Читать книгу "Криница слов - Елена Асеева"

Внезапно звук всасывания стих, и Василий Петрович перестал лететь да завис в этой черной мгле с мерцающими желтыми глазами, каковые тоже перестали двигаться и теперь смотрели на последнее, что осталось от человека.

Прошло какое-то время, может миг, а может и час… понять это в такой густой тьме было невозможно. И Василий Петрович почувствовал, что он все же не облачко, потому как теперь у него было и тело, и руки, и ноги. Он поднял руки вверх и ощупал голову, волосы на ней, ощупал лицо, нос, глаза, рот и уши… и радостно улыбнулся, сам себе намекнув, что он жив и просто сошел с ума! И, что если даже не удастся слетать в Испанию, то все же в сорочке за пять тысяч сто пятьдесят восемь рублей, получится доходить.

Василий Петрович поднял руку и поглядел на нее, но не смог рассмотреть ни саму руку, ни даже ее очертания. В том месте, где по идее она должна была находиться, сквозила тока чернота безбрежности, да ярко светились все те же желтые огни-глаза.

«Интересно, тогда как же я ощущаю и шевелю руками, ногами, кручу головой, растягиваю губы?» – вслух не очень громко вопросил Василий Петрович, обращаясь к глазам, но ответа не последовало.

Лишь позади него раздалось чмоканье, похожее на звук «чжо-лю», дух человека резко развернулся и увидел прямо перед собой огромную голову змеи с разинутой, красной пастью, острыми, загнутыми, передними зубами и длинным раздвоенным языком. У змеи было песочного цвета тело, а чешуйки ее ярко переливались, наверно поэтому исходящего от них света хватало, чтобы хорошо разглядеть саму змею. Ее крупные глаза зрились черными и круглыми, и Василию Петровичу почудилось, что по их стеклянной поверхности мелькают те самые голубые звезды, созвездия и хвостатые кометы. Разинутая пасть змеи с легкостью могла сглотнуть не только дух человека, но и самого Василия Петровича, а позади нее изгибаясь и скользя во мраке двигалось громадное, длиннющее, змеиное тело.

– Ты кто? – спросил Василий Петрович змею, словно она могла ответить, и его тело или дух судорожно вздрогнуло, наполнившись какой-то тяжестью.

– Я…, – протянула к удивлению Василия Петровича змея, смыкая и размыкая свою пасть. – Что ж хороший вопрос, – небрежным тоном добавила она, и закрыла пасть, ее черные глаза посмотрели в упор на дух человека и по их поверхности с огромной скоростью пронеслась, с большущей головой и тонким лучом комета. Затем змея открыла пасть, и, пошевелив своим темно-багряным языком, продолжила, – А ты, сам, не догадываешься, кто я?… Ах, ты же успокаиваешь себя мыслью, что сошел с ума… Однако я хочу тебя расстроить… на самом деле ты не сошел с ума… ты– умер! Умер!.. Слышишь, как я растягиваю слова, и говорю неспешно, а все затем, чтобы ты до конца осознал, что с тобой случилось… чтобы ты понял, что теперь находишься там, где своей омерзительной жизнью заслужил находиться… Но прежде, чем ты осознаешь кто ты и кем был в той жизни… я кое-что тебе покажу.

Багряный язык змеи приподнялся вверх и своим раздвоенным концом стукнул Василия Петровича прямо по макушке, и тотчас тот полетел резво вниз. Мгновения или часы падения, и ноги духа человека коснулись чего-то жидкого. Колени подогнулись и тело, дрогнув, опрокинувшись, плюхнулось грудью и лицом прямо во, что-то жидко-вязкое.

