Читать книгу "Блеск и нищета шпионажа - Михаил Петрович Любимов"

и, между прочим, то шаль, то черепаховый гребень, то лак для ногтей, забытые натурщицами.

Ворота оказались незапертыми, он прошел через сад, понюхав на пути густой куст махровых роз, — запах прекрасный и тяжелый, вспомнил почему-то розовое варенье в банке из Елисеевского. Сикейрос обрадовался неожиданному гостю, война в Испании вдохнула в него столько творческой энергии, что любое напоминание о ней было величайшей радостью, — мы сами создаем и проживаем жизнь, попутно увековечивая ее на гениальных полотнах.

Он даже не удивился, когда Клим попросил величать его Анджеем, а не Петером, конспирация — это настоящая жизнь, это мурашки по телу от постоянной опасности, Сикейрос не мыслил жизнь без авантюр, они помогали творчеству. Давид поддерживал связь с местной компартией, не изменившей делу Коминтерна, стойко разделял сталинские позиции и ненавидел предателя Троцкого.

Это радовало.

Освежили нынешнее местожительство: Койоакан, Авени-да Виена, крепость снаружи и изнутри, две сторожевые башни, вход посторонним только по пропускам. Гнида трудилась над биографией Сталина, и не нужно было гадать, что из этого выйдет. Окружение? Преданные фанатики, к ним не подойти.

Сикейрос немного знал лишь секретаршу Троцкого Сильвию Эджелофф, встречались пару раз в Испании и на улице уже в Мехико, однажды была у Сикейроса на вернисаже, обожает Троцкого, это — идол, это — бог, чистая женщина — такую не перетянешь.

— А что ты хочешь? — заинтересовался в конце концов Давид.

— Пока не могу ответить.

— Наверное, пришибить? Он часто об этом говорит и пишет, потому и заперся в своей крепости.

— А что? Он тебе очень нравится?

Тут из Давида забил фонтан негодования — как ему может нравиться предатель дела Ленина и Сталина? Да он своими руками задушил бы эту сволочь! Товарищ Сталин хочет этого?

Клим улыбнулся: у товарища Сталина много забот, на его плечах все государство рабочих и крестьян, простые люди поважнее этой дряни, впрочем…

Давид понимающе улыбнулся в ответ и сообщил, что в партии создана группа боевиков на случай обострения ситуации в Мексике (дабы не зевать и действовать, как большевики в семнадцатом), у него там двое корешей по Испании и, если надо, он готов их привлечь к делу. Давид так увлекся идеей, что даже нарисовал мелом Троцкого со зловещей эспаньолкой Мефистофеля, он стоял, раскинув руки, во дворе виллы, и пули прошивали его, как решето.

С Сикейросом все было ясно, правда, Клим опасался творческих натур, этих романтиков он насмотрелся в Испании, они могли убивать, делали это непрофессионально и чересчур жестоко, а потом рвали на себе волосы, публично каялись или того хуже — пускали пулю в лоб с идиотской запиской в стиле мук Раскольникова. На них опасно полагаться — лучше тупой работяга без сложной психики.

Волновали газеты, Гитлер пер на Европу, что будет дальше? Товарищу Сталину виднее, империалисты везде одинаковы, и если он заключил пакт с Германией (Сикейрос скрежетал зубами по этому поводу и говорил о непонятном сговоре), то, значит, для этого были основания: в конце концов, разве не Чемберлен и Даладье позволили маньяку-фюреру захватить Чехословакию? Да и маньяк ли он? Советские газеты писали о Германии вполне дружелюбно и совсем не так, как год назад. Троцкого в НКВД считали агентом фашистов, кто же он теперь? Серов размышлял об этом, но ясности не было, впрочем, от выполнения основной задачи это не отвлекало.

Первый визит к Марии вылился в праздник после возвращения, она отчаянно скучала, все пережитое в Испании рисовалось в розовых тонах, даже трупы на улицах и развалины, — прошлое всегда прекрасно, настоящее уныло. Что тут, в провинциальной Мексике? Безропотная бедность, мишура карнавалов, болтовня интеллигенции, игра в мистику, бездарщи-на в искусстве (о, где ее влюбленность в народный стиль, когда по полотнам бредет смерть с косой, в полном, своем непревзойденном скелете? — даже это обрыдло!). Сидели, вспоминали убитых друзей, даже забыли о любви, хватились ее лишь на третьем часу и предались оной в спальне из карельской березы, и Анджей Василевский был ничем не хуже товарища Энгера.

Попутно и тонко поинтересовался Рамоном: где многообещающий мальчик? что поделывает? работает ли? такой же правоверный или сменил знамя, как многие? Оказалось, что, по счастью, по-прежнему горит революционным энтузиазмом, хотя и подавлен разгромом в Испании. Мама считала, что вырастила из него настоящего большевика, из тех, перед которыми не могли устоять никакие крепости. Вопросы возлюбленного (задавал он их в кровати под балдахином — ошибка разведчика, всему свое место и время) несколько насторожили Марию.

— Тебе он нужен?

— Я хотел бы с ним поближе познакомиться.

— Зачем? — она встрепенулась, как птица, охранявшая гнездо. — Он еще маленький, ему чуть больше двадцати.

— Да я и не собираюсь поручать ему какие-то дела. В Москве и вообще в Коминтерне очень плохо знают настроения молодежи, а это — будущее. Это безобидная работа.

А тут явился и будущий объект разработки, изменился он мало, по-прежнему франтоват, хотя и без смокинга, вводившего старого большевика Красовского в антибуржуазную истерику. Обедали втроем в большом зале, с серебром и фарфором, Рамон, повязанный большой салфеткой, священнодействовал над едой, за столом прислуживал старый слуга в черном фраке.

— Так на чьей же вы стороне сейчас, когда идет война? — допытывался юноша.

— Ни на чьей. И те и другие — империалисты, а мы — рабочее государство.

— Теперь я все понимаю. Это очень мудро. Между прочим, Троцкий пишет о сговоре Гитлера и Сталина.

— Насчет Троцкого особый разговор, Рамон. По нашим данным, сам Троцкий находится в тайном сговоре с Гитлером и будет оказывать ему поддержку для того, чтобы свергнуть советскую власть.

— Не может быть! — искренне возмутился Рамон. — Какая сволочь!

Достойные политические взгляды, коммунистическая одержимость, вера в товарища Сталина, но еще надо над ним работать, укреплять антитроцкистские настроения, изучить глубже личные качества — в конце концов, слово и дело очень часто по разные стороны. Он так и написал в своей шифровке, переданной человеку из советского посольства. Закон разведки: если можно, все проверять самому. Агентура часто заблуждается безо всякого злого умысла.

В воскресенье Серов зашел на дневную службу в католическую церковь, молча сидел среди верующих, слушал проповедь, а потом так погрузился в звуки органа, что совсем забыл о главном.

Авенида Виена, где стоял особняк Троцкого, находилась неподалеку, безлюдная улица, вся в одинаковых особняках — кто там проживает? Неплохо узнать.

И тут — о, счастье! — Лев Давидович вместе с супругой вышел в сопровождении бравых охранников, бегло взглянул на Клима, глаза их на миг встретились. Сели в ожидавший автомобиль и умчались.