Читать книгу "Сегодня ты, а завтра… - Фридрих Незнанский"

Объяснение вроде бы удовлетворило Воху. Выражение его лица сменилось на вопросительное.

– Посмотрите, – произнес Эдик, расстегивая потрескавшиеся никелированные замочки старенького портфеля.

Это были запонки. Замечательные позолоченные запонки с гранатовыми глазками и тонкой резьбой. Они отличались скромным благородством и нестареющей роскошью. Заметим, что эти запонки были едва ли не единственной ценной вещью, оставшейся в доме Кипариса, не выменянной на масло и не потерянной во время эвакуации. Запонки остались от отца. Эдик ничего не сказал матери. Он шел ва-банк.

Увидев запонки, Воха вытянул свои длинные суставчатые пальцы и попытался схватить вещицу. Глаза его горели нездоровым огнем.

– Хорошая вещь, – говорил он при этом.

Эдик, однако, отвел ладонь с запонками в сторону. Вохины пальцы схватили воздух.

– Сколько? – заинтересованно спросил Воха.

– Обмен, – ответил Эдик, – мне нужно кое-что из одежды.

Воха зачарованно кивнул…

Процесс приобретения хороших шмоток был тогда весьма длительным и сложным. Он требовал множества телефонных звонков, встреч на улицах с последующими хождениями по странным, незнакомым квартирам, примерок с заглядываниями в зеркала шифоньеров и долгих переговоров. Эдику все это было в новинку, и он с удовольствием погрузился в незнакомую доселе жизнь. Между делом, конечно, он достиг своей цели – поближе познакомился с Вохой и его приятелями. Эдик постиг смысл новых слов, среди которых самым главным ему показалось «фарца».

Конечно, Эдик не ошибся. Далеко не все ребята в широкоплечих пиджаках были детьми внешторговских работников и дипломатов. Те в большинстве своем учились в других заведениях. А здесь почти всем приходилось рассчитывать на собственные силы.

Итак, теперь у Эдика был замечательный английский твидовый пиджак и узкие до невозможности брюки. Рубашка сюда полагалась обыкновенная, белая. Правда, чтобы приобрести еще и обувь, запонок не хватило, но Эдик выпросил у матери деньги, заказал у сапожника-татарина модельные штиблеты и решил, что на первое время этого будет достаточно.

И этого действительно оказалось достаточно. Эдик, пользуясь врожденной коммуникабельностью, завязал полезные знакомства, раздобыл денег и вошел в дело. Через некоторое время упорных трудов, беготни с чемоданами по городу, бесчисленного количества звонков и даже одного столкновения с милицией, закончившегося ночным кроссом по переулкам и подворотням, спустя примерно месяца полтора он получил первый доход. И, надо отдать ему должное, первым делом выкупил у Вохи запонки, заплатив двойную цену. Несмотря на свой врожденный эгоизм, мать Кипарис любил и огорчать ее не хотел.

Вскоре Эдик с полным правом рассекал воздух институтских коридоров плечами своего пиджака и совершенно не замечал обычных студентов. У него даже появилась девушка – одна из тех, что были похожи на Одри Хепберн.

В фарцовочном бизнесе, впрочем как и в любом другом экстремальном деле, натура человека высвечивается сразу, ясно и понятно, как в рентгеновском аппарате. Будь ты хоть трижды прикинут в штатовское барахло, куришь «Мальборо» и разговариваешь с ленивым, растягивающим гласные прононсом, ты можешь остаться на вторых ролях. Но если ты по жизни первый, то ты станешь первым и здесь – можешь не сомневаться.

Эдик Кипарис был из первых. Поэтому ему и понадобился всего лишь маленький толчок (фирменный пиджак, заграничные брюки), чтобы занять свою, назначенную ему, кажется еще с рождения, ячейку.

Фарцовка, скрытая от непосвященных глаз и по возможности от правоохранительных органов, имела в те годы большую разветвленную структуру. За каждой фирменной шмоткой, будь то яркий галстук, джинсы, пиджак или ботинки, стоял сложный, полный риска и многочисленных опасностей труд многих людей. За каждой вещью, купленной простым советским человеком у тщательно законспирированного спекулянта, стояла своя история, а часто и не одна. О вещах можно было писать легенды, почти как об уникальных алмазах. Может быть, именно этим, помимо высокой цены, объяснялось то благоговейное отношение, которое питали жители необъятного СССР к купленным у фарцовщиков вещам. Их бережно носили, перелицовывали со временем, чистили, сдували каждую пылинку. Были изобретены, например, десятки способов, как укрепить расползающуюся от старости ткань джинсов.

Кипарис с изумлением постигал строгую и сложную науку фарцовки. Вначале товар должен был попасть в пределы родного отечества. В ту пору единственным реальным источником были иностранные туристы. Редкие сограждане, радостно пересекающие границу с тридцатью долларами в кармане, не в счет. А те несколько рубашек, галстуков, пар обуви, что лежали в чемоданах капиталистов, приехавших поглазеть на собор Василия Блаженного, непременно должны были остаться в объемистых сумках бойких мальчишек – низшего звена системы фарцовки. Вещи меняли на все что угодно – на матрешки, балалайки, палехские и федоскинские расписные шкатулки, на водку и баночки с драгоценным в глазах иностранцев «кавиаром», то бишь черной икрой. Капиталисты очумевали от такого, по их мнению, неравноценного обмена и увозили с собой чемоданы, набитые экзотикой, дивясь щедрости и душевной широте русского народа. Часто особо жадные туристы снимали с себя буквально последнее. На этот случай у мальчишек были припасены дешевые тренировочные костюмы, кеды и солдатские галифе. Так что иногда у трапа самолета иностранцы напоминали солдат дисциплинарного батальона.

Мальчики кучковались в местах скопления иностранцев – у гостиниц, достопримечательностей, на Красной площади. Выменянные вещи они сдавали старшему. Тот относил их на специальную законспирированную квартиру, где шмотки сортировались, приводились в порядок, если надо, подвергались химчистке. Иногда их даже упаковывали в пакеты. Затем вещи попадали к распространителям – тем самым «спекулянтам», которых клеймили в журнале «Крокодил» и на комсомольских собраниях. У тех была налаженная система сбыта. Конечным звеном этой цепочки был обычный советский человек, выкладывающий за завалящую шмотку большую часть своей нищенской зарплаты. Выгода была огромной. Вложенные деньги увеличивались в десятки раз.

Наблюдая за работой этой четко отлаженной системы, Кипарис поначалу никак не мог понять, в чьи руки попадает основной барыш. В том, что где-то, на самой верхушке пирамиды, есть кто-то, который и создал ее, Эдик не сомневался. Также не сомневался он, что это должен быть человек незаурядный.

Эдик не собирался всю жизнь заниматься торговлей тряпьем. Ему хотелось посмотреть на этого гения. Может быть, поговорить с ним. И может быть, понять, как и почему люди в самых, казалось бы, неподходящих условиях добиваются своего. Он тоже хотел так…

Кипарис начал потихоньку выспрашивать, где находится этот самый главный, «начальник фарцовки». Конечно, это оказалось делом непростым. Воха на его осторожный вопрос только лениво пожал плечами и усмехнулся. Другие отмалчивались или переводили разговор на иную тему.

Однако не таков был Эдик, чтобы запросто отказаться от затеи. Тем более он спинным мозгом чувствовал, что это не просто так, не спортивный интерес. Это должен быть некий поворотный момент в его жизни. Так и получилось.