Читать книгу "Коварная приманка - Марина Серова"

— Прошу извинить! Можете ехать!

Полежаев усмехнулся и тронул машину с места.

— Док, что за ксиву вы ему показали? — прикрывая ладонью зевающий рот, поинтересовалась я.

— Таня, мне кажется, нам пора заняться практической стилистикой русского языка, — парировал профессор.

— Для начала нам пора заняться завтраком или обедом, словом, пожрать. — Я продолжала поддразнивать ученого, подумав при этом о том, что заняться нам давно пора совершенно другим и гораздо более приятным делом.

С предложением в отношении еды Полежаев, безусловно, согласился, и вскоре, увидев подходящее место за лесополосой, тянувшейся вдоль дороги, он съехал с трассы, припарковав «Москвич» возле небольшого пруда. Я вытащила из багажника старое дорожное одеяло и расстелила его на сухом взгорочке. Из своей необъятной сумки Полежаев извлек жареную курицу, самсу, огурцы, свежий зеленый лук, хлеб, масло, сыр, термос с еще горячим кофе — одним словом, голодная смерть в дороге нам не грозила.

— До Зареченска далеко? — спросила я, аппетитно жуя кусок курицы.

— Чуть больше ста километров. Нас как раз остановили на границе двух областей, Тарасовской и Зареченской, — пояснил Полежаев.

— Сколько ж я проспала?

— Почти три часа.

Я с благодарностью посмотрела на профессора. Он дал мне возможность выспаться, организм мой отдохнул и был готов к предстоящей и, уверена, непростой работе. Вытащив из кармана джинсовой куртки мешочек с магическими костями, я подумала о том, что может ждать нас впереди.

10+20+27.

Черт подери, и кости говорят о том же: «Вас подстерегает опасная пора: ожидают многочисленные трудности и окружают враги».

Профессор с любопытством наблюдал за моим занятием. Но скептицизма не проявил, во всяком случае, вслух. Пояснив полученный неутешительный результат, я стала разрабатывать план дальнейших действий.

На окраине Зареченска мы начали прежде всего с местного кладбища. Сторож показал нам карту (так на кладбищах называются отдельные участки), на которой виднелись свежие холмики мартовских и апрельских могил. Когда мы медленно шли вдоль этой скорбной линии, мне показалось, профессор почему-то надеялся, что могилы Ирины там не окажется. Но нет, она была четвертой от конца. Деревянный крест, табличка с датами жизни. Мы оба замерли. Скромный венок из искусственных цветов еще не успел выгореть на ярком солнце. Живые же, рассыпанные прямо на холмике, уже давно завяли и высохли.

Лицо профессора изменилось на глазах, посерело. Видимо, его мучили воспоминания. Я тронула Полежаева за руку:

— Нам пора, Иннокентий Михайлович…

— Да, да, сейчас.

Когда мы вышли с кладбища, профессор попросил меня сесть за руль. Прежде всего нам необходимо было найти улицу Ташкентскую, где до гибели жила Ирина Полежаева. Впрочем, скоропалительных выводов о ее смерти я не стала бы делать, памятуя, что пару лет назад мою кончину уже зафиксировали в Казахстане, где я уходила от погони ФСБ.

Улицу Ташкентскую мы обнаружили в одном из спальных районов Зареченска, так похожего на «спальники» всех провинциальных российских городов. Бессмертную рязановскую «Иронию судьбы, или С легким паром» смело можно было снимать и здесь, такими безликими и однообразными показались стоящие вдоль дороги девятиэтажки. Увидев табличку с номером нужного дома, мы припарковали неподалеку «Москвич».

Выяснив попутно у профессора, что у Ирины были родственники в Средней Азии, я решила сыграть роль родственницы, «седьмой воды на киселе», приехавшей без предварительной телеграммы в Зареченск и ничего не подозревавшей о смерти троюродной тетушки.

Иннокентий Михайлович одобрил мой план, но внес и весьма существенные коррективы. Из своего «дипломата» он вынул небольшую брошь в виде дракона и маленькую, словно пуговичка, вещицу, назначение которой я поначалу даже не поняла. Брошь он помог закрепить мне на водолазку («Вдруг придется снять куртку», — пояснил профессор), а «пуговичку» посоветовал засунуть в ухо.

— Вот теперь я за вас спокоен. Я буду слышать все, что с вами происходит, и при необходимости смогу дать вам совет через передатчик, — критически осмотрев меня, заявил профессор.

Честное слово, мне была очень приятна такая отеческая забота! Особенно же в тот момент, когда его ловкие пальцы закрепляли брошь-микрофон.

Взяв с собой полежаевский баул с провизией, как самый обширный, и свою неизменную сумочку, я отправилась на охоту. Полежаев должен был ждать меня за рулем машины.

На долгие звонки в квартиру с номером 48 никто не отвечал. Как и задумала, я позвонила соседям. Наудачу в сорок девятой дверь открыла благообразная старушка.

— Тебе чего, милая?

— Бабуль, здравствуйте, соседи ваши из сорок восьмой дома?

Старушка подозрительно посмотрела на меня.

— А ты откель будешь такая?

— Родственница я полежаевская, наши матери, моя и Иринина, двоюродные сестры, — на ходу импровизировала я. — Так что она мне вроде как тетка.

— А живешь-то где?

— В Туркестане, — догадалась ответить так, вспомнив по когда-то знакомому расписанию поезда Москва — Алма-Ата о наличии такого города. Очень удобное название — ошибешься, прокола не будет — так до революции называли всю Среднюю Азию.

— Заходи тогда, отдохнешь с дороги. — Старушка наконец-то впустила меня к себе. — Ты давно с Ириной-то встречалась?

— Давненько, Оксанка тогда еще под стол пешком бегала, — благоразумно не стала я уточнять дату.

— А писала-то когда последний раз?

— Бабуль, какие письма-то сейчас при нашей жизни?

— И то верно, милая. Звать-то тебя как?

— Таней. А вас?

— Бабой Катей все кличут. — Она помолчала. — Выходит, ты ничего и не знаешь…

— Чего не знаю? — изобразила я крайнюю степень удивления.

— Убили твою тетку-то…

Играть пришлось до конца. Я схватилась за краешек стола на кухне, куда провела меня старушка, тяжело задышала, сделала несколько сдавленных глотков. Бабулька налила мне воды. Я выпила, успокоилась, подумав про себя, что этюд на тему «Скорбная весть» я исполнила, кажется, неплохо.

— Как убили, баба Катя, расскажите, пожалуйста…

Соседка рассказала, что накануне гибели в квартире у Полежаевой была очередная гулянка. В этом доме Ирина жила два года после развода с мужем. И все два года устраивала попойки, приводила мужиков. «На глазах у Оксанки?» — ужаснулась я.

Баба Катя объяснила, что подрастающая Оксана была единственным человеком, кого еще хоть как-то слушалась мать. Но Оксана училась, а мать ухитрялась напиваться с утра пораньше, пока дочь в школе. Особенно распоясывалась Ирина в дни, когда Оксану забирала к себе Галина, ее старшая сестра. Вот и в последний раз, зная, что Оксана у тетки, Ирина устроила «пышную гастроль».