Читать книгу "Человек, который знал все - Игорь Сахновский"

В том, что произошло с плотно груженным «Вольво» на обратном пути неподалеку от Лодзи, уже вторую неделю разбиралась польская полиция. Но, по всем признакам, водитель не справился с управлением либо заснул за рулем и, завалив машину в кювет, погиб от черепно-мозговой травмы еще до возгорания бензобака. Покалеченный, выгоревший грузовик ремонту не подлежал. Незастрахованный груз превратился в золу и горелый мусор. Сергей Юрьевич — теперь отчаянный должник — боялся глядеть в глаза Шимкевичу, а тот вел себя так, будто ничего не случилось.

В субботу Коля пригласил Немченко с женой попариться в сауне и там, накачавшись коньяка, сорвал с Ирины купальник. При этом он вполне вменяемо подмигнул Сергею Юрьевичу:

— Познакомь друга с женой, а?

Ирина еле слышно сказала: «Скотина», заплакала и ушла переодеваться. Немченко не произнес вообще ни слова. Так и сел за руль в полном молчании. Ему очень хотелось думать, что Коля просто перепил — с кем не бывает. Но уже в воскресенье утром Шимкевич, громко зевая, заявил по телефону, что страсть как соскучился по своим деньгам, и предупредил: «Давай не тяни резину, а то будешь, как Луцкий, в морге мух кормить. Заодно подумай про свою кобылу сисястую!»

Весь город знал: ресторатора Луцкого застрелили дома, прямо в постели, причем изуродовали так, что вдова просила на похоронах гроб не открывать. Конфликт между Шимкевичем и Луцким тоже ни для кого секретом не был.

Всю эту информацию, неизвестно откуда явившуюся, Безукладников проглотил в один миг — и чуть не отравился. Печальная участь Сергея Юрьевича Немченко смущала его меньше всего, но ближайшее будущее Ирины внушало реальный страх.

За десять минут до полуночи Александр Платонович оделся и отправился на соседнюю улицу в круглосуточный магазин «Продукты». На свои оставшиеся копейки он купил буханку серого хлеба и пачку самых дешевых сигарет без фильтра.

В эти минуты в другом конце города под одним одеялом с его женой лежал молодой человек, давясь от ужаса перед завтрашним днем, но делая вид, что спит. Безукладникову показалась курьезной эта мысль:

«Теперь у нас обоих нет денег».

Чахлая, моргающая лампочка над его подъездом могла бы служить иллюстрацией скорого конца света. На лестничной площадке между третьим и четвертым этажами Александр Платонович встал, чтобы собраться с духом и мысленно сформулировать вопрос.

Если отсеять ужимки, оговорки и остроты человека, привыкшего иронизировать над собственной бедностью, вопрос этот выглядел так. Может ли он, Безукладников, стать обладателем суммы в полмиллиона долларов — причем в кратчайший срок? Ответ обескураживал бесцветной, бездоказательной краткостью: может.

Он взялся бы уточнять более горячо и дотошно: «Где? Когда?», если бы хоть немного больше верил в происходящее. Вместо этого, похохатывая, заигрывая с ночной пустотой, он в усталом кураже опрашивал ступеньки серой лестницы, бредущей ему под ноги: «И что? Куда прикажете явиться за деньгами? А паспорт брать? А сколько телохранителей?..»

И не суть важно, чего он еще там болтал, поскольку, дойдя до своей двери, он уже знал совершенно определенно, что спустя ровно сутки ему надлежит прибыть по странному адресу: на маленькую асфальтированную площадку, лежащую в прогалине между шеренгами гаражей, в ста сорока метрах к юго-востоку от конечной остановки автобуса № 55 на Привокзальном шоссе.

Глава пятая ПОЛМИЛЛИОНА ДОЛЛАРОВ

Виталик Сурин смолоду опасался умереть. Можно даже сказать, он смертельно боялся смерти. А жизнь во многих позициях Виталику бесконечно нравилась. Он приспосабливал ее под себя, примерно как свой загородный коттедж или как девиц по вызову, которых оценивал преимущественно по росту, отдавая предпочтение маленьким и вертким.

