Читать книгу "Законы высшего общества - Арина Холина"

Настя загнала машину в гараж и переоделась в один из своих белых купальников — всего их было десять штук, и все одинаковые: Настя купила их на всю жизнь, так как мода на подобный фасон последний раз была в 1962 году после появления в таком Урсулы Андерс, девушки Джеймса Бонда в легендарной сцене на берегу острова Доктора Но.

Настя же случайно увидела купальник в витрине спортивного магазина и поняла, что надо брать, пока дают. Больше ничего подобного она не встречала.

Полотенце, крем, минеральную воду и кучу всякой ерунды она запихнула в красивую голубую сумку и отправилась на озеро.

Пляжная жизнь была в разгаре. Народ подтянулся из московского смога, расположился, выпил пива и вкусил большую часть радостей лета. Настя оставила вещи рядом с какой-то мамашей, разбежалась и нырнула прямо в кучу того, что нагнали волнами яхтсмены. К середине дня к берегу сгоняет ветки, листву, всякие гнусные водоросли, зато от катеров по водохранилищу ходит настоящая морская волна.

Поплескавшись минут двадцать, Настя устроилась на полотенце, закурила и ни с того ни с сего вспомнила Алика.

Последний раз она видела его в обществе странных малолеток, в белом костюме — настолько белом, что Алика можно было снимать для рекламы каких-нибудь порошков или отбеливателей, с сигарой и конским хвостиком. Они сумбурно пообщались, а через год Насте сказали, что у Алика неприятности, он пропал, но, по слухам, живет в Коста-Брава и снимает там порно.

Все это было как-то нелепо, но в его стиле. Соня была совершенно права — он аферист, и куда его нелегкая вынесла, даже сам Господь Бог, наверное, не хочет задумываться.

Так странно. Алик был важной частью ее жизни — он сделал для нее больше, чем кто бы то ни было, но вот его нет — и ей наплевать. Он превратился в располневшего, полысевшего мужчину, который, что самое ужасное, скрывает плешь с помощью длинных волос. Он потерял класс. А возможно, никогда и не имел его — просто Насте тогда казалось, что Алик — это весь мир: рестораны, магазины, парикмахерские и сколько угодно колготок, которые могут рваться в любой момент — купим новые, а она — песчинка, у которой нет ничего, кроме амбиций и болезненного желания работать на публику.

А сейчас с Настиных высот можно обозреть и Бразилию, и Антарктиду, и даже заглянуть в гостиную Моники Белуччи, с которой Настя подружилась в Каннах, а бедный Алик, который, как она надеялась, все-таки снимает в своем Коста-Брава порнушку, а не удобряет подмосковные земли, из своего окошка видит крошечный уголок — две капли моря и один лучик солнца.

Наверное, она может собой гордиться. Только вот она действительно перестала понимать — чем именно. Семьи нет. Детей нет. И не хочется пока. То есть ничем не разбавить ни печаль, ни тоску. Был бы у нее ребенок, она бы думала, что живет для него, что должна, не имеет права хандрить и капризничать. А так… Что-то надо менять — и как можно быстрее, потому что еще одного нервного срыва она не переживет.

Тогда она просто слегла. Лежала неделю, пока не поняла, что нет у нее близких, которые за волосы вытащат ее из отчаянного уныния. Пришлось сдаться врачам, которые вскрыли ей душу, препарировали и с интересом рассматривали все, что болит, — как будто Настя не живой человек, а «случай № 54». Она вспомнила все, что хотела забыть. Расковыряла все болячки и засыпала их солью. Аккуратно разложила грязное белье и наклеила ценники.

Страшное время. Два года на грани самоубийства. За эти два года она взяла два кредита, которые почти стоили ей жизни, сняла второй фильм и первый двадцатичетырехсерийный сериал, который годом позже оказался пятидесятисерийным — дело пошло.

Она изменилась так, словно сначала лежала парализованная, а потом вскочила, побежала, накачалась, как Мадонна, и сплясала «Жизель». Настя обнаружила, что запросто сможет торговать оружием и наркотиками — такие у нее стали железные нервы.

Но внутри она бережно хранила себя прежнюю — нежную, робкую, наивную девицу, которая мечтала лишь об одном — выйти на сцену и сыграть Джульетту.

Ее и саму уже измотали эти противоречия, но не могла же она окончательно превратиться в деловую женщину, у которой в голове сплошной реализм и столбики цифр, потому что, то ли к радости, то ли к сожалению, — это не ее амплуа.

Настя затушила сигарету в карманную пепельницу, украшенную эмалью, опустила очки и огляделась по сторонам.

Парад образов.

Слева — две подруги, классика жанра, блондинка и брюнетка. У блондинки — прическа в стиле группы «Виагра», у брюнетки — черные как смоль, прямые волосы ниже лопаток. У обеих проститутские узоры на ногтях — со всей бижутерией: стразы, брелоки, цветы. Ну, и купальники, переливающиеся и каменьями драгоценными, и каким-то особенным материалом, сияющем на солнце, и все в шнурках-завязках. Настоящие женщины. Женщины проводили время весело: грызли семечки и таращились по сторонам. Друг с другом переговаривались изредка. Их интриговал молодой человек брутально-метросексуальной внешности: загорелый атлет, стильные «боксеры», зеленое — модного в этом сезоне оттенка — полотенце и классная сумка от «Гуччи». Атлет все понимал про интерес к себе — соперничать с ним могли только затрапезные молодые люди с теплым пивом и волосатыми подмышками, два подростка в прыщах и трио крутых пацанов в спортивных очках, классических плавках со слегка нависшими над ними животиками и магнитофоном, в котором шумел Серега.

Держался атлет надменно, проявляя незначительное внимание лишь к девушке в черном бикини. Девушка в черном бикини со стразами — куда без них! — в очках с огромной пряжкой «Шанель» и в босоножках на каблуках (!) держалась так, словно в кустах прячется бригада фотографов из «Вога», снимающих рекламу наимоднейших купальников от кутюр, — принимала позы, надувала губы и делала вид, что в радиусе километра никого на пляже нет.

Еще были две молодые мамаши: одна, худенькая, совершенно не обращала внимания на то, что ее беспардонного малыша ненавидит весь пляж — милый ребенок мог подойти и запросто, по-соседски, треснуть отдыхающего лопаткой по голове. Вторая — с белыми, как кефир, рыхлыми ляжками пятидесятого размера, то надевала на детеныша панамку, то меняла ему трусы, то убирала волосы с лица — совсем замучила малышку.

Настя из-под очков косилась на атлета — такой экземпляр не грех затащить в гнездо, но сработало проклятие — пляжный Аполлон не обращал на нее внимания. Отчего-то к Насте никогда не приставали на улице — приличные люди.

В юности, лет в пятнадцать, в метро к ней липли только маньяки, которые все норовили прижаться сзади, либо педофилы, клюнувшие на юный возраст.

На даче все беззубые, старше шестидесяти, с запахом перегара — это была ее аудитория.

В городе с ней заигрывали рабочие — потные таджики и грязненькие молдаване. Один лишь раз в «Стокмане» к ней привязался нормальный мужчина — симпатичный, молодой, со всеми зубами и трезвый, но Настя от удивления перепугалась и убежала.

Не то чтобы она жаждала знакомиться вот так, наобум, но внимание приятно любой женщине, если, конечно, это не пьяный кураж местных забулдыг.