Читать книгу "Ветлужцы - Андрей Архипов"

— Гей, люди добрые! — заголосил он противным голосом, подражая визгливой торговке, застигнутой на обвесе, пытаясь этим разрядить мгновенно накалившуюся обстановку. — Доколе нас в грязи такой заставлять будут торговать? Честным ратникам не разойтись, чтобы не спотыкнуться и друг друга не задеть! В следующем году все честь по чести должно быть, слышал ли, Никифор?! И мостки деревянные, и навесы от дождя! — После поданного сигнала о неприятностях переяславец обернулся к стоящим под прицелом воинам и мгновенно перешел на доверительный тон: — А мы с вами по чарке меда выпьем, я угощаю, так?

Оторопевшие от быстрой смены обстановки, двое новгородцев даже растерялись, встречая протрезвевшими глазами жала болтов и обращенный к ним жалостливый взгляд Свары. Тот сразу попытался воспользовался их замешательством и начал подавать недвусмысленные намеки, которые позволили бы разойтись с миром.

— Думаю, что хмельное приятнее будет, чем бойню тут устраивать. — Переяславец кивнул на верхушку холма, куда на его голос уже подбежали трое лучников. — Ребятушки, проведите их к Агафье — пусть нальет им чуть-чуть за мой счет, а мы уж позже к вам присоединимся, — кивнул он на лежащего ратника, который, несмотря на вывернутую руку, пытался привстать, что-то нечленораздельно мыча. Не ожидая, что новгородцы уйдут и бросят своего товарища, Свара наклонился к поверженному противнику и отчетливо прошептал: — Коли мысль есть виру с меня потребовать, так отойдем, и выскажешь свое пожелание. Только сначала вспомни, кто руки первый распустил, видоков даже искать не придется. А распрю на торгу продолжишь — так на бой тебя вызову. Одолеешь меня — другой на мое место встанет, и так будет, пока не уложим тебя в сырую землю. Успокоился? Нет? Сам хочешь биться со мной? Тогда так объясню: вся кровь твоих соратников, что прольется из-за твоей дурости, на тебе будет. Может и бойней все закончиться: новгородцам переяславцы никогда не уступали, кхм… как, впрочем, и вы нам. Коли не хочешь такого исхода, так я тебя подниму и прощения перед всеми попрошу, а потом мировую с тобой выпьем, а? Мне это не зазорно будет, мой нрав тут все знают, зато твоей чести поругания не будет. А все одно захочешь сразиться — так я к твоим услугам, но после торга. Ну? Вот и договорились!

Свара отпустил захват, поклонился окружившей их толпе в пояс, не дожидаясь пока ратник поднимется, и задорно закричал:

— Эх, братцы-ветлужцы! И вы, новгородцы честные! Экий я нескладный оказался, уронил воя нечаянно-негаданно. Прощения прощу у общества за несуразицу такую!

Затесавшиеся среди окружающих ушкуйники, передвинувшие было ножны мечей удобнее и искоса наблюдавшие за лучниками на холме, немного расслабились. Правда, на некоторых лицах было написано разочарование, вызванное тем, что не удалось посмотреть лишний раз на поединок, однако оно тут же сменилось оживлением. Они неожиданно поняли, что Свара извинился лишь перед обществом, как и обещал, однако совсем не собирался просить прощения у обиженного им новгородца. Но и тут переяславец их подвел, потому что полез скреплять примирение к измазанному глиной ратнику троекратным целованием, что вызвало вокруг еле слышимое хихиканье. Обиженный вой после такого проявления теплых чувств совсем протрезвел и сплюнул в сторону, выражая отношение к торгу, Сваре, себе, любимому, попавшему в такую переделку, и ко всем уже начавшим повизгивать зрителям. Дело все-таки могло кончиться плохо, однако представление закончилось появлением чем-то раздосадованного начальства ушкуйников в лице Кузьмы, который продрался сквозь толпу и рявкнул на своих ратников, пригрозив разобраться самолично со всеми зачинщиками смуты.

