Читать книгу "Делай со мной что захочешь - Джойс Кэрол Оутс"

С другими туристами мы почти не общаемся. Оба мы вполне здоровы, если не считать легкой простуды у Э. Вчера пошли погулять и набрели на медведей — мать и двух премиленьких медвежат. Какие-то люди кормили их, а один мужчина снимал — хорошие семьи хорошо проводят время на отдыхе. Мы с Э. тотчас к ним присоединились. Я погладил медвежонка — он величиной со взрослого пса и совсем ручной. А медведица села на задние лапы и смотрела на нас — ручная, как собака. Человек с фотоаппаратом пришел в такой восторг — я посадил Элину медведице на загривок, а он нас снял и сказал, что Э. вполне могла бы стать кинозвездой — такая она хорошенькая. Но вообще-то я почти ни с кем не общаюсь. Ты преподала мне урок насчет людей: сблизься с ними, и они растерзают тебя.

Искренне твой Лео Росс.

Дорогая экс-миссис Росс!

Полицейских, которых ты послала по моим следам, очень легко распознать! Это прямо как игра — до чего же эти мерзавцы глупы, не мешало бы им поумнеть. Приехали и стали шнырять по кемпингу, но я от них скрылся. Зашел в местный кабачок и спрятался в мужском туалете: я на этот раз перехитрил тебя. А поскольку Э. не всегда со мной, то распознать меня трудно. А может, и она выглядит иначе? Может, ее фотографии, которые у тебя есть, уже устарели?

Зачем ты вышла за меня замуж, Ардис?

Ты думаешь, что я в Вайоминге, судя по штемпелю на письме, и, значит, не представляю для тебя угрозы. Но ведь я, может, вовсе не там. Может, я вернулся и снова нахожусь через улицу и как раз сейчас смотрю на тебя в оптический прицел, готовясь нажать на крючок. Я дружу с Джо Колльером, управляющим здешним кемпингом, я его друг — Роберт Максуэлл, и, может, он в порядке дружеской услуги опускает здесь мои письма, чтобы запутать тебя. А я, возможно, наблюдаю, как ты читаешь сейчас это письмо.

Э. находится в надежном месте. Здесь в начале сезона можно снять почти любую хижину. Никто не видит Э. Никто о ней не знает.

Искренне твой Лео Росс.

Лео пробыл в кемпинге «С птичьего полета», что к югу от Йеллоустонского заповедника, всего три дня. Он слишком нервничал и не мог сидеть в хижине, то и дело вздрагивал, прислушиваясь к звукам снаружи… Он отправлялся бродить один, под холодным дождем. Элина была простужена, и он опасался, как бы не началось воспаление легких. Он надевал на нее два своих свитера, но ножки у нее оставались голые, если не считать коротких белых носочков. А погода для мая стояла очень холодная. Он жалел теперь, что не сохранил пальто — не надо было его выбрасывать; он спорил сам с собой и злился, шагая по лесу и отхлебывая из бутылки джин, чтобы хоть немного согреться, пока постепенно не забывал о главной проблеме.

В последний день их пребывания в кемпинге он услышал снаружи какие-то звуки и открыл дверь — перед ним стоял волк, а может быть, лисица или шакал. Он держал в зубах большую змею. Зверь покосился на Лео и его дочь и, подбросив змею в воздух, раскусил ее. Затем принялся есть.

— Эй! Убирайся отсюда! — закричал на него Лео.

Элина попятилась от двери.

— Свинья чертова! — кричал Лео.

Зверь, внешне напоминавший собаку, не обращая на них внимания, доел змею. Затем потрусил прочь. Лео был в неистовстве.

— Вот не знал, что они такие каннибалы, — сказал он. Закрыв дверь, он посмотрел на Элину — та оцепенела от ужаса. Он надеялся, что эта история не настроит ее против Иеллоустонского заповедника. — Это наше путешествие имеет ведь и познавательное значение, — сказал он. — Можно многое узнать.

Элина, казалось, не поняла его.

— Этот знаменитый парк создан не только для удовольствия, — назидательно сказал он, — но и для того, чтобы люди изучали природу.

