Читать книгу "Доминанты - Ирина Горюнова"

Один раз после дикой ссоры Васил позвал маму в гости мириться, сказав, что ее ждет сюрприз. Она приехала. Он накрыл роскошный стол, собственноручно приготовив несколько блюд, в том числе и суп. Он оказался необычно вкусным, но несколько странноватым.

– Тебе нравится? – спросил Васил.

– Да, очень, – ответила она, – ты потрясающе готовишь. Из чего он?

– Догадайся, – поддразнил он и загадочно улыбнулся.

– Боюсь, что не смогу, незнакомый мне вкус.

– Ладно, я не буду тебя томить. Это черепаховый суп.

– Черепаховый? Я не понимаю, я ни разу не видела в магазине черепахового мяса. Где ты его взял?

– Ради тебя, милая, я способен на многое, этот суп из моей Тортиллы.

– Ты убил свою черепаху, чтобы приготовить мне суп? – спросила она, не веря своим ушам.

– Да, я хотел тебя удивить.

– Что ж, тебе это удалось, – сухо сказала она, аккуратно кладя салфетку на край стола. – Можешь мне больше не звонить. Я никогда не смогу находиться рядом с человеком, который может убить живое существо ради забавы и сюрприза. Собак ты еще не готовил? – с этими словами она быстро вышла в коридор, трясущимися руками взяла сумку и вышла.

В подъезде ее стошнило. От стыда, пока никто этого не увидел, она быстро выбежала на улицу и поймала такси. Ее душили рыдания. Остаток дня она пролежала на кровати, оплакивая бесславную судьбу Тортиллы. Она искренне не понимала: как можно быть таким жестоким? Зачем? Приобретая живое существо, ты берешь на себя ответственность за его здоровье, жизнь и судьбу. Это так пошло и нелепо, брать на себя роль Бога и решать, кто может жить, а кто нет. Это же не таракан, не муха или комар, которые досаждают тебе и могут переносить инфекцию, это безобидное домашнее животное. И вот так… Она долго не могла прийти в себя, не отвечая на телефонные звонки и не желая общаться с миром. Но несмотря на свое разочарование она не сумела забыть Васила, не могла не любить его. Он был слишком талантлив, красив и мужественен, и слишком много обаяния, ума, какой-то бешеной энергетики составляли его сущность. Они помирились. В это время мама собирала антологию болгарских композиторов для русского издательства. Рукопись уже была практически готова, все данные в неё включены, но внезапно маме позвонили из Москвы и по-отечески мягко, но с затаенной угрозой поинтересовались, почему нет информации о том, с какого года каждый из композиторов член партии. Она клятвенно пообещала исправить оплошность, зная, что это недоразумение может обернуться для нее большими неприятностями, и тут же начала обзванивать всех по списку. За работу обещали неплохо заплатить, что очень ее воодушевляло. Близились выходные, и она решила порвать отношения с Руменом окончательно, не мучая больше ни его, ни себя. Он как раз объявился с просьбой о встрече.

В Софии стояла удушающая жара, от которой люди прятались кто куда: кто под сень раскидистых каштанов в Парке Дружбы, кто в прохладу кинотеатров, кто уезжал на Витошу, в горы, излюбленное место для гуляний в выходные дни и туристов, и влюбленных, и супружеских пар с детьми. Они гуляли с Руменом по городу, и мама тщетно пыталась объяснить ему, что их отношения должны прекратиться, что они исчерпали себя и дальше только тупик. Он отвечал, что по-прежнему любит ее и хочет всегда находиться с ней рядом.

– Но я не люблю тебя и никогда не смогу полюбить, – втолковывала она ему.

– Нет, Алёна, ты тоже меня любишь, – упрямо возражал тот, – просто у тебя сейчас сложный период, много работы, депрессия. Всё пройдет, и мы опять будем вместе.

– Не будем. Потому что ты меня не слышишь. У меня есть человек, которого я люблю, и это не ты.

