Читать книгу "Теория притягательности - Дэвис Джим"

Когда вы замечаете нечто такое, что в потенциале может оказаться очень хорошим или очень плохим для вас, например льва или другого человека, в вашем мозге происходит целый ряд процессов. Ваше внимание приковано к тому, что вы видите, поэтому вы меньше думаете о других вещах. Вы стараетесь собрать еще больше информации, двигая глазами или выбирая другую точку обзора. У вас может возникнуть эмоциональная реакция: страх, злость или желание. Возможно, вы начинаете строить планы – на всякий случай.

Но у человека этот инстинкт выходит за рамки просто анимизма, то есть одушевления неодушевленных предметов, например когда он принимает бревно за льва. Мы гиперчувствительны к присутствию не только животных, но и других людей – существ, наделенных разумом.

Во-вторых, социальные объяснения, которые мы слышим от других людей, кажутся нам более убедительными. Иными словами, объяснения, опирающиеся на поступки людей и отношения между ними, кажутся нам наиболее достоверными. Рассказы о характерах и желаниях находят резонанс в нашей душе. Например, когда в экономическом спаде обвиняют горстку людей, мы доверяем такому объяснению с большей готовностью, чем ссылкам на хаотические флуктуации рынка, – ведь для нас естественно думать, что все происходящее является результатом человеческой деятельности. Когда солдаты подвергают пыткам мирных жителей, мы охотнее верим утверждениям, что в семье не без урода, чем попыткам отыскать системные проблемы, поощряющие такое поведение военнослужащих.

Согласно социальной теории притягательности, мы видим людей даже там, где ими и не пахнет, и предпочитаем социальные объяснения. Каким же образом социальная притягательность влияет на нашу любовь к изобразительному искусству?

Мой друг Дэниел Томпсон позирует художникам. В последнее время он приводит с собой Фиби, свою собаку. Дэниел говорит, что художникам это нравится. Иногда они рисуют Фиби (чтобы «почистить палитру») перед тем, как начать работать с Дэниелом, или по окончании сеанса. Но еще не было случая, чтобы они захотели рисовать только собаку.

Один историк искусства как-то объяснял мне, что, если рассматривать искусство в разрезе эпох и культур, характеристик, которые были бы общими для всех времен и народов, отыскать не удается. Я возразил, что во всех присутствует изображение людей, особенно человеческих лиц. Достаточно прийти в любой художественный музей, чтобы увидеть, сколь велика там доля картин, на которых изображены люди. Почему людей художники рисуют гораздо чаще, чем собак? Социальная теория притягательности объясняет: потому что люди и отношения между ними нам чрезвычайно интересны. Нам нравятся изображения людей, и мы находим их наиболее запоминающимися. В изобразительном искусстве эта любовь проявляется в многочисленных живописных и скульптурных портретах. Животные портретов не заказывают и тем более не платят за них. В противном случае это был бы совсем другой мир.

В какой мере изображения людей доминируют в искусстве? Я дал студентке Ребекке Фреротте, изучающей историю искусства в Карлтонском университете, задание посчитать, на скольких картинах из числа произведений искусства, представленных в огромном художественном альбоме «Искусство прошлого и настоящего» («Art Past, Art Present»), изображены люди. Хотя речь там идет не только о живописи, но и о других средствах художественного творчества, я все эти произведения для краткости буду называть картинами. Так вот, из 420 представленных картин на 333 изображен хотя бы один человек. Иными словами, произведений изобразительного искусства с людьми втрое больше, чем без людей. По крайней мере, это касается наиболее знаменитых произведений, удостоенных включения в альбом, посвященный истории искусства.

Однако можно дать и более глубокий прогноз. Картин с небольшим числом изображенных людей должно быть больше, чем картин, где людей изображено много. Одна из причин этого состоит в том, что одного человека нарисовать легче, чем многих. Это касается также и кинематографа, где услуги актеров обходятся весьма дорого. Другая причина заключается в том, что, когда людей много, им труднее вести осмысленный диалог. Как вы могли сами заметить на званых обедах, максимальное число людей, поддерживающих общий разговор лицом к лицу, не превышает пяти. Если исходить из предположения, что люди тяготеют к группам, способным поддерживать осмысленный разговор, можно предсказать, что наибольшую популярность имеют произведения искусства, где изображены от одного до четырех человек (четверо плюс сам зритель – как раз и получается пять).

Третья причина связана с так называемой субитизацией – способностью быстро, почти мгновенно определять количество находящихся перед нами объектов, не считая их. Максимальное число объектов, поддающихся субитизации, для большинства людей составляет четыре. Легче всего поддаются обработке те объекты, которые нам больше всего нравятся, и об этом мы подробнее поговорим в главе 3. Если говорить о картинах, то зрители предпочитают любоваться такими произведениями, где число изображенных людей укладывается в рамки субитизации.

По всем этим причинам я и предсказывал, что наибольшей популярностью пользуются картины, где изображен один человек, и кривая распределения произведений искусства в зависимости от количества изображенных на них людей на уровне четырех-пяти человек резко идет вниз. Расчеты подтвердили мой прогноз: на 116 картинах изображен один человек, на 48 – два человека, на 26 – три, а дальше работы уже единичные.

Когда вы в следующий раз окажетесь в художественном музее, обратите внимание на то, как искусство служит человеку. Музей – это место, где множество людей любуются другими людьми.

Групповые танцы представляют собой почти вселенский культурный феномен. Люди собираются и танцуют вместе, достигая экстаза. Весьма вероятно, что в эволюционном смысле групповые танцы (в армии заменяемые на синхронную маршировку и муштру) представляют собой первобытный механизм укрепления чувства коллективизма. В книге Дэвида Бирна «Как работает музыка» («How Music Works») описывается схожий эффект участия в большом оркестре:

Оркестр превратился в более абстрактный организм, сообщество. И каким бы виртуозом ни был сам по себе каждый музыкант, его индивидуальность растворяется в коллективе. Может показаться, что это парадокс, но более цельная личность больше готова поступиться своей индивидуальностью ради музыки… Это не просто музыкальная трансформация. Это настоящее духовное преображение. Этому способствует, конечно же, сама природа музыки, но еще и масштаб оркестра позволяет мне, даже в моем статусе ведущего солиста, раствориться в музыке и пережить своего рода экстатическое освобождение.

Социальная теория притягательности предсказывает, что нарративные формы искусства также преимущественно посвящены людям и отношениям между ними. Да, существуют абстрактные картины, где люди не изображаются, но трудно представить себе литературу, где не было бы ни одного персонажа или хотя бы упоминания о нем. Интерес людей к художественной литературе и кино коренится в нашем интересе к реальной жизни. Например, значительная часть произведений этих видов искусства посвящена вопросам любви и дружбы, поскольку данные темы столько же места занимают и в реальной жизни. Вопросы любви и межличностных конфликтов поднимаются в литературе всех времен и народов.