Немного черной краски, когда он красил девочке волосы, попало ей на лицо и на шейку — краску было никак не отмыть, даже специальным мылом. Но он все-таки попытается купить Лошадиное мыло, как только доберется до лавки, где его продают.

— Так или иначе, утром мы двинемся дальше на Запад, — сообщил он дочери. — Надо проложить побольше расстояния между нами и нашим прошлым.

Элине никогда не хотелось есть, и он стал забывать, что надо ее кормить.

Северная Невада. Лео намечал маршрут по карте «Эссо». Он принес ее с собой в кабачок и развернул на стойке бара, чтобы посоветоваться насчет дорог — какая опасная, а какая безопасная и не слишком многолюдная; Элину он завернул в одеяло и оставил в машине. День клонился к вечеру, и в кабачке было темно. Приятно пахло пивом и подсыхающей на сапогах глиной. Из автомата неслась старая любовная песня, и Лео пожалел, что Элина не слышит ее — она была так похожа на колыбельную.

— Это песня о любви, а ведь никто не слушает. Никто серьезно к ней не относится, — сказал вдруг Лео бармену. — Как вообще-то и я раньше. Я хочу сказать — как может быть иначе? Пока не узнаешь, что это за штука? А вообще-то, спасибо вам за совет, — сказал он, пытаясь снова сложить карту: — А вы верите в существование зла? Я спрашиваю просто так:

— Чего?

— Вы верите в зло?

Человек, стоявший рядом с Лео, спросил: — Это что же, религиозный диспут? Я тут проездом.

— Я тоже проездом, — поспешил сказать Лео.

Мужчины в кабачке были все в парусиновых куртках на толстом искусственном меху, похожем на овчину, в грязных фетровых ковбойских шляпах и сапогах самых разных размеров. Только у Лео не было сапог. Ноги у него промокли. Он пригнулся к стойке и задумчиво произнес:

— Я уже много недель ни с кем толком не разговаривал. Вообще-то, ведь если человек доведен до крайности, его нельзя считать виновным. Закон не может все предусмотреть. Ну, как можно предусмотреть то, что еще не произошло? Если человеку вдруг что-то открылось, открылось зло, и он хочет очиститься? Я, конечно, не утверждаю, что это так. Я ведь неверующий.

— Я тоже неверующий, — сказал бармен. Он был высокий, тощий, такого же роста, как Лео. Однако он словно бы избегал встречаться с Лео взглядом.

— Закон — штука очень сложная, — продолжал Лео, — но он не может знать, что будет. Человеческий мозг закону не подвластен. Я уважаю Закон, потому что в общем-то я человек законопослушный, — продолжал он, тщательно складывая карту, — но вот, понимаете ли, некоторое время назад я был втянут в один процесс, и мне пришлось много читать — я хочу сказать, иногда ты вынужден быстро стать специалистом, не то тебя затопчут. Я-то в общем никакой не специалист. Я вообще ничего не знаю, — быстро добавил он.

Мужчина, стоявший рядом с ним, кивнул. У него было загорелое красное лицо — лицо дружелюбное. Лео повернулся к нему.

— Я тоже не очень-то много в этом смыслю, — сказал Лео. — Но вообще-то, какая все-таки связь между Законом и злом?

Мужчина медленно помотал головой. Его серьезное, изрезанное морщинами лицо поощряло Лео к беседе. На Западе миллионеры — владельцы ранчо нередко ходят вот так, в старом грязном тряпье, и вполне возможно, что этот мужчина как раз из их числа: Лео читал про таких. Ему хотелось видеть в собеседнике умного человека. Он сказал: — Закон — штука, придуманная нами самими. С этим все мы согласны. Юристы первые согласны. А согласие — это и есть Закон. — Бармен ушел куда-то в заднюю комнату, но мужчина с красным лицом внимательно слушал, и другой мужчина, помоложе, державший бутылку с пивом возле рта, так что горлышко то и дело стукалось о зубы, тоже начал прислушиваться. Лео продолжал: — В Законе ведь появляется нужда, только когда кто-то ненавидит кого-то. Вы это знали? И когда этот кто-то хочет уничтожить того, другого.