Читать книгу "Кокон. История одной болезни - Илья Бояшов"

– А в чьем случае, милый док?

– Вы же видели сами в чьем! – Врач, как мог, сохранял добродушие, тем не менее выбивая пальцами по краю стола мелкую дробь.

N уже нависал над ним:

– Значит, она еще и общается?!

– Напомню: вам не стоит бояться.

– Что же она приказывает?

– Я сказал: вы можете не беспокоиться!

– Что псюхэ навязывает этому жалкому господину?

– Весьма дурацкие вещи! – наконец рассердился доктор. – Раздать имущество, ходить в каком-то там рубище. Да стоит ли вас отвлекать?! Я сказал: та проблема, конечно, серьезна, но касается только его…

– Странно, но вы меня никогда не знакомили с товарищами по несчастью, – бормотал потрясенный N.

– А зачем? Что вы можете поведать друг другу? К тому же не сомневаюсь – контакты подействуют на вас угнетающе. Зачем лишний раз напрягаться? Не устаю утверждать: вы один из самых легких моих пациентов; об одном только умоляю – терпите. Изыскания в нашей области внушают мне оптимизм. Прорыв неизбежен – два-три года, и я вас обязательно вытащу. А пока, мой расстроенный друг, остается работа и спорт… Отвлекайтесь на что угодно: на спиртное, на скачки, на боулинг, на воскресные барбекю. Ждите, ждите, ждите, голубчик…

XLV

N послушался – выхода не было. Он уныло торчал на скачках, он устраивал барбекю. Часто бросая машину, он бродил, потерянный, в каких-то беспросветных трущобах. Между тем пение псюхэ становилось наглее и громче. И чем более док излучал уверенность, напирая на «технологии» и на «прорывы в науке», тем более N убеждался – разглагольствования об «изысканиях» есть всего лишь хорошая мина: именно с подобными разговорами вкупе с благостным выражением лица любой уважающий себя терапевт наклоняется к пациенту, на будущее которого не поставит фишку даже самый сумасбродный игрок.

XLVI

Оставим за скобками усилия, которые N потратил на то, чтобы втайне от благодетеля разыскать человека, устроившего ему своим незабываемым видом такой полноценный нокаут. И впрямь, зачем описывать лихорадку долгих, упорных поисков: суть опять-таки в том, что «тяжелый случай» наконец-то был найден, встреча оговорена, и вот N сидел уже в темной комнате совершенно пустого дома (стул под ним, табурет под хозяином). Жертву псюхэ скрывал сострадательный мрак.

XLVII

– Задавайте свои вопросы, а затем проваливайте, – проскрипело из темноты.

– Поначалу она неактивна? – произнес настороженно N. – Незначительные толчки?

– Да, – раздался все тот же скрип.

– Проходит несколько лет. Года два-три. Возможно, пять. Шевеление учащается?

Желтый сморщенный человек согласился.

– А затем несносная псюхэ начинает тихонько петь?

– Да, – кивнула в ответ темнота.

– Что потом? Я хочу это слышать?

– Вы хотите узнать, что потом? – Смех рассыпался, как горох; нехорошее «хе-хе-хе» поскакало по всем углам; N вспотел в ужасном предчувствии. – Удивительно! Невероятно! Неужели еще не поняли? Да вы же сидите напротив собственного будущего. Что ж, признайтесь – оно неприглядно, у него отвратительный голос, вид его вызывает, по крайней мере, сочувствие. Впрочем, как еще может выглядеть правда? Как всегда, безобразно.

– Я хочу знать все о болезни, – подтвердил побелевший N. – Моя псюхэ заговорит?

– «Заговорит»?! – передразнил вопросителя мрак. – Черт возьми, вы прелестно наивны! Она не просто заговорит, она… Ладно, не стану лукавить, лучше сразу бабахнуть – по-мужски, беспощадно, мгновенно. И самое главное – честно. Рассчитываете на откровенность? Примите ее в лицо, как револьверную пулю!