– Зачем ты стараешься сделать мне больно? – ласково, по-собачьи заглядывая ей в глаза, с недоумением спрашивал Румен.

– Я не стараюсь сделать тебе больно, я не придумываю и говорю правду. Пожалуйста, пойми это.

– Малыш, такими чувствами и взаимоотношениями не бросаются, ты потом будешь об этом жалеть. Сломать всегда проще, чем построить что-то новое.

– Давай останемся друзьями, Румен, прошу тебя. Просто друзьями.

– Мы поговорим с тобой об этом в другой раз. Хорошо? Я провожу тебя домой. Тебе надо отдохнуть, выспаться, ты очень много работаешь.

– Хорошо, – сдалась она, – проводи.

Ей не удалось справиться с его сокрушительной уверенностью в том, что они предназначены друг другу. Бывают люди мягкие, но очень настырные, избавиться от таких почти невозможно. Румен принадлежал к их числу. Обладая незлобивым характером, он вместе с тем оказался расчетлив, скуповат и искренне считал себя огромным подарком для любой женщины. Впрочем, для многих это и есть эталон мужчины. Он неплохо зарабатывал, отличался хорошей внешностью, стройной фигурой и прагматичным умом. Но маме для счастья этого не хватало, требовалось гораздо больше. Она мечтала о человеке, чья творческая гениальность подпитывала бы ее, заставляла стремиться ввысь.

Они шли по раскаленным улицам. Румен пытался держать ее за руку. Ладони были потные и постоянно выскальзывали, вызывая неприятное чувство брезгливости и желания вытереть их платком. Вот и ее подъезд. Румен открыл дверь и пропустил маму вперед, проходя следом и увлекая в темный угол под лестницей. Ей стало тоскливо и неудобно, близилось ощущение чего-то непоправимого. Он закрыл ей рот поцелуем, не давая выскользнуть из его объятий. Хлопнула дверь, и кто-то прошел наверх по лестнице.

– Румен, пусти меня, неудобно же. Что мы как дети? Увидит кто, что мы в подъезде обнимаемся, стыдно же.

– Мне не стыдно, мы ничего плохого не делаем.

– Вон уже прошел кто-то. Я же здесь живу. Что ты мне жизнь портишь?

– Алёна, я ничего не порчу, я люблю тебя.

– Тогда дай мне уйти.

Она с трудом отпихнула Румена в сторону и увидела, что на нижних ступеньках лестницы молча стоит Васил и смотрит на них. Сердце ее заметалось, тоскливо екнула селезенка, ноги стали ватными, и она машинально ухватилась за Румена. Прекрасно понимая, что надо что-то сказать, объяснить ситуацию, исправить положение, она выпрямилась, открыла рот и, уже понимая, что говорит совершенно не то, глупо улыбаясь, спросила:

– Маэстро, а с какого года вы член коммунистической партии?

Как потом выяснилось, у мамы был не один любовник, а три. Папа все это терпел, потому что очень сильно любил ее. Наверное, так же сильно, как и я. Через четыре месяца после нашего приезда в Болгарию, меня отправили обратно к бабушке. Как официальную причину называли трудности моего обучения в русско-болгарской школе и тяжелое финансовое положение родителей. На самом деле, как я думаю, были и другие причины.

Моя память хранит калейдоскоп событий, многое стерлось, спряталось в подсознании и вылезать пока не желает. Да я и не особенно хочу вспоминать. Хотя и приходится. В общем, в декабре меня отправили в Москву, даже не успев предупредить бабушку. Хорошо, что я летела с мамиными друзьями, взявшими меня с собой. До поздней ночи я сидела у них и пыталась дозвониться до бабушки Лоры, чтобы она забрала меня домой. Бабушка сначала восприняла мои слова как шутку, ведь мама ей так и не позвонила, но потом поверила и примчалась за мной к маминой подружке Красимире.