Читать книгу "Житие маррана - Маркос Агинис"

Он уже знал, что так отец обычно начинает трудный разговор: становится вдруг ласковым, запускает пальцы в рыжеватую шевелюру или водит ими по краю стола, повторяя одно и то же.

— Ясно тебе, сынок?

Мальчик кивнул, но скорее из вежливости. На самом деле он ничего не понял. А уж Франсиско тем более.

— Нет, не ясно, — вздохнул отец.

Диего поджал губы.

— Я хочу сказать, что иногда помощь приходит не только извне, как, например, лечебный порошок, хинин или настой, но и изнутри, от духа.

Вот тебе и секретные разговоры! Франсиско был разочарован. А юный Диего снова кивнул.

— Думаю, тебе все-таки не совсем понятно, что я имею в виду, — настойчиво продолжал отец, отирая платком пот со лба сына: жара стояла невыносимая, настоящее пекло.

Значит, это еще не все? Франсиско подполз поближе и затаился, как котенок, замерев от любопытства и стараясь не пропустить ни слова.

— Так вот, серьезная помощь, самая главная, исходит от души. На нее-то тебе и следует полагаться.

— Мне кажется, я понимаю… но только отчасти… — признался мальчик.

— Конечно, — улыбнулся отец. — Именно отчасти. Вроде бы знакомо, очевидно, сто раз говорено. Однако есть в этом некий смысл, к которому так вот запросто не подберешься.

Дон Диего протянул руку и взял со стола бутылку с ежевичной водой. Сделал большой глоток. Отер губы и поудобнее устроился на скрипучем стуле.

— Попробую объяснить. Мы, врачи, пользуемся лекарственными средствами, которые дарит нам природа. И хотя природа — Божье творение, она не единственный источник блага, поскольку Господь дал человеку, своему возлюбленному созданию, возможность соприкоснуться с Ним. В людях горит искра безграничного величия Всевышнего. Стоит только захотеть — и мы ощутим Его присутствие в нашем разуме и душе. Ни одно лекарство не сравнится по силе с этим присутствием.

Дон Диего отер платком испарину, которая выступила у него на шее и на носу.

— Ты, наверное, удивляешься, зачем я тебе все это рассказываю. И почему говорю так… — он прищелкнул пальцами, пытаясь найти нужное слово. — Так торжественно, что ли. Потому что я врач, и такие вопросы имеют прямое отношение к моей профессии, но… ты ведь для меня не обычный пациент.

— Конечно, я же твой сын.

— Да, разумеется. И это не просто родство, но нечто гораздо большее. Наша особая, личная связь с Господом.

Франсиско захотелось почесать в затылке. Он испытывал сильнейшее недоумение и одновременно сгорал от любопытства. Папа говорил сплошными загадками.

— Мне что, пора причаститься? — спросил Диего, озадаченно морща лоб.

Отец повел затекшими плечами. Он был весь как натянутая струна, а хотел выглядеть непринужденным.

— Причаститься? Нет. Я сейчас не об этом. Гостия проскользнет изо рта в желудок, из желудка в кишечник, впитается в кровь, станет частью плоти. Я говорю не о гостии, не о причастии, не об обрядах, не о том, что приходит извне. Я говорю о постоянном присутствии Бога в тебе самом. Говорю о Творце, о Едином.

Диего нахмурился. Франсиско тоже. Что это за странности выдумал папа?

— Тебе все еще не ясно? О Боге, который исцеляет, утешает, дарует свет, дарует жизнь.

— Иисус есть свет и жизнь, — повторил мальчик заученные слова. — Ты имеешь в виду Иисуса, папа?

— Я имею в виду Единого, Диего. Подумай сам. Загляни в свое сердце. Ощути то, что вложено в тебя от рождения. Единый… Теперь ты понял?

— Не знаю…

— Бог, Единый, Всемогущий, Всеведущий, Творец. Единый, сынок, Единый, — с нажимом проговорил дон Диего.

Лицо мальчика раскраснелось. Повисла неловкая пауза. Фигура отца вдруг показалась Диего огромной — не только потому, что он лежал, а отец сидел на стуле, но и потому, что отец заставлял его ломать голову над чем-то непонятным. Дон Диего пригладил аккуратную бородку, расправил усы и приоткрыл рот, как человек, который собрался держать речь. Низким, глухим голосом он медленно произнес загадочные, звучные слова:

— Шма Исраэль, Адонай Элоэйну, Адонай Эхад.

Франсиско почувствовал, что весь дрожит. «Израиль» — вот единственное, что ему удалось разобрать. Неужели папа произносит заклинания? Колдует?

Дон Диего благоговейно перевел сказанное:

— Слушай, Израиль: Господь — Бог наш, Господь — один.

— Я не понимаю…

— Смысл этих слов записан в твоем сердце от рождения.

Тайна начала проясняться. Вот-вот солнечные лучи прорвут ее густую, лиловую мглу. Отсвет близкого озарения лег на чело юного Диего.

— На протяжении многих веков эта молитва питала мужество наших предков, сынок. В ней и история, и духовность, и надежда. Ее твердили те, кого преследовали и чью кровь проливали. Она звучала в пламени костров. Неразрывной золотой цепью она соединяет нас с Богом.

— Но я никогда такого не слышал.

— Слышал, слышал. Много раз.

— Где? В церкви?

— Нет, в своей душе. — Отец поднял указательные пальцы и стал покачивать ими, задавая ритм. — «Слушай, Израиль»… Слушай, сын мой! «Слушай, Израиль». — Он перешел на шепот: — Слушай, сын мой. Слушай, сын Израиля, слушай.

Обескураженный, Диего приподнялся на локте. Отец мягко взял его за плечи и заставил снова лечь.

— Ну вот, кажется, ты начинаешь понимать.

Он вздохнул и заговорил проникновенным голосом:

— Я открою тебе великую тайну. Наши предки жили и умерли иудеями. Мы — плоды вековечного древа, ибо принадлежим к одному из колен Израилевых.

— Так мы что, евреи? — Лицо Диего исказила гримаса.

— Именно так.

— Но я не хочу… не хочу быть… этим.

— А разве может апельсин не быть апельсином? Может лев отказаться быть львом?

— Но мы же христиане! И потом… — Голос мальчика дрогнул. — Все евреи — предатели.

— Выходит, мы — семья предателей?

— Евреи убили Господа нашего Иисуса Христа!

— Ты хочешь сказать, что его убил я?

— Нет… — Диего попытался улыбнуться. — Конечно же нет. Во всем виноваты евреи!

— Но ведь я и есть еврей.

— Они его убили, распяли его!

— И ты еврей. Значит, ты его распял? Ты убил?

— Упаси меня Господь и Пресвятая Богородица! Я-то здесь при чем?! — Мальчик в ужасе перекрестился.

— А если не ты и не я, то совершенно очевидно, что евреев, всех евреев на свете, винить нельзя. И потом, сам Иисус был евреем, как мы с тобой. Даже еще больше, чем мы, ибо родился, вырос и проповедовал в землях Иудеи. Многие поклоняются Христу, а сами ненавидят еврейскую кровь, текшую в его жилах. Подумай только, какая чудовищная нелепица: питать отвращение к тому, что любишь! Они не понимают, насколько близок к Иисусу каждый еврей именно потому, что разделяет с ним и происхождение, и историю, полную страданий.

— Так значит, папа, мы… то есть евреи его не убивали?

— Я, по крайней