Человечек закашлялся, N застыл на скрипучем стуле. Темнота вскоре вновь продолжила:

– Вы – в начале кошмара, а я уже приближаюсь к ожидаемому концу. Доктор не виноват – простите ему его оптимистическую, совершенно бесполезную ложь. Он человек, который не в силах помочь ни мне, ни вам. Итак, вы абсолютно правы в своей тревоге – та, что проснулась и, судя по всему, уже продрала глаза, неизменно себя проявит! Пение – это цветочки, прелюдия. Не сомневайтесь, скоро она возьмется за вас уже основательно: поначалу закричит, застонет, а затем начнет терзать и физически. Ваши действия? Ну конечно же, перепугаетесь – будут томление, судорожные попытки найти хоть какой-нибудь выход. Допускаю – от приема лекарств, к примеру особо целительной хрени, которую посчастливится разыскать (если еще посчастливится!), она ненадолго отстанет. Отпустит, как говорится. Возможно, на время вам даже станет полегче, но не обольщайтесь – настоящие мучения не за горами. Какое-то время еще побарахтаетесь, посопротивляетесь, постараетесь себя контролировать, скрывать от всех свое истинное состояние, но, какой бы сильной ни была ваша воля, проде́ржитесь недолго: ваша жизнь рухнет, словно разбиваемый экскаваторной гирей старый и дряхлый барак! И тогда вы запаникуете! Вы ухватитесь за алкоголь – за единственного союзника, впрочем, тоже весьма бесполезного. Да, немного скажу о снах – они сделаются ужасны! Даже в собственных сновидениях вы не избавитесь от ее дурного присутствия, она будет довлеть над вами. А затем – бессонница… тик, неврозы, тупая тоска… И наконец, момент, которого вы уже сейчас подсознательно боитесь, – здесь иллюзий быть не должно. Все случится внезапно – с какой-нибудь абракадабры, простого набора букв – так ребенок бубнит и мямлит, пока не вырвется из него самое первое слово. Учтите – псюхэ учится быстро: вымолвив «а», она неизменно ляпнет и «б», и не успеете глазом моргнуть, как она не только заговорит, она начнет от вас требовать самые немыслимые, невыполнимые вещи – и вот здесь-то сами вы запоете! Вы, как заяц, заскачете! От ее тошнотворной морали с тех пор не скроетесь, не сбежите и ничем не забаррикадируетесь. Она оседлает вас: шагу не ступите без благословения – даже в малом, даже в микроскопическом. О, она великий морализатор – так поднесет свои истины, что ни пикнуть, ни шевельнуться! И чем больше она укрепится, тем более будет разрушаться ваша плоть… Впрочем, что говорить – вы меня уже видели. Оглянитесь вокруг – в этом доме уже нет вещей. Я раздал «все свое» всякому нищему сброду…

Помолчав, человечек продолжил: он действительно был беспощаден, он рубил теперь фразу за фразой, нисколько не заботясь о впечатлении, которое они произведут на съежившегося правдолюбца, резал вещи немыслимые, невозможные, не укладывающиеся в голове – о болезни мучительной, неизлечимой и свирепой не менее (а может быть, и более!), чем рассеянный склероз или разящая, словно стилет, саркома. Откровения эти приклеили гостя к его неудобному стулу.

– Что в конце?

Вновь посыпался смех-горох:

– Спросите у тех, кто до нас с вами посещал нашего славного доктора, подставляя уши для его дурацкой лапши, а затем сам пытался от псюхэ всеми способами отделаться, сломать ее, вырвать из ее цепких лап самое главное – право на собственное существование – ведь она ничего, ничего не позволит… Вы, как я понял, имеете свободное время, если не поленились разыскать меня в этой дыре. Отыщите теперь ради собственного интереса и кладбища, на которых упокоились наши с вами друзья по несчастью. Их борьба плачевно закончилась: кто купил себе браунинг, кто выбрал подтяжки…