Читать книгу "Под кожей - Мишель Фейбер"

Может он помочь ей отвертеться?

Может она ему на что-нибудь сгодиться?

— Вы ведь у моря живете, я прав? — спросил он.

— Как вы догадались?

Вопрос Иссерли удивил: разговора с ним она пока не заводила, полагая, что ему требуется побольше времени, чтобы оценить ее тело.

— По запаху, — честно ответил он. — От вашей одежды морем пахнет. Дорнох-Ферт? Мари-Ферт?

Он попал в самую точку, и Иссерли это встревожило. Она ничего такого не ожидала: его прищур, походившая на гримасу полуулыбка вполне могли принадлежать какому-нибудь тупице. На рукаве его поношенной виниловой куртки сидело черное пятнышко машинного масла. Загорелое лицо покрывали бледные шрамики, придававшие ему сходство со стеной, с которой кто-то начал стирать рисунок, но до конца не стер.

Из двух его догадок Иссерли выбрала неправильную.

— Дорнох, — сказала она.

— Чего-то я вас там не видел, — сказал он.

— Я туда всего несколько дней назад перебралась, — сказала она.

Машина Иссерли уже нагнала вереницу других, проехавших мимо этого стопщика. Длинная цепочка габаритных огней тянулась, уходя вдаль. Вот и хорошо. Иссерли переключилась на первую передачу, машина сбросила скорость и теперь просто ползла.

— Работаете? — спросил он.

Мозг Иссерли уже заработал в полную силу, почти не отвлекаясь на шедшие по шоссе машины. Перед ней, решила она, человек, который, по-видимому, знает здесь людей всех мыслимых профессий — по крайней мере, тех, к которым он не относится с пренебрежением.

— Нет, — ответила она. — Я безработная.

— Чтобы получать пособие, нужно постоянное место жительства, — мгновенно сообщил он, снова попав в самую точку.

— Я предпочитаю обходиться без пособия, — сказала Иссерли, поняв наконец, что он за человек, и решив, что такой ответ должен ему понравиться.

— Значит, ищете работу?

— Да, — ответила она, снова сбрасывая скорость, чтобы пропустить вперед чистенькую белую малолитражку. — Правда, насчет образования у меня не густо. На этот счет я не сильна.

— Трубачей собирать не пробовали?

— Трубачей?

— Ну да. Это часть моего бизнеса. Люди вроде вас собирают их, а я продаю.

Иссерли на несколько секунд задумалась, пытаясь понять, достаточно ли у нее информации, чтобы продолжать разговор.

— А что такое трубачи? — наконец спросила она.

Он улыбнулся ей сквозь пелену облекавшего его парка.

— Да моллюски такие. Если задержитесь здесь, непременно их увидите. Вообще-то, у меня с собой есть один.

Он слегка скособочился, показав ей мясистую ягодицу, порылся в кармане брюк.

— Вот он, голубчик, — сказал пассажир и поднял на уровень ее глаз ладонь, на которой лежала тусклая серая ракушка. — Я всегда таскаю одного с собой, чтобы людям показывать.

— Очень предусмотрительно, — похвалила его Иссерли.

— Вообще-то, показывать не его самого, а размер, который мне требуется. Встречаются совсем крохотули — понимаете? — с горошину, ну так с ними и возиться не стоит. А вот такие большие ребята, они в самый раз.

— И что, я могу просто собирать их и получать за это деньги?

— Ну да, проще простого, — заверил ее он. — Дорнох самое то место, их там миллионами можно набирать, если выходить на берег в подходящее время.

— Подходящее — это какое? — спросила Иссерли. Она надеялась, что пассажир снимет наконец куртку, но ему, похоже, нравилось медленно пропариваться и потеть.

— Ну, все, что вам нужно, — ответил он, — это обзавестись книжкой, в которой время приливов-отливов расписано. Ее продают в Управлении береговой охраны — семьдесят пять пенсов стоит. Вы смотрите в ней, когда отлив самый низкий, идете на берег и гребете их лопатой. А набрав побольше, звякаете мне, я приезжаю и забираю их.

— И сколько они стоят?

— Много — во Франции и в Испании. Я продаю их поставщикам ресторанов, так им этих ребят всегда мало оказывается, особенно зимой. Сборщики-то в основном только летом работают, понимаете?

— Потому что зимой слишком холодно, чтобы их собирать?

— Для многих слишком. Но вы справитесь. Только, мой вам совет, надевайте резиновые перчатки. Тонкие, в каких женщины посуду моют.

Иссерли едва не спросила, сколько может заработать на трубачах она, а не он; этот человек обладал способностью заставлять ее думать о возможностях, на самом-то деле нелепых. Пришлось напомнить себе, что интересует ее прежде всего он, не она сама.

— Так что, торговля трубачами приносит вам хорошие деньги? Вам же, наверное, семью содержать приходится, так?

— Да я много чем занимаюсь, — ответил он, проводя металлической расческой по густым волосам. — Покрышки для силосных загрузчиков продаю. Креозот. Краску. Жена верши для лобстеров плетет. Не так чтобы для лобстеров — долбаных лобстеров нынче, почитай, уж и не осталось. Но американские туристы верши берут, если раскрасить их покрасивее. Сын тоже трубачей собирает. И машины чинит. Он бы с дребезгом в вашем шасси в один миг разобрался.

— Вряд ли мне это по карману, — резко ответила Иссерли, вновь приведенная в замешательство его приметливостью.

— А мой сын много не запрашивает. Дешево и сердито. Он только за работу берет. Через его гараж куча машин проходит. Одна выехала, другая въехала. Гений.

Для Иссерли это никакого интереса не представляло. Один гений у нее уже имелся, на ферме. Был готов для нее на все и когтей особо не показывал — во всяком случае, пока.

— А как же ваш фургончик? — спросила она.

— Да ну, сын и его починит. Когда руки дойдут.

— Где он, его гараж?

— Примерно в полумиле от места, на котором вы меня подобрали, — хрипло ответил пассажир и стоически ухмыльнулся. — Катил я домой чуть ли не с тонной трубачей в кузове, полдороги проехал, и тут долбаный двигатель просто взял да и сдох. Ничего, мой мальчишка с ним разберется. От него проку больше, чем от всей Автомобильной ассоциации. Когда он в настроении.

— У вас есть визитка — ваша или сына? — вежливо поинтересовалась Иссерли.

— Сейчас, — пробормотал он, снова приподняв над сиденьем мясистое тулово, которому, как уже выяснилось окончательно, инъекция икпатуа не грозила, и вытащив из кармана пачку помятых, поблекших картонных прямоугольничков с загнувшимися уголками. Перетасовав их, будто игорные карты, он выбрал два и уложил их на приборную доску.

— Одна моя, другая сына, — сказал он. — Если надумаете собирать трубачей, позвоните. Я беру любые количества от двадцати кило и выше. Если за один день столько не наберется, за два-три — точно.