в наличии тела, а еще лучше — ущипнуть, чтоб точно понять — еще жива. Но я всего лишь смогла потереть висок трясущейся рукой.

— Сердце? — Мужчина не скрыл насмешки в глазах.

Соврать? Я сползла вниз по спинке, осев на сиденье, и, тяжело вздохнув, закрыла глаза.

— Урок пошел на пользу. Правильно, что не стала лгать. У таких, как ты, нет сердца. Значит, и болеть нечему.

Что это значит? О чем речь? Как легко палачу сделать больно, не прикасаясь, как бы между прочим, но за какие грехи?.. Память сама начала отматывать кадры моей далеко не праведной жизни. Но разве я сделала что-то такое, чтоб обо мне можно было сказать — «нет сердца»? Кто настолько зол на меня? Глупо даже вспоминать цепь обид, недоразумений, ссор, что множит наша суета по жизни. Вольно и невольно, в пылу, от отвратности настроения, в пику себе и другим или в отместку за неудачи и поражения, неудовлетворенность собой, своей жизнью, мы порой бываем неоправданно жестоки и творим зло, причиняя боль окружающим. Бег по кругу, где каждый, кто позади тебя, толкает и наступает на ногу, и ты в ответ наступаешь на ногу бегущему впереди, уже не думая, что делаешь. Но разве со зла?!

Я думала, что вырвалась из этого проклятого круга, перестала бежать по чужой воле, сбивать бегущих передо мной, завидовать тем, кто ловчее и быстрее, оставлять, не вспоминая, плетущихся позади, вовремя уворачиваясь от наступающих на пятки. В этом беге я потеряла самое ценное, что и было стимулом к бегу, поводом дышать, стремиться вперед, жить.

Я предполагала, что потеря будет тяжелой, знала, что мне будет трудно ее пережить, и выбора не было. Во всяком случае, тогда я его не видела, и выбрала его…

Лучше б я выбрала себя. Ведь все равно умерла и живу мертвой.

Только ему дано судить меня, миловать и карать. Только ему я отдала душу и только ему могла отдать тело. Остальные — тлен, прах, частица бездарной картины в серых тонах, массовка на заднем плане… Но все это лирика, артефакт из разряда археологических находок — сейчас надо мной довлела реальность. И в ней бок о бок со мной жил какой-то Яго, который пристально следил и взвешивал каждый мой шаг и поступок, вздох и взгляд на чаше своих весов. Наверное, он ангел, бесплотный дух, что настолько свят, насколько и жесток. Его суд неправедный и неправильный, но апелляции не будет, приговор обжалованию не подлежит. Вот он, его посланник — сидит рядом и везет меня на гильотину. Равнодушно-отстраненный палач и судья, праведник и грешник. Карающий меч правосудия. Людского?

Да, я виновна. И виновата в том, что жила, как все, как могла и как получалось. И этим равна любому из толпы — и в хитрости, и в подлости, и в святости мы все одинаковы.

Божьего?

Так Богу и судить! И разве мог он наказать меня больше, чем наказал? Смерть лишь награда…

Что толку думать, кто и за что? Мне не понять своим умом чужой задумки.

Большинство перед смертью проходит ломки, переосмысления своей жизни, но что это изменило в той же жизни и смерти?

Я бы лучше поспала, глаза слипались от пережитых волнений, шок отпускал, давя на виски и напоминая — то ли еще будет… Не думай, что это конец — возможно, это всего лишь начало.

От этих мыслей не заснешь…

— Говори что-нибудь, не молчи, — приказал мужчина.

Наверное, слушая мою болтовню, ему было легче не заснуть за рулем. Но мне было наплевать. Какая мне разница — попадем мы в аварию или нет? Я все равно приговорена, а умру от пули или в автокатастрофе — частности. По мнению оплаченного палача, я — гнусь, но и он, по-моему мнению, не лучше. Мы стоим друг друга в жизни, так отчего бы не удостоиться общности смерти?..

Я упрямо промолчала.

Он включил магнитолу, оглушая меня визгливым плачем скрипки Паганини. «Ужас», — поморщилась я. С классикой у меня трудные отношения — избирательно лояльные. Бах убивает во мне человека, превращая в какую-то безвольную, бездумную тварь. Раба обстоятельств, Богов. Полонез Огинского вызывает мгновенный токсикоз — в свое время он слишком навязчиво следовал за мной, озвучивая самые отвратные моменты моей жизни, и горечь их последствий прочно отпечаталась тактами полонеза в памяти и душе.

Но наибольшую ненависть из всего музыкально-жанрового ассортимента во мне вызывал рэп. Стоило мне услышать пару гнусавых речитативных фраз в диссонанс с тамбурином, я подпрыгивала и слепла от желания не только выключить источник раздражающего звука, но и раздавить его, чтобы отомстить создателям сих «шедевров».

Помню, как этим летом в милейше-безоблачном настроении мы ехали с Лялей в такси. Она поступила в институт, ура! Волнения остались позади. Нас ждал прекрасный вечер втроем за отменными теткиными пирогами, душистым чаем и приятной беседой. И надо же было водителю включить рэп! Я начала закипать на втором такте, от первой фразы скрипнула зубами, после первого куплета готова была задушить водителя, а в середине второго разломать магнитолу. Конечно, ничего подобного я не сделала, а просто с милой улыбкой качнулась к мужчине и рявкнула в лицо: