Читать книгу "Им помогали силы Тьмы - Деннис Уитли"

Грегори догадался, что перед ним, очевидно, Вилли фон Альтерн. Когда их представили друг другу, Вилли, морща изуродованный лоб, медленно произнес:

— Старый товарищ моего кузена? Нет, боюсь, я вас не припомню. Но так или иначе, мы всегда рады вам, раз вы знавали моего кузена.

Взгляд его светло-голубых глаз переместился на хозяйку дома. Он сделал мучительную гримасу, видимо, стараясь вспомнить, по какому же делу пришел, наконец вспомнил и разразился гневной тирадой:

— Хуррем, опять ты за старое: пьешь, пьешь и вечно опаздываешь к ужину. Все уже давно собрались, только тебя и ждем. За день люди хорошо потрудились, наломались по хозяйству, проголодались. А теперь извольте ее ждать, пока она пьет свой бренди. Пойдем!

Фрау фон Альтерн в ответ лишь пожала худыми плечами, но спорить не стала, осушила бокал, подождала, пока Грегори справится со своей порцией спиртного, потом повела их по длинному коридору с пятнистыми от сырости потолком и стенами. Они оказались в большой столовой. Около дюжины женщин, трое пожилых работников и несколько безусых юнцов стояли по обе стороны длинного, крепко сколоченного обеденного стола. Хозяйка села во главе стола, предложив Грегори сесть по правую, а Вилли — по левую от нее руку, наскоро пробормотала перед трапезой молитву, и все, кроме самых молодых работниц, которые побежали на кухню за едой, уселись за стол. Работницы вскоре вернулись с блюдами, нагруженными дымящейся снедью.

Пища была подана простая, но вкусная и обильная; блюда с лучшими кусками сперва предлагались сидевшим во главе стола. Вилли навалил себе на тарелку целую гору мяса и овощей, в течение всего ужина он хранил молчание, расправляясь с этой гигантской порцией. Хуррем фон Альтерн едва притронувшись к тому, что лежало у нее на тарелке, рассеянно беседовала с Грегори о надеждах на урожай этого года, делилась своими сельскохозяйственными заботами и невзгодами, которые выпали на ее долю.

Позже он узнал, что Хуррем по-турецки означает «радостная, счастливая», и это имя на редкость ей не подходило, оно никак не вязалось с ее мрачной серьезностью. За исключением Грегори и Купоровича, все сидевшие за столом были как на подбор нордического типа, и смуглая кожа Хуррем резко контрастировала с наливными, румяными щеками, голубыми глазами и золотистыми косами всех присутствовавших женщин.

Когда они закончили ужин, Вилли отрывисто пожелал им спокойной ночи и ушел. Хуррем извинилась перед Грегори за то, что время не позволило ей предложить ему помыться перед ужином, и отвела его наверх, где показала огромную ванную комнату.

Купорович уже распаковал его багаж, Грегори лишь оставалось проверить, хорошо ли заперт чемодан с рацией; убедившись, что запоры на чемодане надежные, он взял банные принадлежности и пошел в ванную комнату, чтобы принять холодный душ.

Приняв душ, он спустился вниз и присоединился к Хуррем, сидевшей в длинной комнате с низкими потолками. Она включила граммофон и слушала симфоническую музыку Бетховена, поэтому, не желая мешать, он тихо сел в кресло, стоявшее напротив. В руке у Хуррем был неизменный стакан с бренди. «Нормальная женщина, — подумал англичанин, — давно бы уже опьянела от такого количества бренди. Видимо, состояние легкого опьянения для нее уже стало привычным — иначе и не объяснить этот загадочный феномен».

Ему, кстати, показалась странной еще одна деталь: сначала она специально поехала, чтобы посоветоваться с отцом, согласен ли он приютить их, а затем, когда родительское благословение на это было получено, она даже не удосужилась познакомить гостей с таинственным оракулом этого юнкерского «замка». Но, кажется, она что-то говорила о том, что доктор — нелюдимый затворник и не любит общества, должно быть, поэтому он предпочитает ужинать в одиночестве, а вечера проводит в кабинете, где его никто не беспокоит.

