Читать книгу "Древний Рим. Честь преторианца - Регина Грез"

Колхиды спешат попасть на стол императора, аравийские рубины и топазы жаждут украсить перстни на длинных нервных пальцах Фурия, сирийский пурпур пригодится для его парадного плаща, а ливанские кедры и слоновая кость пойдут на новое ложе в пиршественном зале. Да… пусть оно будет инкрустировано смарагдами и опирается на львиные лапы.

Известно, что Эпикур учит умеренности и воздержанию, и ему вторит этот старый зануда Сенека. Но познать истинное смирение духа можно лишь после того, как отведаешь самых изысканных блюд и усвоишь суть запретных удовольствий.

Легко критиковать роскошь нищему актеру – он просто не знает, над чем потешается, дурень. А вот, попробуй-ка, воздержись от соблазнов в еде и телесных забавах, если ты уже давно знаком с их порочным очарованием. Истинный стоик лишь тот, кто, зная вкус амброзии пятидесятилетней выдержки из Фалерно, сам добровольно перешел на дешевое ватиканское вино.

"Посмотрел бы я на такого болвана!"

Фурий самодовольно улыбнулся. Резь в желудке сменилась легким чувством голода, и как обычно после трехдневного кутежа на императора снизошло желание заняться важными государственными делами, а прочее время посвятить высокому искусству.

Потому он благосклонным жестом подозвал к себе Рупилия и принялся заинтересованно расспрашивать о реставрации старого театра, что болтают на этот счет в Сенате и не замечены ли новые мздоимцы.

– Я назову его в честь моей несчастной сестры Марциллы, – рассуждал Фурий. – Она любила высокую поэзию и драматические пьесы. Я буду вечно чтить ее память. А мой народ должен понять разницу между мной и скрягой Тиберием. Уж я-то не буду, как он, прятаться на Капри, наблюдая, как чахнет от скуки великий город лишь потому, что собственный пенис одряхлел и уже не годится на Геркулесовы подвиги. Я заставлю чернь вопить от восторга при виде кровавых побоищ на арене цирка. Сброд любит глазеть на чужую смерть.

Рупилий льстиво улыбнулся, но его хитрые глазки заметили болезненный румянец на впалых щеках императора. "Вчерашняя попойка удалась на славу и теперь повелителя мучит запоздалое раскаяние. Знакомо-знакомо… Хорошо бы расшевелить надменного юнца, возомнившего себя сыном Юпитера."

– Мне неловко сообщать, господин… Вчера все стены портика Ульпия опять были исписаны оскорблениями. Люди недовольны дороговизной хлеба, господин.

Побагровев, Фурий отвесил звонкую оплеуху рабу, который укладывал его непослушные жесткие волосы.

– Толпа сама не знает, чего хочет. Стадо баранов! Это сенаторы мутят воду, хотят очернить меня в глазах бедняков и заручиться поддержкой плебса в случае новой заварушки.

Рупилий терпеливо перенес поток брани и тихо добавил:

– На площадях также участились театральные представления. Бродячие мимы показывают сценки сомнительного содержания. На первый взгляд пустая комедия, а копнешь глубже… Сатира и фарс, направленная против… против…

Доносчик съежился, словно бабочка, пригвожденная к столу острым взглядом Фурия.

– Продолжай!

– Некий Фарбий сочинил пьесу о трех днях их жизни обжоры.

– И что с того? – грозно вопросил император, протягивая руку к столу за вяленым инжиром.

– Э-э… ходят разные слухи… – боязливо заюлил Рупилий. – Сюжет толкуют превратно, хотя на мой взгляд он слишком прост. Случайно разбогатевший обжора-лавочник сорит деньгами и поливает себя нардовым маслом с утра до вечера. Якобы от скуки… А домочадцы его едят бобы и мечтают у кусочке свинины. Он вроде как домашний тиран и ворюга. Рассуждает о пользе голодания, а сам… сам он жрет за троих пока прочие перебиваются черствыми лепешками и тухлой рыбой.

– Ах, ты вонючий козел! На кого ты сейчас намекаешь?!

Разгневанный Фурий вскочил на ноги с явным намерением опустить хрустальную чашу на лысину своего доносчика. Рупилий со стоном обхватил царственные колени, умоляя не лишать жизни преданного слугу и соглядатая.

На его счастье в императорскую спальню степенно вошел Лепид. Изменчива была судьба этого грека. Уже в зрелом возрасте, завершив обучение у прославленного в Афинах лекаря, Лепид решил начать собственную карьеру в столице империи.

Но вместо желанного уважения и почета был вынужден несколько лет скитаться по улицам Рима, предлагая простолюдинам целебные мази и порошки. Однажды Лепида даже побили завистливые конкуренты, но Фортуна порой дарит ласковый взор страдальцам.

Средство от кожной сыпи на основе календулы и петрушки помогло излечить гнойники на спине одного видного сенатора при дворе еще прежнего императора. С тех пор дела грека пошли в гору, а точнее, сам он поднялся на Палатинский холм и со временем стал вхож к молодому, но уже страдающему от разных хворей Фурию Германику Августу.

Сейчас же при виде перекошенного от ярости лица своего главного пациента, Лепид не на шутку струхнул. Как бы владыку не хватил удар, ишь как глаза налились кровью, а на губах чуть ли не пена выступила. Необходимо проявить чудеса дипломатии и самому не пострадать.

– Умерь свой гнев, господин! Я изготовил квасцы с луковым соком, они просветлят твою голову, как и средство на основе вареного чеснока…

Фурий тут же выпустил из скрюченных пальцев складки одежды перепуганного Рупилия и уставился на лекаря, приоткрыв рот.

– Ты хочешь надо мной посмеяться, Лепид? Хочешь, чтобы от меня воняло луком и чесноком, как от простого солдата? Предлагаешь своему императору лекарство последнего легионера?

Врачеватель с достоинством поклонился, сохраняя невозмутимый вид, однако внимательный взгляд на его подрагивающие колени выдал бы большое волнение грека.

– Я лишь ищу быстрое и эффективное средство для твоего благополучия, Цезарь. Но порой самое сладкое вино наливают в замшелые меха, а в нефритовых вазах прокисает уксус. Рад сообщить, что на сей раз мне удалось найти гармонию между эффектом и формой. Внимательно изучив папирусы египтян и свитки шумеров, я нашел достойный рецепт, немного дополнил его и готов предложить…

– Давай быстрее, не видишь, я изнемогаю от боли!

Лепид торжественно вынул из складок одежды стеклянный флакон с бесцветной жидкостью внутри. Только под пыткой лекарь мог бы сознаться, что истинные ингредиенты и пропорции снадобья он позаимствовал у мелкого торговца-шарлатана с улицы Сыроделов. Но результат нескольких проверок на рабах вполне доказывал, что чудодейственное средство и в самом деле приглушает зубную боль. А зубы, как известно, находятся внутри головы.

– Что за отраву ты опять приготовил? – заинтересованно спросил Фурий, шумно потянув носом воздух.

– Цикорий с розовым маслом и уксусом, мой господин – смиренно пробормотал грек, благоразумно умолчав о ряде других, менее благородных компонентах настоя.

Возможно, тощему Рупилию так и удалось бы улизнуть из резиденции Цезаря без единого синяка, но будто сам Гермес дернул за язык пожилого сплетника.

– А еще я слышал, что при расстройстве желудка хорошо помогает желчь рыжей собаки, растертая с печенью осла…

Рупилий даже не успел договорить, потому что осмелился поднять взор на высокий