Читать книгу "Ветлужцы - Андрей Архипов"

— Знал, сволота? — Его кулаки ощутимо сжались. — Знал про делишки Онуфрия с ивановскими?

— Да ты что, Кузьма! — начал привставать Якун. — Про что ты?

— Ты один из нас с ним общался и знать мог про то.

— Про что? Ведать не ведаю ничего, кроме его похода в Булгар, Кузьма. Хочешь, побожусь? — Якун вынул большой серебряный крест из-под нательной рубахи и, поцеловав его, истово перекрестился.

— Выдь отседова, Федька! Иди прочь, говорю, ежели не хочешь, чтобы тебе уши отрезали по приезде в Новгород… То-то же. Вот что, Якун… — Кузьма тяжело опустился на полати и потер ладонями лицо. — Говорил я с новгородцем тем. Девок муромских да мордовских Онуфрий мыслил с татями тамошними в Булгар свозить. И не его умом то дело замышлено, сам понимаешь… Если наследил он там, то вовек не отмоемся за свои расспросы перед князем местным. Да и листья уже желтеть начали, так что при малейшей задержке зимовать там придется. Дело свое мы сделали, весть донесем про то, как Онуфрий дни свои кончил. А отомстить за него — не судьба, да и не хочется мне, Якун, безвинных людей губить и ратников своих при этом класть. А положим многих, если свару затеем… Пусть ивановские сами разбираются. И про девок муромских им ни гу-гу. Понял? А то порешат нас с тобой — и пикнуть не успеешь! Или ушлют на гиблое дело. Так что ты как хочешь, а я распродаюсь и ухожу. Не грозит Захарию тут беда, да и за лечение я серебра отсыплю. А за порядком на ушкуе смотреть — того же Федьки хватит. Тем более что девица одна товар мне с выгодой предложила. Успеть бы его в Новгород привезти да по посадам до зимы пройтись.

— Ах-ха-ха… — Якун начал захлебываться смехом. — Статная да пригожая такая че-че… черемиска? Прости… ты меня, Христа ради, столько на меня навалилось, не выдержал я…

— Так что с той черемиской неладно?

— Беги быстрее, пока Федька у нее обещанный тебе товар не перенял. Ох-ха-ха…

Глава 2

Ветлужский торг

Шум и сутолока царили недалеко от тына Переяславки в полном своем великолепии. Продолжительный ливень унялся еще вчера, оставив на склонах холмов грязные подтеки, слегка влажную землю и утреннюю прохладу, заставляя высыпавший на торг люд ежиться и кутаться в теплые одежды. Неяркое осеннее солнце подсушивало луговую землю и скакало зайчиками по пажити, отражаясь от многочисленных доспехов, растекшихся волной вдоль склона холма. Именно там, прямо на чуть пожухлой траве, расположились торговцы, выставив на всеобщее обозрение свои товары и привлекая окрестный люд протяжными громкими возгласами. Большая их часть, несмотря на радостные улыбки, с которыми они зазывали к себе покупателей, была недоверчиво обряжена в брони, и лишь тонкие конопляные веревочки, перевязывающие крест-накрест оголовья мечей и ножны, хранили хрупкое равновесие на торгу.

Ближе к ушкуям заняли места те новгородцы, которым поручили заниматься продажей сукна. Они сложили на предварительно собранных жердяных настилах несколько рулонов сукна и развесили рядом разнообразные отрезы материи для всеобщего обозрения. Около этих невысоких помостов постоянно толкались бабы, щупая серую заморскую ткань и бросая восхищенные взгляды на вывешенные рядом лоскутки парчи алого и синего цветов. Последние были выставлены не столько ради продажи, сколько ради показа, что приезжие купцы не лыком шиты и товар у них есть на любого покупателя, платил бы только запрашиваемую цену.

