Читать книгу "Величайшая любовь - Кэтрин Кингсли"

Джорджия молча опустила глаза. Подобная встреча, наверное, была так же вероятна, как борода на щеках леди Рэйвен. Взяв себя в руки, она улыбнулась и проговорила:

– Надеюсь, ваше возвращение домой окажется счастливым, сэр. – Она поднялась с травы, отряхивая юбки.

– Чертовски маловероятно, – пробормотал Николас, тоже вставая. – Но это, должно быть, будет интересно. Еще раз прошу прощения за поцелуй. Я порой действую весьма импульсивно, но имейте в виду: причина этого поцелуя – ваши добрые чувства к моему старому дому.

– К вашему дому?.. Так это ваш дом?

– Да. Вернее – почти. Но в общем-то… да, конечно, мой. Видите ли, все чертовски сложно. Я ужасно расстроился, когда увидел, во что превратились мои детские воспоминания. И, конечно же, я был тронут тем, что вы испытывали схожие чувства. Так или иначе, но я сожалею о своем импульсивном…

Вскинув руку, Джорджия прервала его:

– Я все понимаю, сэр. Не беспокойтесь об этом. До свидания, мистер Дейвентри. – Джорджия подхватила свою корзинку и направилась в Рэйвенсволк.

Расправив плечи, Николас решительно потянулся к дверному молотку и ударил в дверь. На душе у него было тяжело, и стук собственного сердца отдавался в груди громким эхом. Теперь он почти жалел, что увидел состояние Клоуза. Если бы его иллюзии сохранились, то он, безусловно, испытывал бы большую симпатию к своему дяде. Но, с другой стороны, иллюзии – вещь опасная, и в данный момент он нуждался в хоть каком-то оружии…

Человек, открывший дверь, был ему не знаком, но тот вскинул брови, когда увидел Николаса, и тотчас же – это был дворецкий – отправился докладывать хозяевам о прибытии гостя.

Ожидая в холле, Николас отмечал мельчайшие детали. Дом несомненно был перестроен, и на ремонт наверняка потратили немалые деньги. Также было очевидно, что в холле этого дома находились вещи, раньше украшавшие комнаты Клоуза (уже одного этого было достаточно, чтобы у Николаса закипела кровь).

Он вскинул голову, услышав шорох платья по мраморному полу, и медленно обернулся.

Жаклин почти не изменилась, однако же в ее осанке появилась настоящая грация – то была уверенность истинной графини, а не гонор новоиспеченной дворянки, еще вчера бывшей вдовой богатого торговца. Сейчас она выглядела так, будто родилась графиней.

Лиф ее платья был скроен чрезвычайно искусно, а юбка, ниспадавшая к полу широким колоколом, все же не скрывала линии бедер. Но Николас знал, что именно скрывали дорогие ткани – воспоминание об этом все время пылало в его мозгу…

– Итак, Жаклин… – произнес он тоном, прозвучавшим холоднее самого холодного льда. – Итак…

– О, Николас… – прошептала она, едва шевеля своими почти бескровными губами. Ее лицо вдруг стало пепельно-серым, и он тотчас понял, что Жаклин была столь же неуверена в себе, как и он. Вот только у него было преимущество внезапности, которым ему удалось воспользоваться.

– Бог мой, а ты, похоже, совсем не изменилась. – Он шагнул к ней, но Жаклин немедленно отступила на шаг, по-видимому – непроизвольно.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Ты ведь понимаешь, что тебя здесь не ждут. Чтобы не устраивать скандала, предлагаю тебе незамедлительно покинуть этот дом. Не вынуждай меня приказать слугам, чтобы выставили тебя за дверь.

Николас мрачно ухмыльнулся и проговорил:

– Как тебе не повезло, дорогая Жаклин… Меня мало волнует, насколько радушно или холодно ты меня примешь. Кроме того, я сомневаюсь, что твоим лакеям удастся выставить меня. Я намереваюсь увидеть своего дядю, и я увижу его.

