Читать книгу "Спутники Марса: маршал Тюренн и принц Конде - Людмила Ивонина"

очень любил аргументировать свою мысль, за исключением тех случаев, когда был вне себя»[25].

Герцог Энгиенский сохранил интеллектуальные вкусы на всю жизнь и долгое время считался вольнодумцем по религиозным вопросам. Его неумному характеру как нельзя более соответствовало разливавшееся широкой волной с начала XVII в. свободомыслие. Под именем либертинов (libertins) – вольнодумцев, людей освободившихся от подчинения канонам поведения в католицизме, объединялись свободомыслящие всех сортов: практические неверующие, скептики-философы, писатели, поэты. То были сторонники свободной, гедонистической морали, как правило, представители высшей знати и их клиентелы. Они создавали тайные сети дружеских связей, основанных на общности эротических вкусов. Можно сказать, во Франции существовала особая либертенская (или либертинская) субкультура. Либертинаж воплощал мечту человека о свободе, как желанной и недостижимой силе, способной преодолеть чувство потерянности и разочарования в этом мире. Ученый богослов Марен Мерсенн, напуганный этим потоком безбожия, грозившим положить конец господству церкви, разумеется, преувеличил, исчисляя количество атеистов в одном Париже в 1623 г. в 50 000 человек. Тем не менее, опасность действительно существовала. Один из выдающихся богословских писателей Пьер Николь не уставал повторять: «Величайшая ересь последнего времени – это неверие», и «Вам нужно знать, что величайшая ересь в мире уже не кальвинизм, не лютеранство, а атеизм, и что атеисты есть всяких сортов – добросовестные, недобросовестные, решительные, колеблющиеся и соблазняющие».

Вольнодумцы делились на две группы: первую составляли философы и ученые, скромные, враждебные всякому скандалу, внешне исповедующие уважение к религии. Одни из них исходили от эпикуреизма, а другие следовали скептикам. Вторая группа состояла из людей светских, куртизанов, женщин, некоторых поэтов и модных умников. Они производили большой шум, учиняли скандалы и неприличные выходки. Им больше всего нравился дерзкий вызов против самого Бога. Светские вольнодумцы не придерживались установленного учения: насмехались над таинствами и святошами, афишировали терпимость, говорили, что следуют только разуму и природе, и жили, как люди, для которых вся суть состояла в удовлетворении их собственной натуры. Луи импонировали последние.

Образование герцога Энгиенского было завершено в Королевской военной академии в парижском предместье Тампль, основанной по приказу Ришелье, убежденного в том, что военная наука и образованность неразделимы и в равной степени необходимы, чтобы управлять делами внутри государства и защищать его за его пределами. Юный принц крови сразу оказался в центре внимания благодаря своему высокому рангу и свободной манере держать себя. Скоро он был окружен друзьями, многие из которых сопровождали его по жизненному пути. Это Луи, герцог де Немур, Луи-Шарль, герцог де Люинь, Жак, граф де Таванн, братья Граммон, Анри и Филибер… Все два года обучения он показывал отличные результаты, особенно в верховой езде и освоении тактических приемов боя. По программе Академии физические упражнения не занимали всего времени учеников, которые помимо этого обязаны были знать всеобщую историю, географию, право народов (или международное право). Луи писал отцу, что главным образом он «изучал примеры великих и мудрых полководцев». Уже в 17 лет герцог Энгиенский, завершив образование, отправился в Дижон и стал исполнять обязанности отца на посту губернатора Бургундии. Юноша уклонялся от навязываемого ему брака, о котором будет идти речь впереди, и жаждал побыстрее проявить себя. Он спешил, очевидно, ощущая, что Хронос его зовет. Он еще долго будет спешить.

Перед нами – совсем не похожие друг на друга молодые люди с разницей в возрасте 10 лет. Оба происходили из семей непокорных аристократов, но один – виконт и гугенот, а другой – принц крови и католик. Мораль и долг преобладали у одного, а свободомыслие – у другого. Один отличался терпеливым упорством, другой – неусидчивой ленью и импульсивностью. Но их объединяло гораздо большее – выдающиеся способности, понятие чести, огромное честолюбие и время.

Хронос открывал молодым виконту и герцогу поле для широких возможностей отличиться. В Европе гремел последний аккорд «конфессионального века» – Тридцатилетняя война (1618-1648), уносившая большое количество человеческих жизней и многое изменявшая в жизни государств континента. В огне войны закалялись умы, зрел опыт, и реализовывались таланты многих беспокойных душ. Тюренну и Конде предстояло превзойти своих отцов.

Познание жизни: война в Европе и двор во Франции

Франция создавалась мечом

Шарль де Голль

Все мы увлекаемся любовью к славе, и самые достойные

люди наиболее ей проникнуты

Марк Туллий Цицерон

С 1618 г. в Европе шла война, которую позже назовут Тридцатилетней. Она стала первой в мировой истории общеевропейской войной, где столкнулись и получили полное либо частичное разрешение противоречия эпохи перехода от средневековья к Новому времени. Она совместила в себе все – борьбу средневекового и нового, рационального и конфессионального, прогресса и регресса. Это колоссальное событие было настолько многомерным и многоплановым, что ряд историков вслед за современниками войны становились на позиции гиперкритицизма. Мол, Тридцатилетняя война – это не целостное временное событие, не борьба регресса и прогресса, не следствие религиозного рвения или государственного прагматизма, а лишь локальные вооруженные конфликты. Война как бы растворяется во времени: она есть, и ее нет. И ни один из существующих взглядов на нее и подходов к ней не чувствует себя достаточно сильным, дабы объявиться единственно верным. Это лишний раз подчеркивает эклектику эпохи Барокко, в которой все, подобно самому барочному храму, сплетается в многоформенную и загадочную композицию. Анатомия Тридцатилетней войны – это анатомия Барокко, где каждому, кто заинтересуется ею, открывается масса неординарного и противоречивого.

В Тридцатилетней войне принимали прямое или косвенное участие все страны Европы. Реалии «конфессионального века» привели к делению государств континента на католический и протестантский лагеря и образованию в начале XVII в. двух религиозно-политических блоков – Протестантского союза и Католической Лиги, армии которых столкнулись на полях сражений этой войны. Ее рациональная суть заключалась в разрешении долгого противостояния двух путей государственно-политического развития континента – универсалистского и антиуниверсалистского, существовавших в Западной Европе с начала XVI в. Первый из них представляла Империя Габсбургов, которая с 1519 г. (с восшествия на престол императора Карла V) охватила огромную часть Западной Европы – германские земли, Испанию, Нидерланды, Франш-Конте, Южную Италию. В 1555 г. Аугсбургский религиозный мир зафиксировал конфессиональный и территориальный статус германских княжеств, а в 1556 г. Империя разделилась на владения австрийских и испанских Габсбургов. Однако попытки подчинить князей и всю Европу в XVII в. оставались грозной политической реальностью.

Историческим фундаментом второго пути был многовековой процесс складывания европейских государств в этнических границах и возвышение в них королевской власти, в особенности во Франции, а в рамках самой Империи Габсбургов –