Читать книгу "Заградотряд Его Величества - Сергей Шкенев"

В середине ноября солдатами батальона в деревне Завершье в одну ночь были задержаны 8 беженцев от французской армии, временно проживающие в деревне Завершье. Все эти беженцы отведены к деревенскому колодцу и задушены. Лично я задушил одного из них, майор Першегю тоже одного, лейтенант Франсуа-Мари Граве задушил двоих, а остальные убиты егерями батальона по приказанию вышеупомянутого майора Першегю. Все трупы нами были раздеты и брошены в колодец.

В декабре 1807 года в деревне Ополь были задержаны две семьи беженцев – одна в составе 6 человек, другая – 9 человек. В их задержании я принимал участие, а кто расстреливал, не знаю. Снятая с трупов одежда распределялась среди офицеров батальона или разыгрывалась в карты.

В середине декабря 1807 года были задержаны 6 крестьян среднего возраста, больные неизвестной болезнью. Все они были отведены к колодцу и там заколоты штыками. Убивал ли их майор Жан Першегю, не помню, но командовал именно он.

Примерно в январе 1808 года вечером меня вызвал к себе командир батальона майор Першегю, и когда я пришел, то застал командира нашего полка полковника Робера Ванно. Полковник мне сказал, что сейчас мы поедем в имение не успевшей сбежать графини Браницкой и там допросим ее. Причин такого приказа я уточнять не стал, и мы поехали. В имении забрали графиню, отвезли в лес, там майор Першегю и полковник Ванно ее задушили, после чего я ее раздел. Труп бросили в лесу, а одежду с нее я отдал лейтенанту Франсуа-Мари Граве.

Вопрос: За что вы убивали невинных людей?

Ответ: Я их убивал по приказу командира батальона и командира полка, без всяких колебаний, и меня не интересовало, в чем заключалась их вина перед императором Наполеоном Бонапартом и Французской империей.

Записано с моих слов верно, мне прочитано, в чем и расписываюсь: лейтенант Антуан де Перпиньяк.

(Допрос закончен в 15 ч. 30 мин.)».

Император с отвращением отбросил бумагу. Русский царь сам виноват в гибели своих подданных! Ведь именно он приказал вывезти с пути Великой армии все население и все припасы. Если кто-то остался, то это вина исключительно русского правительства и их же недоработка. И потом… цивилизованная война не подразумевает тактику «выжженной земли», так вообще никто не воюет! Неужели бы французы стали убивать крестьян из-за нескольких мешков зерна, если бы оно имелось в достатке? Варвары… скифы…

Но подписывать смертные приговоры все равно придется, как и присутствовать при их исполнении. Положение обязывает, оно попросту вынуждает подчиниться грубой силе. Иначе можно распрощаться с далеко идущими планами. Не время пока возражать.

В следующем листе похожий протокол допроса, только имена и названия деревень другие. Ага… среди вменяемых преступлений появилось людоедство – солдат убил и съел собственного командира. Этот приговор можно подписывать со спокойной душой.

Третий протокол… четвертый… пятый…

Вышедшего от императора капитана окликнул посыльный из штаба дивизии Тучкова, о чем говорила красная повязка на руке:

– Ваше благородие, капитан Нечихаев просил вас зайти к нему в любое удобное время. Лучше всего прямо сейчас.

Павел Сергеевич улыбнулся, показывая, что оценил шутку. Он и сам собирался обсудить с Михаилом Касьяновичем кое-какие вопросы, так что просьба оказалась весьма своевременной. В запасе есть два часа, и пока французский император изучает бумаги, можно сходить.

– Проводишь?

– Так точно, ваше благородие!

От кабинета Наполеона до штаба Красной Гвардии пять минут быстрым шагом – Тучков не хотел выпускать императора из поля зрения и всегда размещался поблизости. Или наоборот, определял Бонапарта рядом с собой, но не признается в этом из соображений вежливости по отношению к союзнику.

Нечихаев встретил капитана горячим чаем с баранками. В войсках давно вошли в моду «кутузовские» самовары емкостью в два стакана, а у практически непьющего гусара таковых имелось две штуки. Второй – наградной, с памятной гравировкой на блестящем боку.

– Присаживайтесь, Павел Сергеевич.

– Спасибо, Михаил Касьянович, – капитан налил себе чаю в стакан с подстаканником и придвинул поближе блюдечко с медом. – Все же не можете привыкнуть к сахару? Это вы зря, уж поверьте специалисту.

– Я разве спорю? – улыбнулся Нечихаев.

Да, капитан Воробьицкий знал, о чем говорил. Будучи одним из энтузиастов выведения сахарной свеклы, он до войны смог составить достойную конкуренцию продукции французских колоний и в компании еще пятерых малороссийских промышленников почти монополизировал оптовую торговлю. И при этом опытный офицер, послуживший у самого Суворова по интендантской и квартирмейстерской части и не имевший нареканий со стороны генералиссимуса.

Что еще про него сказать? Умен, расчетлив, честен в картах, склонен к философским размышлением за трубкой и хорошим коньяком, богат. Собственно, и в армию из отставки вернулся добровольцем, дабы отличиться и получить причитающиеся орденоносцу льготы по налогам. Выражал недовольство штабной должностью при французском императоре, поэтому предложенный Нечихаевым прожект принял с воодушевлением.

– Какие-то вопросы, Михаил Касьянович?

– Вот, – на стол перед капитаном лег плотный конверт. – Доклад лейтенанта Фролова, одного из сопровождающих Бобруйский полк офицеров. Что вы на это скажете?

Павел Сергеевич достал бумагу и пробежался взглядом по неровным строчкам. Ну и что в докладе из ряда вон выходящего? Французы постоянно грызутся между собой, и убийство какого-то там Жан-Луи Гастона вряд ли можно назвать выдающимся событием. Рядовых в бывшей императорской гвардии много, и одним больше, одним меньше…

– Но это еще не все?

– Да, не все, – подтвердил Нечихаев и достал следующий пакет. – А вот доклад лейтенанта Самохина, присланный два дня назад. Обратите внимание на фамилию француза.

Ага, вот это уже серьезно. Некий Жан-Луи Гастон сообщил русскому офицеру о переданном Наполеону Бонапарту письме, а на следующий день был задушен неизвестными и выброшен за борт. Падение тела в воду заметили часовые на соседнем корабле, так что замаскировать преступление под дезертирство злоумышленникам не удалось.

– Однако…

– Вот именно, – кивнул Нечихаев. – Вы уверены, Павел Сергеевич, что наш почтальон отдал императору именно наше послание, а не какое-либо иное?

Воробьицкий потер переносицу, что случалось с ним при сильном раздумье:

– А куда ему было деваться? Или пойти под трибунал, что гарантировало веревку, или согласиться с предложением.

– Не слишком ли легко и быстро согласился?

– У него был выбор? – вопросом на вопрос ответил Павел Сергеевич и тут же дополнил: – Хотя наша убедительная просьба вполне могла соответствовать его собственным планам. Можно сказать – удачно наложилась на них. Или он действовал по указаниям, а бонапартистский заговор существует независимо от него. Дело темное.