Читать книгу "О чем говорит боль - Мишель Одул"

Сознательное и бессознательное

Что мы можем констатировать? Если в точности повторить построение схемы Предшествующего неба / Последующего неба, приведенной на странице 24, то Предшествующее небо становится бессознательным, ночным сознанием, внутренней тишиной, а Последующее небо – сознательным, дневным сознанием, явленным, внешним звуком.

Бессознательное

Рассмотрим более подробно данные, которыми мы располагаем. Нам известно, что Предшествующее небо представляет собой уровень, предшествующий жизни. Это стадия «подготовки» к существованию в любом плане (правила, структуры, выбор и т. п.). Когда мы соотносим Предшествующее небо с бессознательным, оно представляет собой то, что предшествует явлению, некий уровень, где готовится «видимое», которое происходит в осязаемом и сознательном мире. Действия, поступки, достижения относятся к сфере явного, видимого, которое мы способны ощутить и которое может быть непосредственно связано с «горизонтальностью» и «подготавливается» в бессознательном.

Именно в бессознательном располагается голографическое сознание, о котором я говорил выше. Именно оно разрабатывает действия, которые позволят нам конкретизировать выбор для прохождения пути жизни и проживания нашей персональной легенды. Это сознание несет в себе память и знание внутреннего выбора, сделанного нами на Предшествующем небе, и оно «знакомо» со всеми Хрониками Акаши, нашей личной мифологией. Бессознательное располагает всей информацией, сохраненной энергией предков. Следовательно, оно знает, каковы наш выбор и наши потребности в переживании, и поэтому способно найти наилучшие процессы для нашего «преуспевания». Именно здесь (как и в случае с «наказанием») может возникнуть путаница между свободой, предопределенностью, судьбой, предназначением и роком. Ведь если наблюдать за этими процессами апостериори и не со стороны, то можно сказать: «Это было предначертано». Это действительно было предначертано, но не в буквальном смысле слова, когда нам пришлось бы следовать написанному чем-то или кем-то сценарию, в котором мы были бы всего лишь ожившими марионетками, вброшенными во внешний мир. Это было предначертано в том смысле, что это было сделано нами, мы сами предначертали внутри себя наилучший из возможных сценариев для достижения поставленной цели.

Возможно, это будет легче понять, если включить воображение. Например, если я желаю поехать в Ниццу на карнавал, то это решение заставит меня сделать логистический выбор для его достижения. Прежде всего я должен подать заявление на отпуск и забронировать отель. Разумеется, я выберу наиболее подходящий мне отель. Но при недостатке опыта я рискую опоздать и не найти свободного номера. Затем я должен принять решение о средстве передвижения. Если я люблю автомобили и скорость, то поеду по шоссе. Если же меня интересуют красивые пейзажи, то выберу проселочные дороги в окрестностях Ниццы. Тогда мне придется выехать на день раньше. Если я боюсь ездить на машине, то поеду на поезде, а если уж очень спешу, то полечу на самолете. Итак, все присущее нам определяет наше поведение и наш выбор. Для достижения одной и той же цели каждый из нас будет вести себя так, как свойственно только ему, как связано с его собственными воспоминаниями.

Но даже приняв решение, я волен в любой момент изменить его и вообще не поехать в Ниццу. Если я того пожелаю, ничто не помешает мне сойти с поезда в Лионе или в Марселе и остановиться в Альпах, если я путешествую на машине. Но если я сел в самолет, то сделать это будет невозможно без промежуточной посадки (кстати, интересно поразмыслить над правильностью выбора «скорости» для личного развития и ее реальной изменчивости). Чем позже я приму решение изменить свою цель, тем дороже оно может мне обойтись (потерянный отпуск, неустойка отелю, расходы на билет на поезд и т. п.), но оно всегда возможно. Тем не менее ясно, что я испытаю разочарование, не поехав на карнавал. Но если цель поездки заключалась в разрешении сложного и неприятного дела, то я постарался бы избежать, уклониться от этого тяжкого момента, хотя мне когда-нибудь все равно придется урегулировать эту проблему. Чем дольше я буду откладывать ее, тем труднее и дороже (неприятнее) мне все это обойдется.

Но если я все успешно сделаю, то буду в Ницце на карнавале в подходящих для меня условиях. Это логично, и здесь нет ничего удивительного. Мы вновь можем присмотреться к тому, как все работает внутри нас и каким образом внутренний выбор определяется существующими «воспоминаниями». Правда, чаще всего все это происходит бессознательно, а здесь я знаю, что решил и чего хочу достичь.

Предположим теперь, что за мной наблюдает какой-то инопланетянин, который не в курсе наших обычаев и земных привычек, не знает моих предпочтений и моего решения. Что он видит? Он видит индивида, собирающегося посетить карнавал в Ницце. Если он выяснит все происходившее до моего прибытия в Ниццу, то что он решит? Все мои поступки до моего приезда (оформление отпуска, бронирование отеля, поезд и т. п.) докажут ему только одно: все складывалось и протекало так, чтобы я в этот день оказался в Ницце. Если он задастся вопросом о моем присутствии там и его причине, то сможет сделать четкий вывод: было предначертано, что я должен был поехать в Ниццу. Все мои действия вели к этому и развивались в этом направлении, как если бы они были предопределены, чтобы я пришел к такому результату. Я покажусь ему марионеткой, которую течение несет по реке. Ему не хватает самой важной информации, чтобы он мог думать иначе, а именно, что это я сделал выбор и решил поехать в Ниццу. Я не предопределен (потому что сделал выбор). Говоря упрощенно, мы можем уподобить наше существование со спектаклем, где Предшествующее небо было бы автором пьесы, а Последующее небо – режиссером.

Все перипетии нашей истории записаны в нашем пренатальном шэнь, в нашем глобальном, голографическом сознании, а постановка реализуется нашим бессознательным, нашим внутренним наставником, или проводником. Наше сознательное (кучер) и наше физическое тело (коляска) – это видимые и избранные актеры. Они не должны нарушать мизансцену и отклоняться от своей роли, однако они обладают некоторой свободой и возможностью импровизировать, если не нарушают основную нить жизни (путь, легенду). Когда все идет нормально, в конце спектакля (смерть) мы получаем удовлетворение от того, что сохранили нить и успешно исполнили роль (путь жизни). Но когда мы не следуем мизансцене, отступаем от нити жизни, то происходит нарушение равновесия между бессознательным и сознательным, между актером, ролью и постановкой. Именно тогда возникают напряженность, страдания, болезни, несчастные случаи и разного рода подавленные желания.

Видимо, великая конечная цель жизни заключается в том, чтобы достичь согласованности между бессознательным и сознательным, между внутренним наставником, или проводником, и кучером. Именно здесь, я думаю, кроется секрет глубокой гармонии, подлинной безмятежности, которая показывает нам, что все это является отнюдь не достоянием культуры или воспитания, а «просто» результатом правильного и бескомпромиссного индивидуального труда. Вот почему понятие гармонии очень далеко от понятия интеллекта или культуры, но зависит исключительно от уровня согласованности между тем, кем является индивид, и тем, что он делает, – и его путем жизни. Поэтому мы сможем встретить и прочувствовать эту глубокую силу у тибетского ламы, у пастуха с Ларзака[7], у учительницы начальных классов из самых глухих уголков Канталя[8] (где я родился), у бретонского рыбака, у современного философа, биолога или у старого английского садовника.