Читать книгу "Замок из золотого песка - Марина Владимировна Болдова"

заперла номер и спустилась вниз, на террасу. Первое, что увидела, – удаляющийся от отеля «Инфинити» Ады Серафимовны Сикорской. Раздался троекратный прощальный гудок – видимо, она меня заметила в зеркало заднего вида, я в ответ помахала рукой. По необъяснимой причине из всего нашего семейства вдова профессора Сикорского была благосклонна только ко мне. С мамой свекровь Ваньки была осторожна, пугаясь ее реакции на нескромные шутки и громкий командный голос. С Семочкой – откровенно пренебрежительна. Заметно побаивалась деда Никодима, избегая с ним малейшего общения. Невестку терпела и даже, поздравляя молодых, смогла заставить себя прикоснуться к щеке Ваньки, заслужив одобрительный кивок сына. С приезжими же родственниками деда Никодима Ада Серафимовна знакомиться не стала вообще.

На церемонии венчания в местной церквушке она встала рядом со мной, легонько отодвинув мощным плечиком единственную, видимо приглашенную Леней, нашу с ним коллегу из школы – молодого учителя биологии Лену Львовну Бабич. Я отошла чуть в сторону, давая Сикорской встать, как ей удобно, она улыбнулась мне искренне и немного виновато. «Марьяша, уж как я хотела, чтобы Ленечка выбрал вас, вы не представляете!» – негромко произнесла она. «Но я же старше!» – возразила я, не найдя быстро другого аргумента. А потом спохватилась: «И я замужем!» – «Поверьте, милая, в счастливой семейной жизни не важен ни возраст, ни рост, ни цвет волос. А ваш муж… сегодня есть, завтра нет, – довольно жестко произнесла Ада Серафимовна и добавила: Не подумайте чего плохого, просто юношеская любовь не вечна». Больше она не произнесла ни слова, у меня же вмиг испортилось настроение и, чтобы не расплакаться некстати, я сосредоточилась на голосе батюшки.

Мы с Аркашей действительно поженились совсем молодыми, брак наш длился уже восемнадцать лет, но вместе мы прожили, как я однажды подсчитала, немногим больше семи. Все остальное время муж провел в командировках в разных точках мира.

– Марья, отстал от тебя майор, наконец, – прогремел позади голос Семочки. Я вздрогнула – при своей мощной комплекции отчим умел передвигаться практически без шума.

– Вас с мамой он тоже допрашивал? – поинтересовалась я.

– Со мной говорил. А маму я ему беспокоить не дал категорически! – повысил вновь голос Семочка. – Возражать майор не посмел, – весело ухмыльнувшись, добавил он. – Вот с Гришей у них вышла размолвка, да… Видно, чем-то насолил ему наш сосед, еще когда служил в полиции. Гришка отмалчивается, но я же вижу. Кстати, что он в комнате у тебя делал? Да еще за запертой дверью?

– Да так… совещались, что будем говорить полиции. Чтобы лишний раз потом не вызывали, – соврала я, ничуть не смутившись. Не готова я была рассказать отчиму о происшествии с Ванькой. Хотя та перед свадьбой заявила, что теперь ей все равно, узнает о Мельникове отец или нет. «Я начинаю новую жизнь, Марья. Обыкновенную жизнь обыкновенной бабы. Дом, кухня, дети. Ну, если бог даст, конечно. Или врачи в Израиле помогут. Я обо всем рассказала Ленчику, и про поздний аборт тоже. И знаешь, я буду всю жизнь ему благодарна уже за то, что он сразу же предложил поехать вместо свадебного путешествия на обследование. Клинику нашел, заказал билеты, отель. Так что ты одна знаешь, куда мы летим после свадебного банкета. Смотри, Аде не проболтайся!» – напоследок предупредила она меня.

Я тогда удивилась поступку Леонида, но и порадовалась за сестру – муж ее оказался человеком заботливым.

– Ты меня не слушаешь, дочь! – с обидой заметил Семочка. – А вопрос важный. Аркадий-то когда в отпуск?

– Не знаю, пап, не сообщал. Звонит редко, говорим коротко. Вам всем передает общий привет, – произнесла я, жалея себя.

– Ты, Марья, как соломенная вдова живешь. Есть муж, ан нет его. Что за любовь такая? Не понимаю. Любишь – будь рядом с любимой. А вдруг помощь какая ей понадобится? Ну, хоть бы звонил каждый день, я б понял. Или нельзя им там? И ты вся на нервах – жив, не жив… А если убьют, не дай боже?

– Думаю, о гибели мужа вдове сообщат сразу, – невесело прокомментировала я.

– Вот-вот… сообщат. Страшно за тебя, девочка. Я матери-то сказал, что Аркадий не воюет, а в Белоруссии солдат обучает. Не забудь, что мы так с тобой договорились. Пока верит, но уже спрашивала про отпуск. А сегодня такой у нас разговор состоялся, что я прямо еле выкрутился. Хочет она поговорить с тобой, чтобы ты ехала к нему в Беларусь. Там, мол, тоже преподавать в школе можно, английский везде изучают. А мужчину оставлять одного надолго нельзя. И права ведь…

Я молчала. И Ада была права – от юношеской любви не осталось и следа. И Ириша с Лизкой вторили маме – я действительно при живом муже живу в одиночестве. Зная мой характер, подруги даже не пытались знакомить меня с другими мужчинами. Хотя Лиза, с тех пор как разошлась с мужем, в моем присутствии откровенно радовалась тому, что стала свободной. Я ее понимала – бывший муж подруги был безнадежным алкашом.

Аркаша приезжал все реже, часто совсем ненадолго. Последняя командировка затянулась на год. И однажды Ванька, не выдержав, высказалась резко, что у Гладкова не иначе как появилась другая женщина. Слабо возразив, я все же задумалась. А почему бы и нет? Аркадий женщинам нравился всегда, а во время долгой разлуки с женой могло случиться всякое. Мне бы расстроиться от таких мыслей, но нет. Я даже поначалу испугалась того облегчения, которое почувствовала после слов сестры. Появление соперницы стало бы уже чем-то определенным, после чего можно было бы делать следующий шаг. И я хотела, чтобы первый шаг к расставанию сделал муж. Но в то же время очень боялась потерять в нем близкого друга.

Мы настолько срослись ментально, что я мысленно говорила с ним, передвигаясь по нашей квартире, словно он находился рядом. Я знала каждый его жест: возражения, согласия или сомнения. Знала, что означает ухмылка, приподнятая левая бровь и сжатые крепко губы. Аркадий потирал кончик мизинца левой руки при сильном волнении, почесывал лоб, когда готовился сказать что-то смешное, сильно прикусывал фалангу указательного пальца, когда пытался сдержать гнев. Он резко краснел, если был зол, и отводил взгляд, если не мог ответить на вопрос, а врать не хотелось. Когда я видела, как затягиваются поволокой глаза, взгляд становится менее осмысленным, а пальцы рук муж, сдерживаясь, сплетает между собой, я знала, что даже пытаться сделать вид, что я его не понимаю, не стоит.

И все же что-то из нашей любви ушло. Наверное, искренняя, почти щенячья радость при