Читать книгу "Миссис Хемингуэй - Наоми Вуд"

От тревоги внутри все сжалось. Состав должен был вот-вот отправиться, а она все умоляла по-английски начальника поезда: «Пропал саквояж с важными бумагами моего мужа! Все его работы! Пожалуйста, помогите!»

Начальник поезда попросил проводника проверить купе. К поискам подключилась женщина, которая продавала на перроне пледы и бутылки коньяка. Стрелки больших часов на станции неумолимо двигались вперед, показывая, что до отправления осталась лишь пара минут. Начальник поезда трусцой побежал к билетной кассе. Хэдли в ужасе мерила шагами свой вагон.

По громкоговорителю объявили, что поезд до Лозанны отправляется, и проводник попросил пассажиров занять свои места. Торговка коньяком что-то возбужденно втолковывала другому торговцу, показывая на вагон Хэдли. Мимо прошел мужчина с тележкой, распространяя вокруг себя тошнотворный запах пончиков. Начальник поезда подошел к окну и покачал головой: «Мы ничего не нашли, мадам».

Хэдли, тяжело дыша, опустилась на скамейку.

– Вы желаете остаться? – Раздался свисток, уведомляющий об отбытии поезда. – Мадам, вам надо решить, остаетесь вы или уезжаете. Поезд… сейчас отправится. – Юные голубые глаза неотрывно глядели на нее.

– Нет, я поеду, – ответила она по-английски, а может, по-французски.

Снова свисток. Роман. Рассказы. Копии. Все. Она забрала все.

Наутро Эрнест стоял на том самом месте, где, как она представляла, он и должен был стоять, в холодном белом свете, возле штабеля дров, сложенного на зиму на платформе. Поезд подъехал ближе, и она увидела, что он вглядывается в проплывающие мимо вагоны. Хэдли вышла из поезда и остановилась, не в силах подойти к нему. Наконец он заметил ее, стоящую с опущенными – пустыми – руками, и лицо его побелело.

Как бы ей хотелось, чтобы Эрнест разозлился! Чтобы он взбесился и накричал на нее. Но вместо этого он молча побросал вещи в сумку и прыгнул в ближайший поезд до Парижа. Когда через некоторое время он вернулся без саквояжа, то сказал, что не хочет об этом говорить. Все кончено. Ничего не поделаешь.

Хэдли отрывает засохший лепесток – розы в вазе уже завяли. Лепесток крошится в пальцах. Хэдли, доев свой салат, моет тарелку в большой мраморной раковине.

Потом поднимается по мраморным ступеням. В пролетах центральной лестницы – открытая каменная кладка, эта часть дома самая прохладная. Крона инжира достигает верхнего окна: Эрнест говорит, что в середине лета бабочки хмелеют от его млечного сока и летают как пьяные. Примерно как странная семейка из этого дома, думает Хэдли.

В спальне она сбрасывает халат, чтобы подремать нагишом. Вдруг подумалось, что этот роман может и не иметь ошеломляющего успеха и Эрнест не обретет славы и богатства, к которым так стремится. Но чтобы он стал менее знаменитым, чем Скотт, – этого и представить себе невозможно.

Легкий бриз колышет абажуры. Впервые за этот день она сможет прикрыть глаза, не ощущая горячих лучей, бьющих в веки, точно через увеличительное стекло. В комнате тихо и темно. Хэдли лежит, слушая собственное дыхание, и ждет, пока придет сон.

В самую жару они всегда забираются в постель. Эрнест называет это время «убийственным». Несколько дней назад оба задремали днем, слушая, как Бамби играет внизу в розовом саду. Хэдли проснулась через час от ощущения, что за ней наблюдают.

В комнате было пусто, но когда она подняла голову, то обнаружила, что Файф стоит совсем близко к кровати, глядя на них настороженными серыми глазами. Она оскалилась, как тогда в Шартре, и Хэдли показалось, что Файф уже готова заползти к ним в постель. Трое в постели, не считая… Прошло несколько секунд, а может, минут, прежде чем Файф выскользнула из комнаты.

Она старалась ступать бесшумно, но парчовые занавески, шурша, колыхнулись, когда легкая фигурка скользнула мимо них, и Хэдли постаралась запомнить этот звук, чтобы точно знать, что увиденное не было сном.

Вечером о произошедшем ни та, ни другая не упомянули. Они ели свинину с шалфеем. Файф с наигранным восторгом восхваляла ее кулинарные таланты, что было особой формой оскорбления. «Я вот, например, ничего не смыслю в кулинарии, – щебетала Файф, бросая взгляды на Эрнеста, уже заметно навеселе после третьей порции мартини. – А у тебя так здорово все это получается!» – и изящно взмахивала ладонями над безупречно сервированным столом.

Потом они опять играли втроем в бридж, и Хэдли проиграла. Но когда ночью мистер и миссис Хемингуэй занимались любовью, Хэдли старалась стонать как можно громче, так что наутро за завтраком (херес с гренками) любовница Эрнеста заметно присмирела.

8. Антиб, Франция. Июнь 1926

Часом позже ее будит Эрнест. Он сбросил свой купальный костюм прямо на пол рядом с кроватью, влажная кожа кажется прохладной.

– Эрнест, ты пахнешь, как ракушка.

– Я мидия, которая приползла к тебе.

Хэдли рассмеялась:

– Мидия – самое глупое существо во Вселенной! Такой гений, как ты, Эрнест, никак не может быть мидией.

Он целует Хэдли, проводит рукой по ее груди.

На полу залегли полосы желтого света, со спинки кровати свисает пояс от кимоно, зеленый и блестящий, как змея, тумбочки завалены книгами. В глубине комнаты – большое лакированное бюро в китайском стиле, расписанное драконами. Иногда Хэдли удивлялась, отчего же она так страстно желает оказаться подальше от этой прекрасной комнаты, от теплого моря? Чего ей не хватает? Белье – свежее, Эрнест – рядом.

Он уткнулся в нее носом и задышал ей в шею, в то место, где для Хэдли это особенно нестерпимо.

– Хватит, Эрнест! Я не могу… Пожалуйста!

– Что, Хэш? Чего ты там бормочешь, котенок? Хочешь, чтобы я продолжал?

– Пожалуйста. Прекрати! – задыхаясь, пытается она выговорить сквозь смех.

Но Эрнест продолжает целовать ее шею.

– Расскажи мне о мидиях, и я перестану тебя так целовать… и дышать на тебя вот так… и лизать вот так!

– Они двустворчатые! – из последних сил выкрикивает она, хватая его за руки и пытаясь оттолкнуть.

– Двустворчатые? В каком это смысле? Всегда вдвоем?

Он прижал ее руки к матрацу.

– Ты меня убиваешь!

– Я всего лишь маленькая мидия, присосавшаяся к твоей шее. Что значит двустворчатые?

– Это значит, что у них и сознания-то нет!

Хэдли изгибается, стараясь подвести колено к его промежности, чтобы он понял, что ступил на опасную территорию. Но ему вновь удалось увернуться.

– А что же они едят?

– Они высасывают еду из воды.

Он сложил губы трубочкой и засосал кусочек ее кожи:

– Вот так?

– Они пропускают ее через себя! – из последних сил пищит Хэдли.

– А что они пьют?

– Они не пьют!