Читать книгу "Пленники Амальгамы - Владимир Михайлович Шпаков"

не раз, благо до выхода на службу еще несколько дней.

Вечером запасаюсь бутылками с этикетками «Пряжская». Не пластиковыми (в них разливают минералку с таким названием), а стеклянными, в которых содержится огненная вода. Продают это пойло в магазине шаговой доступности, что за углом нашей пятиэтажки, а запас делается, чтобы десять раз не бегать и не светить опухшей рожей перед соседями. Им не объяснишь, мол, предаюсь добровольному сумасшествию, как назвал пьянство один мудрец. Почему предаюсь? Потому что завидую тому, кто живет за стенкой – его свободе-безответственности. Он живет аки птица небесная, не сеет, не пашет, а боженька (моими руками) ему все дает! Мне б так жить!

Поначалу впихиваю в себя водку через силу. Не заработал за жизнь привычки, так что давись – а пей! Потом, как в известном присловье, рюмки начинают влетать мелкими пташками, и «Пряжская» водка превращается в воду. Вскоре многие вещи теряют значимость, вроде как девальвируются. Нагоняй от главреда, если вовремя не выйду на работу? Мелочь! Мой внешний вид? Пустяк! Живущему за стенкой можно не стричься – не бриться, а я чем хуже?! И счет дням потерять можно, поскольку дни начинают сливаться с ночами, путаться; а главное, можно выкинуть из головы поднадзорного. Поначалу я еще приоткрываю дверь, чтобы понаблюдать за моим «астрологом», затем прекращаю. Пусть улетает в своем больном воображении на границу обозримой Вселенной – ей от того ни тепло, ни холодно.

Когда дожди прекращаются, появляется возможность наблюдать с балкона за бездонным звездным небом. Эти светящиеся шары отделены друг от друга триллионами километров, и если мы в посмертном бытии окажемся на разных концах галактики, то любая встреча исключена. Но ведь она исключена и сейчас, когда нас отделяет друг от друга всего лишь тонкая (да еще звукопроницаемая) стена! За стеной живет космическое одиночество: не пришелец, а, скажем так, ушелец. Он ушел, выскочил за пределы человеческого мира, и вернуть его обратно пока не представляется возможным.

Я тоже делаюсь ушельцем. Пищу почти не потребляю, разве что занюхиваю, живу исключительно на огненной воде. Жаль, запасы заканчиваются, надо в магазин. Двигаюсь, как сомнамбула, по стеночке, а навстречу рыжеволосая мадам с пуделем на поводке.

– Артем Валерьевич! – восклицают. – Что с вами?!

Инстинктивно оглядываюсь, вроде как желаю разглядеть за спиной Артема Валерьевича. Потом вспоминаю: это я сам. Но не верю, отвечаю грубо: чего, мол, надо?!

– Да ничего не надо! Как не стыдно! В зеркало на себя посмотрите!

«А это идея!» – думаю, возвращаясь с двумя бутылками «Пряжской». Заглатываю половину бутылки, после чего приближаюсь к задрапированному зеркалу. Я положил с прибором на обязанность что-то там расчехлять, но сегодня пришел час, когда надо взглянуть в глаза правде. Или чему-то еще? По мнению Кая, там живет что-то больше и значительнее, чем правда…

Сдернув гардину, таращусь в мерцающую глубину. Свет не включаю, поэтому виден лишь темный силуэт, который вскоре начинает двоиться, и вовсе не из-за воздействия алкоголя. Почему я боюсь и ненавижу тех, кто отражается в поблескивающем стекле? Темные абрисы без глаз, без черт лица – по сути, ничтожные тени, а страсти пробуждают нешуточные! Более того, у меня чувство, будто я сам – тень. И из меня, безвольного и беспомощного, зазеркальные существа высасывают жизненную субстанцию. Полупрозрачная, едва заметная прана исходит из меня, как некий пар, и перемещается на ту сторону стекла. Я слабею, будто лишился души, они же, напротив, разрастаются, множатся, их уже не два, а пять, десять, и каждый норовит высунуть рожу из зеркала.

– Ты ничтожество! – кричит одна рожа. – Лузер!

– Да он просто отбраковка! – орет другая рожа. – Он сослан сюда, как каторжник в Австралию, его вечная обязанность – присматривать за снежным человеком!

– А после смерти мы сошлем его еще дальше! – вопит третья. – Его место – в медвежьем углу галактики!

Я хочу возразить, мол, кого вы собираетесь ссылать в медвежий угол?! То есть – что ссылать?! Душу из меня высосали, вы ее хозяева, делайте что хотите! Но возражения замерзают на губах. Силы покинули меня, я даже не могу замахнуться зажатой в руке бутылкой и размозжить зеркало, прекратив издевательскую вакханалию. Пользуясь моей беспомощностью, зазеркальные с легкостью перешагивают границу миров и кружатся вокруг меня, крича и хохоча, в дьявольском хороводе…

2. Майя

Рисовать на обоях – это совсем другое, чем на листе бумаги. Или, допустим, на холсте. В художественной школе нас учили рисовать на крупноформатных листах, чьи края всегда внезапно обрывались. Выстроенная в воображении картина оказывалась шире листа, больше листа (и значительно!), но обозначенная граница уничтожала твою фантазию, обрезала ее будто бритвой. И граница холста точно так же отсекала выдуманные образы, что меня всегда бесило. Или не меня? Не могу точно сказать, я ли училась в художественной школе или кто-то другой. Очень может быть, что другой, передавший мне опыт раздражения на преподавателей, норовивших запихнуть выдуманный тобой мир в рамки листа или холста. Потому я раскрашиваю обои, благо на просторах стены любой замысел оказывается реализован.

Сегодня я рисую ледяную принцессу. Она в лилово-голубом платье, с крошечной короной на голове, идет по зимнему лесу. Лес мрачный, голый, а силуэты деревьев черные, извивающиеся, мертвые. Но она идет. Между мертвыми деревьями ползают змеи, бегают странные зубастые существа, и каждый готов проглотить незваную гостью, разодрать на части – и сожрать. А она идет! Ей жутко, страшно, а главное, безумно одиноко: ни одного человеческого существа, одни монстры кругом, и защитить принцессу некому! А главное, впереди ждет огнедышащий дракон, он расплавит ледяную одиночку горячим выдохом, даже сжирать не потребуется!

Увы, на дракона места не хватает. Принцесса нарисована над диваном, за ее спиной, до самого окна – черные деревья, впереди – монстры. А там, где будет расположен дракон, находится платяной шкаф. Обои еще не кончились, а вот место для изображения – кончилось, отчего на глазах наворачиваются слезы. Мне жалко принцессу, честное слово, но почему-то без дракона никак нельзя, и я, хлюпнув пару раз, начинаю сдвигать шкаф. Наваливаюсь на него грудью, затем упираюсь спиной, чтобы оттолкнуться ногами от дивана. Гад такой, не хочет сдвигаться! Облегчая задачу, выкидываю из шкафа куртки, плащи, ящики с бельем, и после очередного усилия – ура! – он сдвигается!

Отвоевав примерно с полметра стены, перевожу дух и начинаю выбор карандашей. Сам дракон будет зеленый, такой карандаш у меня имеется. А вот огонь из пасти должен быть золотистым. Именно золотистым, что-то среднее между красным и желтым, тут одним