Он ждал, что Жаклин резко возразит ему, поэтому не сразу понял смысла ее едва заметной улыбки. Немного помолчав, она ответила:

– Что ж, Николас, я не стану препятствовать тебе. Ты, конечно, можешь увидеть своего дядю. Но после этого ты покинешь мой дом без каких-либо возражений. – Развернувшись, Жаклин направилась к лестнице, и Николас тотчас последовал за ней.

Когда они вошли в коридор, ведущий в комнаты дяди, веселые голоса, доносившиеся откуда-то издалека, неожиданно стихли. Николас насторожился; во-первых, он совершенно не представлял, как встретит его дядя, а во-вторых, ему не нравилось, что эта встреча пройдет в присутствии Жаклин. Но, к сожалению, в его положении не было возможности диктовать свои условия.

Николас полагал, что его престарелый родственник пребывал, как обычно, в дурном настроении, поэтому совершенно не был готов к тому зрелищу, которое предстало перед его глазами, когда он вошел в спальню и наконец-то увидел дядюшку. Этот некогда сильный и энергичный человек, теперь абсолютно беспомощный, лежал в постели, укрытый по грудь одеялом. Тело больного казалось истощенным и безжизненным, а изо рта на подбородок стекала струйка слюны. Лицо же было странно перекошенным… и словно застывшим, живыми оставались только глаза, но и они казались затуманенными.

Николас опустился на колени подле кровати, стараясь сдержать растущую в сердце боль. Взяв в ладони беспомощную руку дядюшки, он проговорил:

– Дядя Уильям… Это Николас. Вы меня слышите? – Ему казалось, что сердце у него вот-вот разорвется; весь его гнев, все его прежние обиды забылись, когда он увидел перед собой то, что осталось от человека, в течение десяти лет заменявшего ему отца. В годы вынужденной ссылки эти чувства никогда не исчезали, хотя все это время они могли неплохо маскироваться покровом легкомысленного безразличия, под которым скрывалась глубокая обида. Но, по-видимому, еще глубже, в самой глубине его души, жила истинная и неизбывная любовь, теперь вырвавшаяся наружу – какие бы решения ни принимал его дядя в прошлом. – Дядя Уильям, я дома, – тихо продолжал Николас. – Ох, мне так жаль… но поверь, мы все исправим. – Ему показалось, что он увидел проблеск понимания в глазах дяди, и он сжал его иссохшую руку. – Мы не станем вспоминать прошлое, и я позабочусь о вас – как в свое время вы позаботились обо мне.

– Разумеется, вы этого не будете делать, – произнесла за его спиной Жаклин, и он обернулся. Проклятье, по глупой неосторожности он забыл, что она все еще здесь. – Во-первых, за ним ухаживают слуги, а во-вторых, никто не может сделать для него больше, чем уже делается.

– Простое, но искреннее участие могло бы помочь дяде. Об этом вы не думали, Жаклин?

– Ваше участие, мой дорогой Николас, будет его только расстраивать. Ваш дядя не хочет вас видеть, и я не хочу. Никто из нас не забыл прошлого. Полагаю, сейчас вам лучше уйти, – добавила она, прищурившись – точно злобная кошка.

– А я так не думаю, – сказал Николас, поднимаясь. – Я останусь – нравится вам это или нет. Однако мне кажется, не обязательно именно здесь обсуждать подобные вопросы. – Резко развернувшись, он вышел из комнаты, и Жаклин, раздраженно фыркнув, последовала за ним. – Итак, – начал он, как только она прикрыла за собой дверь, – полагаю, такое положение дел вас вполне устраивает. Как давно Уильям в подобном состоянии?

– Не понимаю, каким образом это касается тебя. Тебя выгнали из этого дома, и ты никак не можешь изменить такое положение вещей. И с чего это вдруг тебя охватила такая тоска? Неужели ты полагал, что тебя тут встретят с распростертыми объятиями? Николас, твой дядя презирает тебя. Презирает, ты слышишь меня? И я не позволю, чтобы ты еще больше расстраивал человека, находящегося в столь тяжелом состоянии.