Читать книгу "Помещик Пушкин - Павел Алексеевич Щеголев"

же мне проклятую мою рукопись — и давай уничтожать, переписывать и издавать… Элегии мои переписаны — потом послания, потом Смесь»… А 15 марта, прибыв в Михайловское и найдя рукопись, он писал брату: «Третьего дня получил я мою рукопись. Сегодня отсылаю все мои новые и старые стихи. Я выстирал черное белье наскоро, а новое сшил на живую нитку».

Пересланная в этот день Пушкиным рукопись сохранилась и пушкиньянцам известна под названием тетради Капниста. Владелец тетради граф П. И. Капнист предоставил эту рукопись во временное распоряжение Академии Наук, и Майков описал ее. Из его описания видно, что Пушкин чуть ли не в буквальном смысле произвел всю ту работу над рукописью, о которой он так картинно выразился в письме. «Сперва тетрадь, по словам Майкова, состояла из большого количества листов, но некоторые из них были вырезаны, а остальные сшиты вновь, притом не в надлежащем порядке… Вся тетрадь писана Пушкиным собственноручно… Сюда внесены лишь те стихотворения, которые Пушкин считал достойными печати; притом некоторые пьесы не вписаны в тетрадь целиком, а лишь указаны своим заглавием или первым стихом: Плетневу и Л. Пушкину представлялось извлечь полный текст этих произведений из тех альманахов и журналов, где они впервые были напечатаны… На основании этого сборника изготовлена была та рукопись, с которой печаталось издание 1826 года… Все стихотворения, помещенные в этой тетради, вошли в издание 1826 года в той редакции, в какой находятся в этой тетради, за исключением, впрочем, нескольких стихов, подвергшихся еще раз поправке». Самая рукопись заканчивается следующей записью: «Если найдутся и другие (т. е. эпиграммы и надписи, перечень которых приведен Пушкиным на этой странице), то тисни. Некоторые из вышеозначенных находятся у Бестужева; возьми их от него. Дай всему этому порядок, какой хочешь, но разнообразие!»

Брат Пушкина отнесся к поручению поэта весьма небрежно. Он должен был произвести розыски стихотворений, не намеченных поэтом в тетради Капниста, и переписать все стихотворения для представления в цензуру. Но, судя по тому, что издание 1826 года в сравнении с тетрадью П. И. Капниста имеет немного дополнений, да из этих дополнений львиная доля вставлена самим Пушкиным или взята из номеров журналов, вышедших в период подготовки издания, можно заключить, что он не производил никаких особых розысков. Не спешил Лев Сергеевич и с перепиской стихотворений, присланных братом и собранных им при помощи Плетнева. 28 июля Пушкин писал брату: «Я отослал тебе мои рукописи в марте — они еще не собраны, не цензированы». Но 5 августа Плетнев сообщал Пушкину: «Левушка… отшучивается, когда я ему говорю, как он спешит перепиской разн. стих. Прикрикни на него по-старому, и он разом отдаст мне тетрадь готовую для Цензора». 29 августа Плетнев опять советовал Пушкину «велеть Льву в половине сентября непременно отдать мне разные стихотворения, чисто и со всеми своими поправками переписанные, чтобы 1-го октября взял я их от Цензора и снес в типографию». Только к 26 сентября Плетнев получил от Льва переписанную им тетрадь. Оглавление ее 26 сентября Плетнев послал к Пушкину на утверждение. Неизвестно, где находится в настоящее время эта тетрадь, но ею еще пользовались и Анненков, и Ефремов. Сравнивая эту тетрадь (по списку Плетнева) с книгой, видим, что в книгу не попали следующие десять пьес, имеющиеся в тетради: «Я видел смерть» 1816, «К ней» 1817, «Уныние» 1816, «Воспоминание в Царском Селе» 1814, «Романс» 1814, «Наездники» 1815, «Месяц» 1816, «Усы», «Жив, жив курилка», «К Н. Я. П.» 1818, но зато в издании находим три не бывших в этой тетради пьесы: «В альбом» 1825, «Ех ungue leonem», «Юноше Сафо». Из сопоставления же оглавления переписанной Львом Пушкиным тетради с указаниями тетради Капниста видим, что он не разыскал и не включил послания к Щербинину, к Баратынскому из Бессарабии, к Каверину и элегии «Морфею».

О пополнении и исправлении приготовляемого к печати в Петербурге братом и Плетневым собрания стихотворений Пушкин начал заботиться тотчас по отсылке своей рукописи в марте месяце. То и дело в письмах к Плетневу и брату он сообщал поправки, давал советы включить то и то. Мы остановимся только на одном подобном распоряжении Пушкина в письме к брату от 27 марта 1825 года, т. е. как раз на том, на котором основывается Лернер, относя I стихотворение к княгине М. А. Голицыной. Припомним, что свою рукопись Пушкин отослал брату 15 марта. «Тиснуть еще стихи К. Голиц.-Суворовой; возьми их от нее», — пишет он брату. Из рассказанной только что истории подготовления к печати первого собрания стихотворений Пушкина ясно, что подобное распоряжение могло относиться только к таким стихотворениям, которые раньше им не были указаны ко включению в издание и текста которых он не сообщил. Но мы уже знаем, что в тетради Капниста, отосланной 15 марта, переписаны целиком и I и III–I на л. 18 об., а II — на л. 16–16 об. Но отсюда с совершенной очевидностью вытекает, что, предлагая брату взять стихи княгине Голицыной-Суворовой и тиснуть, Пушкин никоим образом не имел в виду ни I, ни II.

Но какие же стихи Голицыной-Суворовой поручал поэт брату взять от нее? Не прибегая к гипотезе недошедшего до нас послания Голицыной, мы должны разуметь под ними, конечно, III. Правда, оно не было напечатано в издании 1826 года, но что означает его отсутствие в этом издании? Брат Лев или пренебрег распоряжением брата (а мы знаем, что он делал это неоднократно), или не имел возможности исполнить его, так как М. А. Голицыной как раз в это время могло и не быть в Петербурге. Послание, ей адресованное, появилось в 1830 году в альманахе В. Н. Олина. Здесь она названа полной фамилией с титулом, и стихотворение дано с пометой «1823. Одесса». Весьма правдоподобно, что В. Н. Олин получил рукопись стихотворения не от Пушкина, а прямо или через других от княгини Голицыной. Во всяком случае, очень похоже на то, что он печатал послание со списка, представлявшего окончательную, поднесенную Пушкиным редакцию.

Но мы были бы несправедливы к Лернеру, если бы оставили без внимания еще одно приводимое им фактическое основание или, вернее, тень такого основания, по которому I и II пьесы могли бы быть усвоены М. А. Голицыной. Говорю, тень, ибо все сводится к обмолвке или неясности, допущенной Анненковым. Последний, рассуждая о творчестве Пушкина в кишиневский период, пишет в своих «Материалах»: «Один за другим следовали те художественно-спокойные образы, в которых уж очень полно отражается артистическая натура Пушкина: Дионея, Дева, Муза (В младенчестве моем она меня любила), Желание (Кто видел край), Умолкну скоро я, М. А. Г. В последних двух глубокое чувство выразилось в удивительно величавой