И чтобы смерть не казалась такой страшной, Виталик ее тоже стал потихоньку приспосабливать под себя. Попробовал он это делать еще лет в семь, когда от сердечной болезни умер его дедушка, уважаемый ветеран. Дед был строгим при жизни, а теперь лежал в гробу посреди квартиры с растерянным выражением лица. И, как только взрослые ненадолго выходили из комнаты, заставленной венками, храбрый Виталик, оставаясь один на один с мертвым дедом, щелкал его по носу и хлопал по холодным щекам.

В восьмом классе Виталик задушил одноклассницу Любу Высоцкую, которая, по слухам, давала себя всем желающим мальчикам, а Сурину с насмешкой отказала, пояснив, что он коротышка и плохо пахнет. Виталик с неделю обнюхивал свои руки и подмышки, затем приготовил зимние вязаные варежки (дело было в мае) и после уроков пошел к Любе домой — якобы списать задание. Варежки он надел у входной двери. «Сурин, у тебя что, ручонки замерзли?» — «А может, я тебя убить хочу». — «Тоже мне, Фредди Крюгер нашелся!» — Люба фыркала, но в глазах мелькало любопытство. Он душил ее старательно и долго, чуя, как под варежкой ломается горловой хрящ. Прежде чем уйти, зачем-то пнул оголившееся бедро, а еще потом, холодея, сообразил, что девочка могла быть дома не одна… Любу Высоцкую хоронили всей школой. Виталик Сурин плелся в самом хвосте процессии, чувствуя себя вождем и организатором всего этого действа. С тех похорон ему запомнилась острая зависть к оркестрантам, исполнявшим гундосый марш с каким-то особым, хозяйским пониманием смерти.

Больше в свои школьные годы Виталик никого не убивал, если не считать двух соседских кошек и одного раненого голубя.

Туманную юность наметим пунктиром.

Аттестат зрелости, навсегда утерянный сразу же в день вручения. Краткая безответная страсть к фигурному катанию на коньках. Попытки сдавать в аренду обустроенные площадки для рэкета. Тяжелое алкогольное отравление в туристической поездке по культурным центрам Европы. Изнасилование пожилой проводницы в купейном вагоне поезда «Симферополь — Москва», замятое благодаря двухсотдолларовой компенсации и ползанью на коленях в тамбуре с клятвенным признанием в любви. Угон пожарной машины непосредственно с места пожара. Два принудительных визита в органы дознания, где Виталик сразил всех умением запудривать мозги и уходить в глухую несознанку. Вот, собственно, почти полный список личных рекордов Сурина в молодые годы.

Однако своего творческого зенита Виталик достиг уже в рядах влиятельной уктусской группировки. Он не был лидером, но талантливо исполнял самые нужные, по его мнению, функции — инкассатора и уборщика.

Коля Шимкевич, которому он подчинялся напрямую, отлично знал, что Виталик, доставляя нужным людям энные суммы, время от времени аккуратно отстегивает коечто лично для себя, так сказать, «округляет» в свою пользу. И Колю это устраивало, поскольку означало, что инкассатор Сурин скорей всего не убежит сегодня-завтра с набитой сумкой в далекие поля.

А в качестве уборщика Виталик уже имел весомые заслуги. Он убирал часто и с удовольствием. Хоть иногда и шумно, с дурными спецэффектами, зато наверняка. И ни разу не влип. Таможенника Лешу, например, он убрал идеально чисто — просто выронил с балкона, с девятого этажа, заставив написать прощальную записку. Но с Луцким явно перестарался. Когда Сурин со стволом вошел к нему в спальню, тот начал орать как резаный и заслонять лицо руками, пухлыми ладошками наружу. Вот эти ладошки почему-то и взбесили Виталика: сперва он их прострелил насквозь, а потом крошил и расквашивал до неузнаваемости уже мертвое лицо. Жена Луцкого сидела по-мышиному тихо, запертая в ванной. О ней Сурин даже не вспомнил. С этой уборки он уехал грязнющий, словно трудился на скотобойне.