Читать книгу "Война и Мир - СкальдЪ"

спрыгнул на пристань, достал из шикарной кожаной кобуры карабин и коротко свистнул, подавая команду и заставляя своего Могола замереть, как вкопанного. Спокойным уверенным движением граф положил ствол карабина на седло, расставил ноги и повел плечами, прилаживаясь к прикладу. Целился он секунды три, после чего прозвучал хлесткий уверенный выстрел и вниз по ветру поплыло облачко порохового дыма.

Взмахнув руками, капитан повалился на палубу. Гражданские закричали, кто-то в испуге присел, схватившись руками за голову. Одна из женщин упала в обморок, детишки заплакали.

— Гусары — ружья вон! Цельсь! — последовал мой новый приказ. Почти две сотни карабинов Бердана сразу же направились в сторону продолжающего дрейфовать парохода. Растерявшиеся казаки последовали общему примеру с задержкой, явно не готовые вести огонь. На меня они смотрели, приоткрыв рты и не веря, что мы можем быть настолько жестокими. Донцы ждали, что скажет Быхалов, а тот и сам растерялся. Наверное, расстрела мирного парохода есаул себе и в страшном сне представить не мог. Я же блефовал и прекрасно понимал, что по гражданским стрелять не смогу, не по женщинам и детям. Вот только оставшийся на ногах помощник капитана этого не знал и мой блеф имел прекрасные шансы на успех. Надсаживаясь и привстав в стременах, я закричал. — Заворачивай свою лохань к пристани! Не вынуждай меня превращать ваше корыто в решето! Быстрее!

Раздался еще один выстрел, Некрасов для усиления эффекта разрядил карабин в воздух. Результат получился неожиданным, но весьма впечатляющим. Трудно сохранить хладнокровие, когда на тебя смотрят двести ружей, а держат их такие головорезы, которыми детей можно пугать.

Один из матросов зачем-то побежал вдоль борта, а второй с испуганным воплем сиганул в воду. Женщины принялись кричать, умоляя не стрелять. Турки же прониклись и разом поверили. Я видел, как у помощника трясутся руки. Он принялся орать и размахивать кулаками, награждая матросов полновесными тумаками. Один из них судорожно закрутил рулевое колесо. К моим словам моряки отнеслись с полным доверием, и уже через три минуты, выдыхая клубы черного дыма и вспенив воду, «Хилал» ткнулся бортом в пристань.

Немного красуясь, я заставил Юлу пройтись по спущенным сходням и поднялся на борт, не покидая седла. Наступила абсолютная тишина, в которой лишь раздавался грохот копыт. Снизу, с деревянной палубы, на меня смотрела сотня побледневших лиц. Следом на борт забрались гусары, Некрасов и Шувалов. Оба выглядели настолько колоритно и грозно, что с них хоть картины пиши. Граф небрежно держал на плече карабин, ему бы стетсон, клетчатую рубаху и ковбойские сапожки, и можно отправлять покорять Дикий Запад. Я нисколько не сомневался, что мы бы и там шороху навели.

Раненый капитан ворочался и стонал, вокруг него расплылась лужа крови, но он был жив. Шувалов попал, куда целился — в плечо, и жизни турка как будто ничего не угрожало.

Помощник снял феску и низко поклонился. Его примеру последовали матросы и часть гражданских.

— Помилуй нас, эфенди! Шайтан попутал, не ведали, что творим, — турок упал на колени. — Только жизнь сохрани!

— Что, теперь иначе заговорил? Одумался, шёлковым стал? Похвально, очень похвально. Ладно, живи пока. Спустить турецкий флаг! Пароход отогнать в безопасное место! Экипаж — под арест! — отрывисто приказал я. — Гражданские могут быть свободными, русская армия с мирными жителями не воюет. Женщин прошу к нашему скромному столу, немного коньяка вам явно не помешает.

Глава 4

«Делом» в русской армии называют любое действие на войне, которое по своему статусу не является сражением или битвой. Данным словом могли назвать разведывательный разъезд с захватом языка, перестрелку у безымянного родника или взятие деревни. Раздался хоть один выстрел — подобное уже можно смело именовать «делом».

«Делу у Журжево», как окрестили захват гусарами Смерти турецкого парохода, особого значения не придали. Прибывший на берег Дуная через полутора суток Скобелев 1-й лишь похвалил, да пожал руку, благодаря за судно, которое еще обязательно понадобится нам для переправы. Правда, несколько румынских репортеров успели написать о жестокости Бессмертных гусар, которые едва не изнасиловали, именно такую формулировку они использовали, экипаж гражданского парохода «Хилал».

