Читать книгу "Запах Зла - Гленда Ларк"

После женитьбы я, конечно, брал Джастрию с собой, надеясь, что это излечит ее от беспокойства, от недовольства жизнью. Только Джастрию ничто не могло удовлетворить. Когда мы бывали на побережье, она относилась ко всему вокруг с отвращением, но стоило нам вернуться в Вин, и она начинала противиться всем и вся. Я пытался понять ее, и частично мне это удавалось. Однако большая часть моей души только кричала: почему ты не можешь быть довольна тем хорошим, что тебе выпадает? Почему не хочешь соблюдать правила ради сохранения действительно ценных вещей? Если бы каждый ходил, куда хочет, делал, что хочет, хрупкий мир Небесной равнины разрушился бы. Так что правила были необходимы…

В конце концов тарн – мой тарн – изгнал Джастрию. Ее отправили в изгнание на год в наказание за постоянные нарушения. Я достаточно сильно любил ее для того, чтобы поселиться с ней вместе на побережье. Я зарабатывал на жизнь тем, что оказывал услуги местному населению, и думал, что так мы просуществуем этот год… Но в первый же раз, когда я отправился наверх, чтобы увидеться с семьей, Джастрия исчезла. Она просто ушла, оставив мне короткую записку.

Я многие недели разыскивал ее… да и потом, возвращаясь в Мекатехевен, продолжал поиски. Джастрию я так и не нашел.

И вот теперь, находясь в тюремной камере, она спрашивала меня, понимаю ли я, почему она была так беспокойна, так не способна приспособиться к нормальной жизни…

– Понимаю? – переспросил я. – Отчасти. Немножко… В конце концов, я никогда не хотел сидеть дома и сделаться копией своего отца. Но, Джас, ты же попросту убила себя. Разве оно того стоило?

– Знаешь, мне стало все едино. Я думала, свобода делать все, что захочу, разрешит мои проблемы, да только ничего не вышло. Я ведь так и не стала свободной, на самом деле свободной. Жители Небесной равнины презирали меня за то, что я хотела быть не как все; жители побережья презирали меня за то, что я была не как все. Вот и оказалось, что я нигде не могу быть счастлива.

– Тот мужчина… – начал я и тут же понял, что не знаю, как задать вопрос.

– Тот, с которым меня поймали? – догадалась Джастрия. – Он просто заплатил мне, Кел. Я его даже не знала.

Я отвернулся: меня начало тошнить.

Мое отвращение вызвало у Джастрии вспышку ярости.

– Я рада умереть! Слышишь? Рада!

Я не знал, что сказать. Я понимал, что подвел Джастрию. Я чувствовал себя беспомощным все годы, пока мы были женаты, и теперь я тоже чувствовал себя беспомощным, глядя на нее сквозь решетку.

– Мне жаль, – сказал я бессмысленные в такой трагической ситуации слова.

Джастрия вздохнула.

– Это не имеет значения. Мне не следовало выходить за тебя. Ни за кого не следовало. Да и не знаю я, что нужно было бы сделать: лекарства от разрушения души нет. Недаром говорят: тот, кто плюет в небо, получит плевок в лицо. Что ж, я плевала в небо по доброй воле.

– Неужели я ничего не могу сделать? Не нужно нам говорить о том, что ты умрешь. Нужно попытаться найти способ остановить это безумие. Ты не знаешь кого-нибудь, к кому я мог бы обратиться?

Джастрия просунула руку сквозь решетку и приложила палец к моим губам.

– Перестань, Кел! Это не та беда, в которой может помочь одно из твоих снадобий!

– Сотворение, Джас…

Мы смотрели друг на друга, вдыхая запахи отчаяния и ужаса, ощущая друг друга так, как никто, кроме горцев, не способен: все оттенки чувства отражались в воздухе, и с каждым вдохом мы узнавали о них. Все, что я мог сказать Джастрии, было в моем запахе, лишенное словесных прикрас и принятых в обществе иносказаний. Она вдыхала мое горе, вину и любовь, а я – ее сожаления, печаль, все еще не угасший гнев. Я чуял следы той страсти, которую когда-то давным-давно Джастрия питала ко мне.

Как же молоды мы были тогда…

Поверх плеча Джастрии я посмотрел на вторую узницу. Женщина прислонилась к дальней стене, сложив руки на груди и опустив голову. Она, должно быть, слышала каждое сказанное нами слово.

Джастрия переступила с ноги на ногу и вздохнула.

– Кел, есть одна вещь, которую ты можешь для меня сделать.

– Да?

– И это, наверное, самая трудная вещь, о которой я когда-нибудь тебя просила.

Я помолчал, насторожившись: снова подвести ее я не хотел.

– Что именно?

– Я боюсь того, что они хотят со мной сделать. Говорят… говорят, такая смерть может оказаться медленной… и мучительной.

– Ты слышала об этой казни?

– О побивании камнями? Да. – Джастрия кивнула.

– Я… я мог бы тебе что-нибудь дать… если меня к тебе снова пустят… снадобье… – Но ведь стражники обыщут меня и отберут…

Запах Джастрии сказал мне, что она думает так же.

– Мне говорили, что… э-э… привилегия оскорбленного супруга – бросить первый камень. – Джастрия откашлялась. – Ты ведь сильный, Кел.

Я ощутил тошноту. Нет! Только не это! Ни за что! Я подавился поднявшейся к горлу желчью.

– Прошу тебя, Кел…

– Ты не знаешь, о чем меня просишь! Я же врач! И когда-то я любил тебя больше всех на свете.

– Ох, я знаю! Но я, как всегда, эгоистична… и перепугана. Я не стала бы просить о таком менее достойного человека.

Она вертела мной, как делала это уже тысячи раз раньше. Было совершенно невозможно, чтобы она не представляла себе, о чем меня просит… совершенно невозможно. Ее запах даже нес в себе что-то неприятное… Но что я мог сказать? Я коснулся лица Джастрии, просунув пальцы между прутьями решетки, пытаясь скрыть свою боль – чтобы она ее не ощутила.

– Если… если мне позволят.

– Обещаешь?

– Клянусь.

– Ты хороший человек, Кел. Ты заслуживал лучшей жены.

Только я в этом сомневался. Я подвел Джастрию, сомнений в том не было.

– Иди теперь, – сказала Джастрия. – Да будет с тобой всегда Сотворение.

Я еле смог выговорить благословение, положенное умирающим:

– Покойся в Сотворении с миром. – Я стиснул прутья решетки, не решаясь уйти.

Другая женщина подняла голову и подошла к нам. Ее лицо было спокойным. Она кивнула мне и сказала:

– Не сдавайся. Попытайся пробиться к повелителю Мекате или к его канцлеру. – Она положила руку на плечо Джастрии.

Я кивнул.

– Попытаюсь. А ты как? Вчера мне показалось, что у тебя сотрясение мозга.

– Да. Думаю, так и есть. – Она криво улыбнулась. – Иначе меня сюда не заперли бы. Ты сегодня утром не видел белокурую цирказеанку?

Я покачал головой и повернулся к выходу, но стражник в конце коридора рявкнул: