Читать книгу "Умм, или Исида среди Неспасенных - Иэн Бэнкс"

Мистер Уорристон ждал на хорах.

* * *

Я научилась играть на органе в зале собраний нашего особняка, когда еще не дотягивалась до верхних регистров, а нажимая на педали, не раз падала с табурета. Нотная грамота была мне неведома, и кузина Мораг учила меня с азов. Потом мы полюбили музицировать вместе: она на виолончели, а я на органе, причем она играла по нотам, а я импровизировала. Вроде бы получалось вполне приемлемо, хотя древний орган посвистывал, требуя заботы, дорогостоящего ремонта и настройки, с чем не мог справиться даже брат Индра. Я научилась обходиться без некоторых клавиш и регистров.

Думаю, это Бог привел меня в собор пять лет назад, вскоре после того, как там установили орган фирмы «Флентроп»: я по обыкновению отправилась на длительную прогулку, и Бог подвигнул меня восхищенно уставиться на блестящие, сказочно красивые резные верхушки труб органа и жадно впиться взглядом в клавиатуры и регистры как раз в то время, когда поблизости находился человек, не оставшийся равнодушным к моему восторгу, и тот человек – это и был мистер Уорристон, один из хранителей собора и большой поклонник органной музыки, – решил спросить, не играю ли я случайно на органе.

Я заверила его, что играю, и мы немного побеседовали о достоинствах и недостатках известного мне органа (про зал собраний я ничего не сказала и вообще ни разу не упомянула наш Орден, хотя, по всей видимости, мистер У. сразу догадался, откуда я взялась; к моему облегчению, он ни разу не проявил ни чрезмерного любопытства, ни неприязни по отношению к нам самим и к тем домыслам, которые нас окружают). Мистер Уорристон высок ростом и сухощав; у него тонкое, бледное, но приветливое лицо и мягкий голос; выглядит он старше своих пятидесяти. За несколько лет до нашей встречи его уволили из Водоохранного управления по состоянию здоровья. Он как раз собирался проверить орган перед вечерним концертом и разрешил мне сесть на узкую скамью перед тремя ступенчатыми клавиатурами, после чего указал на педали и регистры с их диковинными голландскими названиями: «базуин» и «суббас», «квинтадин» и «октааф», «шерп» и «престант», «салиционаал» и «сексквилтер». А потом – о счастье! – он позволил мне сыграть на этой роскошной, полнозвучно-живой громаде, и я, поначалу нерешительно, шаг за шагом раскрывая малую толику возможностей инструмента, наполнила необъятное пространство набегающими волнами звука, который громыхал и оглушал, устремлялся вниз и вверх по деревянным балкам, каменным стенам и великолепным витражам этой взмывающей ввысь обители Бога.

* * *

– Какую вещь ты сегодня играла, Ай? – спросил мистер Уорристон, ставя передо мной чашку чая.

– Точно не знаю. Это любила играть кузина Мораг, – призналась я, сделав глоток из чашки.

Мы сидели в гостиной одноэтажного домика Уорристонов. Окно выходило на задний двор, где миссис Уорристон развешивала белье; по-весеннему свежая роща скрывала реку и железнодорожные пути, а над кронами деревьев возвышалась башня собора. Я сидела на жестком деревянном стуле, который мистер У. специально принес для меня из кухни (мягкая мебель у нас запрещена); сам он устроился полулежа в кресле. Я была в гостях у этой семьи всего в третий раз за минувшие три месяца, хотя меня не раз приглашали после того случая, когда я впервые сыграла для мистера У.

Мистер Уорристон задумался.

– Мне показалось, что-то в духе… Вивальди.

– Он ведь был священником?

– Да, поначалу, если не ошибаюсь, он принял духовный сан.

– Вот-вот.

– Ты слышала его «Времена года»? – спросил мистер У. – Могу поставить диск.

Я не решалась ответить. Ведь нам не пристало слушать столь одиозную штуку, как CD-плеер; в учении моего деда ясно сказано о неприемлемости электроники. Заводной граммофон – еще куда ни шло, если проигрывать на нем классическую или духовную музыку, но даже радио считается порочным (по крайней мере, в повседневных или развлекательных целях; а так у нас был древний ламповый приемник, чтобы практиковать Радиогностику, и многие годы после переезда из Ласкентайра две ветви нашего Ордена поддерживали связь с помощью коротковолновой радиостанции).

Пока я мучительно терзалась раздумьями, мистер Уорристон встал, сказав: «Давай-ка включим…» – и направился к скоплению черной аудиоаппаратуры, которая компактно и замысловато располагалась на комоде в углу комнаты. Мистер У. открыл ящик под темным агрегатом и вынул пластмассовую коробку. Я завороженно наблюдала, но при этом невольно стискивала зубы, ощущая себя не в своей тарелке рядом с такой техникой.

От пронзительного звонка, донесшегося из прихожей, я вздрогнула и едва не опрокинула чашку.

Мистер Уорристон, обернувшись ко мне, заулыбался.

– Это всего лишь телефон, Ай, – добродушно сказал он.

– Сама знаю! – насупилась я.

– Одну минуту. – Мистер У. вышел в прихожую, оставив пластмассовую коробочку на проигрывателе.

Я разозлилась на себя, что покраснела. Всем своим существом осознаю звание Богоизбранницы, но перед лицом даже самых простых изобретений современного мира подчас веду себя, как боязливый ребенок. Ну и ладно, такие случаи укрепляют смирение, повторила я про себя. Откусив кусочек диетического печенья, лежавшего у меня на блюдце, я оглядела комнату.

Нам, Спасенным, видится какая-то неодолимая притягательность в убранстве, которым окружают себя те, кого мы зовем Неверными или еще того хлестче (разумеется, не в глаза). Эта комната с безукоризненными светлыми обоями была обставлена массивной мягкой мебелью, в которой, казалось, недолго утонуть; ковер без видимых швов, будто разлитый по всему дому, включая прихожую и ванную, простирался до самого порога выложенной кафелем, идеально чистой кухни; единственное высокое двустворчатое окно приглушало до отдаленного шепота даже грохот проносящихся мимо поездов, от которого на улице можно оглохнуть. В доме пахло чистотой, медикаментами и химией. Мне, если не ошибаюсь, удалось различить ароматы дезодоранта, лосьона, духов, а может, просто стирального порошка.

(По нашему мнению, от большинства Неверных исходит лекарственный или цветочный запах; в силу возраста и неоспоримого главенства Сальвадора никто не может запретить ему пользоваться ванной, но всем остальным просто не хватает воды, холодной и горячей, чтобы принимать ванну чаще раза в неделю. Когда же наконец подходит наша очередь, мы зачастую только ополаскиваемся, тем более что использование ароматической пены и туалетного мыла все равно не приветствуется. В результате всех ограничений, а также из-за того, что многие из нас занимаются тяжелой физической работой в одежде, которую нет возможности менять или стирать каждый день, от нас частенько больше пахнет нашим телом, нежели чем-то другим, а Неверные, зная об этом, не перестают нас подкалывать. Понятно, что мне самой нечасто приходится выполнять черную работу, но все же по воскресеньям, перед тем как идти в Данблейн на встречу с мистером Уорристоном, я обычно устраиваю помывку.)

Но самое главное – у них в доме есть электричество.