Читать книгу "Не по сценарию - Ольга Журавлёва"

будто Макс опасался, что я грохнулась в обморок.

— Я даже не знаю… У меня денег почти нет, — нерешительно призналась я.

— Тогда, наверно, и кафе придется отменить, — удрученно ответил Макс. — Я не хочу, чтобы ты тратилась на встречу со мной.

— Нет, — тут же возразила я, испугавшись, что встреча может сорваться по такой глупой причине. Страх очередной долгой разлуки подхлестнул меня молниеносно принять решение. — Я смогу одолжить. Но только половину. Пойдет?

О том, что мне придется отказаться от обедов ближайшую неделю, я старалась не думать. Я же в ресторане буду работать, а там без еды точно не останусь. Редкие встречи с Максом были для меня как глоток свежего воздуха, и я не могла отказаться от них.

— Хорошо, малыш, — тут же повеселел парень. — Жду тогда от тебя весточки. Ладно, мне пора, целую.

В трубке послышались гудки, и я, тоже нажав отбой, медленно убрала смартфон в сумку. От разговора остался неприятный осадок. Макс ведь даже не поинтересовался, как я живу, будто ему до этого нет никакого дела. Впрочем, это не так важно, при встрече расскажу. Причем к тому времени, надеюсь, действительно будет, о чем. Например, об успешно пройденном кастинге. Ну, или о его фееричном провале.

Я поднялась с бортика фонтана и решительно направилась в сторону театра. Однако сделав всего пару шагов, я испуганно остановилась. На ближайшей скамейке, скрытой в нише зеленой изгороди, вольготно развалился мужчина, который с ироничным любопытством разглядывал меня.

Не знаю, что меня так напугало и заставило замереть на месте: то ли внезапное появление незнакомца, ведь я была уверена, что в сквере я одна, то ли его насмешливый пристальный взгляд, который он и не подумал отвести, то ли его сумрачный внешний вид, резким контрастом выделяющийся на фоне яркого летнего дня.

Я застыла в нерешительности под его взглядом, который удерживал меня на месте. Словно под гипнозом я приоткрыла рот и набрала в грудь воздуха, как будто собираясь что-то сказать. Но что? Поздороваться? Мужчина мне незнаком, и это выглядело бы глупо. Извиниться, что нарушила его покой? Еще глупее. Я тут же одернула себя. Что за чушь? Мне должно быть глубоко безразлично и мнение незнакомца, и его наглое разглядывание. Но я никак не могла заставить себя равнодушно развернуться и уйти, только теперь уже по другой причине. Я залипла на его внешности.

Мужчина был невероятно хорош собой. В темно-каштановых непослушных прядях играли солнечные лучики, будто запутавшиеся в волосах мужчины, а челку, небрежно отброшенную назад, озорной ветерок то и дело набрасывал на высокий чистый лоб. Прямой нос, заостренный подбородок, тонкие, но соблазнительные губы. Очень аристократичное лицо. Из-под красиво очерченных темных бровей на меня смотрели ясные голубые глаза, которые из-за контраста со смуглой кожей выглядели совсем светлыми. Все-таки редко можно встретить брюнета с голубыми глазами. Омрачал эту красоту лишь надменный взгляд, но и он удивительным образом шел этому породистому лицу.

Несмотря на жару, незнакомец был одет во все черное: свободные брюки и рубашку с длинным рукавом. Впрочем, несколько пуговиц было расстегнуто, открывая мощную шею и темную поросль на груди. Ни дать, ни взять — Мефистофель. Да, этот образ очень ему шел. Но только дьявол вряд станет носить цепочку из белого металла с крестом, которые спокойно лежали в вырезе рубашки мужчины.

Я уставилась на этот крестик, и только спустя секунд пять до меня дошло, что мое поведение выглядит ужасно неприличным. Я подняла глаза, тут же встретившись с нахальным голубым взглядом. Незнакомец вопросительно приподнял брови и совершенно обезоруживающе, широко улыбнулся мне. Улыбка тоже оказалась шикарной.

Я снова задохнулась, будто меня поймали за подглядыванием. Резко отвернувшись, я почти бегом пронеслась мимо незнакомца, пылая щеками и ушами. Кажется, он провожал меня взглядом, но оглянуться и проверить я не рискнула. Боже, какой позор! Надеюсь, я не увижу его снова, когда буду уходить отсюда.

А когда я добралась наконец до вестибюля и нырнула в его прохладу, то поняла, что нужно было выходить намного раньше. На кастинг собралась уже целая толпа, и я оказалась в самом ее хвосте.

Глава 3. Артур. История жизни

Родня любила часто говорить,

Что мне нельзя таким беспечным быть.

Пьеса «Заблуждения»

Можно ли предсказать, кем станет ребенок, воспитанный театром и выросший в его загадочных кулуарах? Думаю, почти со стопроцентной уверенностью — да. Человек так или иначе останется его частью, ведь театр никогда не отпускает от себя своих воспитанников. Со мной это сработало безотказно.

Моя мать, Марьяна Данилевская, всю жизнь проработала актрисой в одном известном московском театре. Она жила своей работой, то репетируя, то выступая. На меня же ее драгоценного времени не хватало. Впрочем, нет, было еще кое-что помимо сцены; то, что отнимало у меня огромную часть ее внимания. Мужчины. Бесконечные поклонники и покровители, которые менялись так часто, что я очень скоро перестал запоминать их имена и лица.

Только вот каждого из них, по какой-то болезненной прихоти моей матери, мне надлежало называть папой. Да, я с детства привык, что одного, настоящего отца, у меня нет. Было множество чужих мужчин, приходящих в наш дом и быстро покидавших его. Все они для меня остались никем, просто пустыми лицами, не сыгравшими в моей жизни никакой роли. Несложно понять, почему ценность отца с самого детства была для меня утеряна.

Зато называть Марьяну мамой мне разрешалось только наедине, при посторонних она требовала звать себя исключительно по имени, и это была еще одна особенность наших с ней отношений.

Была ли моя мать хорошей актрисой? На сцене, пожалуй, да. По крайней мере, зрители рукоплескали, пресса восхищалась, а те самые поклонники называли «музой» и «божеством», целуя ей ручки и ножки. Наверно, они целовали ее куда-то еще, но к тому моменту меня уже выпроваживали из гримерки, после чего я часами бродил по темным, часто безлюдным коридорам опустевшего театра, рисуя в голове свой собственный, особенный мир. Эти безмолвные часы, наполненные лишь фантазиями, стали моей игрой, моим развлечением и моей жизнью.

Я долго мог ждать, когда моя мать соизволит наконец вспомнить обо мне или просто решит поехать домой, и во время этих моих бесконечных ожиданий сюжеты, подсмотренные мной на сцене, ярко вспыхивали в моем неискушенном детском сознании. Я представлял себя то Марком Антонием, то Ленским, то Ромео. Частенько я забирался на опустевшую сцену одного из залов и там, в тишине и гулком полумраке, играл для себя роли,