Особого значения бумагомарателям мы не придавали, тем более, под давлением армейского командования почти сразу вышли статьи- опровержения о том, что никто, кроме капитана не пострадал.

И все же генерал-майор Кропоткин, как и еще пара человек, не преминули высказать критику за лишнюю жестокость по отношению к штатским. Князь вообще приказал «впредь подобных мер избегать», ссылаясь на жалобы в прессе, которые выдвинули гражданские лица с захваченного нами парохода. Дескать, с ними обошлись грубо и вообще, едва не убили.

Я отдал честь и пообещал князю, что так и сделаю, после чего со спокойной совестью выкинул эту миролюбивую чушь из головы. Ясно, что Кропоткин ревнует к чужим успехам и втайне завидует, что сам так действовать не может, ибо хоть и весит семь пудов, а кишка тонка. А прочие недоброжелатели пусть идут лесом.

Семеро суток Александрийские гусары стояли в окрестностях Журжево, наблюдая, как на берег Дуная прибывают пешие и кавалерийские полки. Время не прошло впустую, я встретился с агентом Аскетом, принял от него свежие донесения, после чего обеспечил деньгами, одеждой и в одну из ночей переправил на другой берег великой реки. Операцией лично руководил Рут, он сам сплавал с гребцами на ту сторону и благополучно вернувшись, сообщил, что все прошло хорошо.

Рут завербовал человека, я не стал ему уступать и так же нашел перспективного венгра, дав ему псевдоним Кумыс. Аскет отправился к Рущуку, человек Рута к Бяле, а Кумыс получил задание узнать все, что можно про Николаев, тамошние укрепления и гарнизон. И хотя в данных населенных пунктах давно работала агентура Паренсова, лишние люди нам не помешают.

Стоило отметить, что русская разведка подготовилась к войне серьезно. Офицеры закинули на вражескую территорию десятки агентов. Я вновь получил обязанности резидента, координируя связь и направляя общие усилия на интересующих главный штаб объекты. Через мои руки шли различные донесения, которые позволяли понять, какие турецкие таборы и в каком количестве противостоят нам на данном отрезке реки.

На седьмые сутки пришел приказ менять позицию, нас переводили вверх по течению, к деревне под названием Зимнево. Там уже находилась практически весь авангард Скобелева 1-го. Особенно меня обрадовало, что полковника Паренсова отозвали к Главнокомандующему, а новым начальником штаба у Дмитрия Ивановича стал его сын. Там же, в самом приличном здании Зимнево, ставшем временным штабом, я его и встретил.

— Михаил! — не скрывая радостной улыбки я обнял Скобелева.

— Миша! — он крепко сжал мне плечи и искренне рассмеялся. Я поприветствовал нескольких человек из его свиты, после чего мы отошли в сторону и разговорились.

— Не ожидал, что тебя назначат к Дмитрию Ивановичу. Сын под командованием отца, прямо каламбур какой-то.

— Я и сам не ожидал, но доволен — слов нет. И дело не в протекции, она мне не нужна, и за спинами я сидеть не намерен. Просто теперь появилась возможность развернуться со всей возможной силой. Кстати, со мной Куропаткин прибыл, он будет рад тебя видеть. Толковый офицер растет.

За следующий месяц Скобелев действительно развел бурную деятельность. В его ведении находился участок реки, длинною более ста верст, от Рущука до Николаева. Не было такого дня, чтобы он куда-то не скакал, чего-то не проверял или чего-то не делал. Кипучая натура заставляла его не спать по двое-трое суток, читая книги по военной стратегии или придумывая различные ухищрения. К примеру, он мог приказать за ночь вырыть редут и установить макеты пушек. С рассветом турки замечали неладное и начинали палить по редуту через реку. Там никого не было, но иной раз проходило по три-четыре часа, они расходовали значительное количество боеприпасов и собственных нервов, прежде чем успокаивались.

Как-то он приказал 2-му конно-казачьему Кубанскому полку двое суток вязать из виноградной лозы человеческие фигуры. На них надели старую амуницию, дали в руки палки и в одну из ночей расставили в самых живописных позах в вырытых окопах. Турки целый день вели по ним ожесточенный огонь.

В целом, я прекрасно понимал, что Скобелев действует правильно. Он не только заставлял турок стрелять впустую, но еще постоянно нервировал их, а такие перепады