Читать книгу "Почему мы делаем то, что мы делаем - Джоэл Леви"

С тех пор наука обнаружила много важных характеристик сновидений. Например, мы теперь знаем, что сновидения, как правило, отражают то, что в настоящее время занимает испытывающего их человека, включая и такие стороны обыденной жизни, как новости, занятия музыкой или домашний стресс. Как правило, мы видим сны от первого лица, и зачастую они весьма эмоциональны, особенно в отражении негативных эмоций. Но, несмотря на весьма эмоциональное содержание, почти 99 процентов снов забываются в момент пробуждения.

Последнее открытие ставит под сомнение психоаналитическое объяснение сновидений. Если функция сновидений в том, чтобы помочь нам разрешить конфликты и преодолеть тревоги, не будет ли лучше эти сны запоминать? Более современный взгляд на психоаналитическое представление о процессе сновидения как о песочнице состоит в том, что сновидения выступают своего рода тренажером виртуальной реальности, давая возможность разуму, особенно в его наименее сознаваемых аспектах, отрепетировать с помощью такого тренировочного устройства сценарий угрожающей ситуации.

Когда мы видим сны?

В 1957 году в лаборатории по изучению сна Стэндфордского университета Уильям Демент и Натаниэль Клейтман приступили к проверке истинности своей гипотезы о том, что сновидения происходят во время фазы быстрого сна. Они наняли семерых мужчин и двух женщин, подключили электроды к их черепу и лицу для измерения соответственно активности нейронов мозга и глазных мускулов и уложили спать в тихой темной комнате. Участников эксперимента будили в разные периоды – одних во время фазы быстрого сна, других во время фазы медленного – и просили рассказать о сновидениях. Результат оказался впечатляющим. Те, кто просыпался во время фазы быстрого сна, могли рассказать о своем сновидении в 80 процентах случаев, тогда как у разбуженных во время фазы медленного сна эта цифра составляла всего 6 процентов. Удивительно, но исследователи отметили даже некоторое соотношение между направлением движения глаз у испытуемого во время фазы быстрого сна и природой его сновидения. Один из участников эксперимента, у которого было зафиксировано движение глаз из стороны в сторону, рассказал, что видел во сне, как два человека швыряют друг в друга помидоры!

Почему мы любим страшное кино?

Непреходящая популярность вызывающих страх фильмов ужасов и триллеров представляет собой психологический парадокс: чем страшнее фильм, тем большему числу людей он нравится. К другим популярным формам страшных развлечений относятся аттракционы «Дом с привидениями», «Поезд призраков» и приводящие в трепет американские горки. Эти формы развлечений предлагают пережить самые разнообразные ощущения, от медленно наползающего страха до внезапного испуга, от захватывающего волнения до жуткого отвращения, то есть простого ответа на наш вопрос, по-видимому, нет (исследования фильмов ужасов зачастую не могут прояснить картину, поскольку выбирают для изучения только, скажем, фильмы с расчлененкой, оставляя без внимания психологические ужасы). Ясно, что мы встречаемся здесь с весьма распространенным явлением. Как же его объясняет психология?

Факторы страха

Говоря о страшном кино и об эмоциях, которые оно внушает, следует в первую очередь отметить, что страх – это одна из самых универсальных эмоций с высокой степенью кросс-культурного соответствия между воздействующими факторами. Например, для западного кинозрителя корейская комедия, опирающаяся на чуждые ему социо-культурные тропы, может оказаться непонятной, зато он почти без затруднений опознает и вникнет в сюжет корейского фильма ужасов. Общая культура страха, вероятно, отражает эволюционное происхождение врожденных эмоциональных откликов. Исследование, проведенное в 2010 году Нобуо Масатакой совместно с другими учеными, продемонстрировало эффект так называемого «готового знания»: оказывается, что уже в три года дети, растущие в городской среде, замечают змею на демонстрируемом на экране изображении намного быстрее, чем замечают цветы, и реагируют еще более быстро, если видят змею в позе нападения.

Эволюционные корни подобной реакции очевидны – атавистический страх перед истреблением. Вероятно, и другие наши распространенные реакции, связанные со страхом – например, со страхом перед инфекционным заболеванием или насилием, – также имеют прямое эволюционное происхождение. В 2004 году ученые из Гуэлфского университета Хэнк Дэвис и Андреа Джейвор попросили участников проводимого ими эксперимента оценить сорок фильмов ужасов в соответствии с тремя упомянутыми выше темами (истребление, инфекционное заболевание, насилие) и обнаружили значительное соотношение между коммерческим успехом фильма и высокими баллами в каждой из категорий. Иными словами, самый успешный фильм тот, что наилучшим образом подключается к нашим самым примитивным страхам, или, как говорит Дэвис, к «нашему развитому когнитивному аппарату».

Притягательность «Оно»

Это может объяснить, почему на таких фильмах человек пугается, но не то, почему он получает удовольствие от как будто бы неприятного переживания. Фрейд своим судьбоносным очерком «Сверхъестественное» (1919) положил начало богатой традиции психодинамических объяснений, то есть основанных на психодинамическом аспекте философских основ психологии, выросшем из психоаналитических практик Фрейда, Юнга и др. (см. тут). По фрейдистской традиции, ужас воскрешает глубоко запрятанные эмоции и запретные желания, предоставляя захватывающую компенсаторную возможность окунуться внутрь того, что называется «Оно». Между тем для последователей Юнга привлекательность страшных историй заключается в общении с архетипами – первобытными, глубоко укорененными в коллективном бессознательном культурными шаблонами, которые обусловливают сильные эмоциональные реакции.

В широком кругу психологического сообщества теории Фрейда и Юнга считаются скорее философскими доктринами, чем эмпирически проверяемыми научными гипотезами. К более современным попыткам объяснить привлекательность фильмов ужасов относится гипотеза «переноса возбуждения», выдвинутая в 1970-е годы Дольфом Зиллманом. Зиллман предположил, что по окончании фильма ужасов, когда напряжение спадает и торжествует добро, зрители испытывают радость, что представляет собой древнегреческое понятие катарсиса на современный лад. Очевидный изъян этой теории заключается в том, что многие фильмы ужасов лишены оптимистичной развязки.

По другой теории, фильмы ужасов выполняют функцию, сходную с той, что иногда приписывают сновидениям: становятся своего рода репетиционным залом в виртуальной реальности, где нас учат справляться со сценариями из реальной жизни, таящими в себе угрозу. Испытав страх в вымышленном мире, мы будем готовы встретиться с ним и в реальном.

Эффект прижатия

В 1986 году Зиллман вместе с Норбертом Мундорфом и другими учеными опубликовали результаты исследования, доказывающего, что студенты мужского пола получали больше удовольствия от фильма ужасов, если их спутницы во время просмотра выказывали тревогу, тогда как студенты женского пола получали больше удовольствия от просмотра, если их спутники-мужчины сохраняли спокойствие и невозмутимость. Согласно классическому исследованию, проведенному в 1960-е годы, мужчины, которые встречали молодую женщину во внушающей страх ситуации – находясь на неустойчивом висячем мосту, считали ее более привлекательной, чем те, кто встретил ее, находясь на твердой земле. То есть в случае, если сильное возбуждение (в психологическом, повышающем адреналин смысле) переходит в представление о сексуальной привлекательности, проявляется эффект ложной атрибуции.