Проводив взглядами тут же ушедшего купца, толпа разочарованно вздохнула и начала потихоньку расходиться, оставляя наедине раскрасневшегося от такого поворота событий новгородца и Свару, тянущего того к Агафье чуть-чуть опохмелиться. Слегка поартачившись, ратник согласился, и парочка ушла. А спустя полчаса упомянутая Агафья, поджав хвост, уносила все хмельное прочь с торга, памятуя данные угрозы Свары утопить ее в бочке с медом. Мол, она эту хмельную кашу заварила — она же и должна понести наказание. Правда, при этом товарка была довольной как коза, забравшаяся в огород с капустой. Ее выручка с продажи съестного к тому времени превысила все желаемые пределы.

А началось все с совета Николая, который заскочил проведать Любима и вскользь обмолвился, что вместо того, чтобы разносолы разносить по торгу, надо бы вынести столы и покормить новгородцев горячим. Посуды только набрать побольше и заготовить вместительные котлы с едой. Кто хочет — подошел да закусил, чем бог послал. А выпить захотел — так прошу за отдельный стол, там меду нальют. Почти всю ночь вместе с согласившейся помочь Радкой Агафья колдовала над новыми чугунными котлами и сковородками, пытаясь приготовить что-нибудь повкуснее. А утром ее старания были вознаграждены тем, что проснувшиеся новгородцы потянулись не к своим походным кострам, а на запахи теплого хлеба и ароматных приправ, которые распространялись от столов с выставленной там густой мясной похлебкой. Чуть позже к разомлевшим ратникам подоспел жаренный в диких яблоках кабанчик, запеченные в глине гуси и обжаренные в меду лесные орехи, подаваемые с горячим взваром.

К полудню все заготовки кончились, и Агафья решила поторговать одним крепким медом, отпустив помощницу. И все вроде шло успешно до того момента, как пришел Свара с новгородцем обмывать примирение. Расшугав всех от бочки с медом, они выпили братину на двоих, после чего осоловевший от выпитого ушкуйник ушел отсыпаться. А глава воинской школы неожиданно стал ей проникновенно рассказывать о способах, коими пользовались еще предки, чтобы сохранить хладный труп на несколько дней. Он выразительно поглядывал на ее налитые телеса и тару для хмельного напитка, смакуя подробности того, что надо делать в случае, если содержимое в бочку не помещается. Тут уж даже Агафье стало понятно, что надо бежать, и дала деру, пока ратник не перешел к практическому показу, ломая ей суставы на таком ядреном и желающем еще пожить теле и заталкивая переломанные руки и ноги в столь небольшой объем. Свара же отправился к следующей точке сбора глазеющей праздношатающейся толпы, где устраивала драматическое представление молодая черемиска, прибывшая сюда с двумя десятками ратников и никак не желающая расстаться с окружающим ее завалом из металлической утвари.

* * *

— Ох, соколик мой ясный! Да кабы парчу твою я в лес могла вздеть или в ней же нижнюю рубаху в ручье простирнуть, так я бы и поменяла тебе ее на сковороду железную! — Улина ненароком положила руку на крепкое плечо ратника, отчего того пробила испарина, и он весь покрылся красными пятнами, будто стоял не прохладный денек начала осени, набухший влагой вчерашнего ливня, а жаркий полдень середины лета. Между тем черемиска как ни в чем не бывало продолжила: — Так я в ней только париться по теплой погоде буду, да и тяжесть в ней неподъемная. Ишь додумались нитку серебряную в нее вздевать и цену будто за золотую драть! Да и что я этим лоскутком прикрывать буду — срам свой? На большее не хватит… Представляешь ли ты, добрый молодец, меня в лоскутках этих?

— Э… Гм, платочек себе спроворишь, красавица, — с натугой ответил тот, вертя в руках покрытый серебристым сиянием затейливого рисунка отрез материи на шелковой основе. — Все женихи окрест твои будут…