Еще чуть ближе к веси разместились торговцы нитками, иголками, затейливыми гребнями из кости морского зверя, разноцветными бусами и мелкими скобяными изделиями. А совсем близко от ворот нашел свое место переяславский и отяцкий мастеровой люд, стекшийся со всех окрестных поселений и вынесший на всеобщее обозрение затейливые глиняные горшки и кувшины, резные деревянные игрушки, прялки, долбленые корыта и остальную мелочь, на которую хватило времени долгими зимними вечерами. Между ними вперемежку расположилось несколько новгородцев, чрезвычайно обрадованных тем, что пошлин никто не спрашивает, а свое купеческое начальство куда-то делось и торговать им разной мелочовкой никто не запрещает.

Вторым рядом около ушкуев уселись припозднившиеся отяцкие охотники из дальних гуртов, сперва расположившиеся торговать пушниной и выделанной кожей около самых ворот. Однако мимо них то и дело начали мелькать языкастые переяславские кумушки и бросать мимоходом язвительные замечания. Те поначалу не понимали причины такого внимания, как и сами слова, но доброжелательный Юсь удобно устроился рядом с ними и начал переводить все пожелания вплоть до третьего колена, которыми отяков награждали постоянно шастающие между весью и торгом бабенки. Мол, все мужи с Переяславки и Сосновки меха отдали на черемисскую дань, потому и защита от тех явилась, а вы… да пусть вам будет пусто, как и вашей торговле! Попытки охотников оправдаться и сказать, что живут они по своим законам, все договоренности выполняют, а воины их почти в самую страду ушли на обучение в воинскую школу и теперь тоже стоят в дозорах, успеха не принесли. Бабы обратного перевода Юся не слушали, а жесты им вслед показались отякам несколько несолидным ответом на устроенную словесную бойню. Так что продавцы мягкой рухлядью в итоге плюнули и перенесли свой товар на пажить поближе к новгородцам — благо те сразу проявили к нему интерес.

А между тем вдоль стихийно разросшихся торговых рядов бродили бойкие бабенки со снедью, которую расхватывали новгородские ратники с маслеными глазами. Бравые вояки пригоршнями черпали из лукошек красную клюкву, лопающуюся во рту взрывом кислой освежающей прохлады, и заедали ее пышущими жаром ломтями свежеиспеченного хлеба. Правда, они не столько пытались расплатиться за съеденное, сколько ухватить молодок за выступающие места, рассчитывая, что это будет достаточной оплатой за их интерес к товару. Некоторым этого действительно было достаточно, и тихое повизгивание звучало усладой для выгуливающихся воев, однако несколько раз голосистые бабенки призывали Свару, который с ленивой грацией сытого кота прогуливался по рядам в сопровождении двух ратников с самострелами. Тот молча подходил к участникам скандала, благо тем деться с пажити было особо некуда, и грустно смотрел в глаза виновнику, коим всегда оказывался новгородец. Видимо, почти все были настроены миролюбиво, да и проскакивало в глубине взгляда переяславца в этот момент что-то безжалостное, поэтому нарушители спокойствия сразу изъявляли желание сотрудничать. А уж завидев его внушительный эскорт, сразу расставались с розовыми шиферными пряслицами, ходящими иногда в качестве монет по Киевской Руси, либо тянулись в мошну за куной, сердясь на дороговизну, но оплачивая огромную краюху ржаного хлеба целиком.

Однако бывало всякое, и в самый разгар торга Свара натолкнулся на порядком разгоряченную хмельным медом троицу, которой был уже сам черт не брат. Один из новгородцев сплюнул под ноги торговому дозору и стал протискиваться между ними и торговкой, заодно попытавшись оттолкнуть невысокого главу воинской школы рукой. Тот недоуменно проследил за его движением и автоматически поймал новгородца за кисть, шагнув при этом вперед. Далее все прошло в полном соответствии с навыками, наработанными Сварой на многочисленных занятиях с полусотником. Круговым движением он завел новгородцу руку назад до предела, шагнул за спину и ударил под колено. Ратник закопался лицом в траву, щедро вымазанную глиной не до конца просохшего склона, а ринувшимся на помощь дружкам уперлись в переносицу болты самострелов сопровождения. А дальше уже наступил бенефис Свары, и он оттянулся по полной программе.