Все складывалось как по маслу, и Грегори решил не форсировать вопрос знакомства с мистером турком, а послушать хорошую музыку, расслабиться под вечер, пока не придет время отправляться баиньки.

Но, видно, судьба распорядилась иначе, неожиданно Хуррем встала, выключила граммофон, с минуту постояла, словно прислушиваясь к какому-то неведомому голосу, и затем сказала:

— Мой отец хочет увидеться с вами и вашим другом.

Не дожидаясь ответа, она позвонила медным колокольчиком — вошел лакей, и она приказала ему позвать Купоровича. Тот не заставил себя долго ждать, и они прошли в холл. Хуррем распахнула входную, дверь и подала им знак следовать за ней. По дороге она объяснила, что идут они к старому замку, где фон Альтерны жили до того времени, пока не построили помещичью усадьбу. Замок находится в запущенном состоянии; однако отцу нравится одиночество, и в старом замке несколько комнат привели в относительный порядок, чтобы он мог там жить. За ним ухаживает его личный слуга, преданный ему душой и телом.

Луна еще не успела взойти, но по мере того, как они подходили ближе, можно уже было разобрать у дороги чернеющий на фоне вечернего неба рваный и неправильный по форме силуэт разрушенной башни и еще ниже — неровные крыши строений. Пройдя немного по дороге, они свернули на извилистую тропинку, петлявшую среди высокого кустарника, тропинка вывела их на поляну, на которой виднелись развалины замка. Света едва хватило, чтобы различить низкую дверцу посередине между двумя стрельчатыми щелями в стене. Подойдя к дверце, Хуррем дернула за веревку колокольчика. Тяжелая кованая дверь почти сразу же открылась, и на пороге показалась фигура смуглолицего горбуна, возраст которого определить было невозможно. Горбун красноречивым жестом пригласил их войти в дом.

Хуррем повела их по слабо освещенному, выложенному каменными плитами коридору и в самом его конце открыла еще одну массивную дверь. В первое мгновение они были ослеплены ярким светом единственной газовой лампы. Лампа стояла на большом письменном столе, за ней угадывался силуэт сидящего мужчины, но лицо его невозможно было рассмотреть из-за яркого света. Но вот он поднялся из-за стола, и они увидели, что он высок ростом, худ, лет за пятьдесят. Хуррем очень была похожа на отца, только волосы его были черные с проседью, нос более горбат и не так мясист, как у нее, лицо более смуглое, губы свидетельствовали о чувственной натуре. Глаза под приспущенными веками были черны, но улыбка оказалась даже приятной, когда Хуррем представила его гостям:

— Господа, перед вами мой отец, доктор Ибрагим Малаку.

— Майор Боденштайн, — дружеским жестом протянул ему руку доктор, — я поздравляю вас и мистера Сабинова с благополучным прибытием в нашу несчастную страну. Мы счастливы приветствовать таких храбрецов, которые пришли к нам на помощь, чтобы мы все вместе смогли перехитрить этих негодяев, в чьих руках сейчас находится судьба и будущее великой Германии.

После того как он пожал им руки, а Грегори произнес ответную любезность в патетическом духе, Малаку предложил им присесть и продолжил:

— Моя дочь известила меня о том, что наше донесение о секретных испытаниях на Пенемюнде попало именно в те руки, кому и было адресовано. Сразу признаюсь, что задача у вас необыкновенно сложная и почти невыполнимая, но я собираюсь сделать все от меня зависящее, чтобы помочь вам справиться с ней. Несмотря на то что я веду отшельнический образ жизни, в моем распоряжении находятся некие средства, недоступные для многих влиятельных и могущественных персон, с помощью которых я могу облегчить вашу задачу. Во-первых, у меня есть крупномасштабная карта района, которым вы интересуетесь, более подробная, чем те, которые вам уже приходилось изучать. Надеюсь, благодаря этой карте-схеме вы узнаете много для себя полезного для выполнения вашей миссии.