Глаза, рот и нос утонули в этой неприятной на ощупь, запах и вкус массе. Но Василий Петрович поспешно вынырнул из грязи, он вытащил из нее голову, руки, тело и немедля вскочил на ноги. А вскочив, начал отряхивать руки, утирать глаза, сморкаться и отплевываться. И когда он вытер очи и огляделся, то увидел возле себя огромную, темно-коричневую лужу грязи. Эта лужа, точно небольшой островок, повисла в черной бездне, такой мрачной и жуткой, пугающей своей безжизненностью, темнотой, что дух человека горестно вскрикнул… Однако его островок размером два-на-два, было хоть смутно, но все же видим, а все из-за того, что перед Василием Петровичем висел тот огромный змей и широко раскрыв свою пасть, показывая ряды белых, коротких зубов, громко смеялся.

– Весело, да? – спросил змей и шевельнул языком, обдав дух человека ледяным порывом тления.

– Не очень, – выплюнув изо рта здоровый ком вязкой грязи, ответил Василий Петрович.

– А мне весело, да и потом, шушваль, это лишь начало твоих мучений, – добавил змей, – Ведь мое имя Злодий Худич, и я чудовищный змей, который будет тебя мучить в этой мгле, потому, что при жизни ты был негодяем и злодеем.

– Однако, Вы – то не очень…, – начал, было, Василий Петрович.

Но он не успел договорить, потому, как Злодий Худич опять ударил его по макушке своим раздвоенным концом языка и дух человека вновь нырнул в грязь, утонув там головой, руками и немного выпученным брюхом.

Когда Василий Петрович вынырнул из грязи, он начал снова отряхиваться, отплевываться и утираться, а освободив свои очи от грязи смог разглядеть, к своей радости, что тело которое у него было доселе не видимо, появилось, приобретя темно-коричневый, в тон грязи, цвет. Увидев такое, он даже улыбнулся, размышляя, что наверно не все еще потеряно, и может, стоит этому змею предложить то, отчего так не разумно отказалась Смерть.

Василий Петрович хотел было раскрыть рот, но не успел и вновь нырнул в грязевую ванну, а когда его голова показалась над его поверхностью, то первое о чем он подумал, что Злодий Худич, точно как и Смерть, не захочет взять его богатства, а все потому, что теперь эти богатства: дом, машины, фирма, счет в банке принадлежали другим людям– в частности его жене и дочери.

Злодий Худич опять шибанул Василия Петровича по голове, и когда тот вынырнул очередной раз из грязи, ему стало очень обидно за себя…

А после следующего выныривания, его стало разбирать возмущение…

Затем– злоба…

Печаль…

Но не раз Василий Петрович, вылезая из грязи, не подумал о том, что сказала напоследок ему мудрая Смерть, о близких и далеких людях, чьи судьбы он успел сломать, чьи души успел уничтожить.

Он не подумал о тех людях, кои там, на Земле по его вине вылезали из грязи, точно как теперь вылезал из грязи он– Василий Петрович…

Он не подумал о тех людях, кои там, на Земле из-за его жестокости страдали, болели, мучились…

Он не подумал о тех людях, кои там, на Земле из-за его жизненных целей погибли переломанные лопастями мясорубки-жизни…

И пока он об этом не подумает, пока не вспомнит все, что натворил там, на Земле, так и будет он выныривать из той грязи, той лужи-островка, потерявшегося в какой-то черной бездне, и будет злиться, обижаться, печалиться…

А ты, пока живешь тут, на этой чудной планете Земля, покрытой коврами зеленых трав, среди высоких горных гряд с белоснежными вершинами, среди раздольных ковыльных степей, среди хвойных, смолистых лесов, среди яростных рек и стеклянных озер… помни! каждым своим вздохом и выдохом, что он этот выдох может быть последним!

КОНЕЦ

г. Краснодар, август 2011 г.

Осенняя зарисовка

Бледно-голубое, почти белое небо, словно покрытое тонкой, прозрачной, тюлевой завесой, узорчатой или сетчатой, иногда она совсем прозрачная и напоминает органзу, а иногда это более плотная вуаль. Через эту завесу, натянутую по всему полотну неба, проглядывает едва желтоватое солнце, наверно его кто-то умывал с утра, да приложив не малые силы, смыл со светила всю яркость и сочную желтизну, присущую ему летом и весной.